Будучи праведным христианином, — продолжал автор, — мы глубоко опечалены тем, что между Церковью в Риме и Церковью в Константинополе произошел раскол. Несомненно, это происки сатаны, сеющего вражду и раздор в христианском мире во времена, когда угроза его благополучию очень велика. Благородный брат, умоляю тебя примириться с отцом Церкви в Риме и забыть разногласия, чтобы быть сплоченными перед лицом наших общих врагов — арабов и турок. Не сомневайся в том, что тебе не придется встретиться с ними в одиночку. Знай, что мы поклялись посетить могилу нашего Господа Иисуса Христа с многочисленной армией, как это и подобает нашему величию, чтобы повергнуть и уничтожить Его врагов во славу имени Господнего.
В знак нашей христианской дружбы я шлю тебе не золото и не алмазы, хотя мы обладаем богатствами, которым нет равных под небесами. Вместо этого я посылаю тебе истинное сокровище духа, подлинное описание жизни и учения Иисуса, оставленное тем, кто знал Его лучше других, кто один обладает скрытой мудростью, переданной ему нашим Господом Спасителем в то время…
Геро заметил, что в дверь кто-то вошел. Он поднял глаза — это был Ричард. Времени спрятать письмо уже не оставалось. Накрыв его чистым листом пергамента, он начал поспешно писать первое, что пришло в голову.
«Еще одно чудо, о котором рассказал мне господин Косьма. В год, когда я родился, на небе на юге появился великий огонь и пылал так ярко, что не представляло никакой трудности читать вне помещения ночью. Зарево сияло в течение десяти лет, мало-помалу ослабевая, а когда оно исчезло, в том месте появилось множество звезд, которых не было там дотоле».
Ричард подступил к столу бочком и склонился над ним каким-то особенно раздражающим Геро образом.
— Что ты пишешь? — спросил его нормандец, прикрывая лицо ладонью.
— Отчет о нашем путешествии. Если ты не возражаешь, я бы остался один, в тишине, чтобы воссоздать в памяти подробности.
— Как дойдешь до посещения наших земель, не забудь включить описание стены, построенной императором Адрианом. Недалеко отсюда находятся усыпальницы и замки, не претерпевшие изменений со времен римских легионов.
— Наверное, на них стоит взглянуть, — согласился Геро. — Я, возможно, пойду туда завтра.
— Только не ходи один. Это слишком опасно.
Геро снисходительно улыбнулся.
— Ты разговариваешь с человеком, который перешел через Альпы.
— За месяц до вашего прихода трое разведчиков поехали верхом на север, да так и не вернулись. Наверное, шотландцы их съели.
Геро вернулся к своему манускрипту, обнаружив, однако, что потерял ход мысли.
— Я организую охрану, если ты научишь меня таинству письма, — сказал Ричард.
— Вообще-то, на это уходят годы.
— Я был бы прилежным учеником. Мне бы хотелось развить в себе хоть один талант.
Геро положил перо.
— Покажи мне свое лицо. Ну давай, не стесняйся.
Ричард опустил руку, открывая родимое пятно сливового цвета, которое занимало одну его щеку от уха до рта. Его лицо было бледным и измученным, но в глазах, как показалось Геро, светился ум.
— Мне приходилось видеть и худшие физические недостатки.
— Значит, договорились?
Геро с покорностью вздохнул.
— Начнем с алфавита, с букв, из которых, как из кирпичиков, строится язык. Первая из них «альфа». Она произошла от древнееврейской буквы «алеф», что значит «бык».
В дверном проеме появилась массивная фигура, загородившая свет. Ричард вскочил, опрокинув чернильницу.
— Что ты наделал! Твои руки такие же неуклюжие, как и твои мозги.
— Проваливай, — скомандовал Ольбек, наградив удирающего Ричарда затрещиной. — Боже, неужели этого остолопа уродил я? Не может управиться ни с мечом, ни с копьем. Не способен сидеть в седле. Надо было утопить его сразу после рождения.
Ольбек обратил свое внимание на Геро, лихорадочно промакивающего страницу.
— Оставь это, — недовольно проворчал он.
— Он испортил мой единственный лист.
— Это дело поправимое, — сказал Ольбек.
Широко расставив ноги, он сел на скамью и внимательно посмотрел на Геро, как фермер, оценивающий свою скотину.
— Ты ведь доктор, так?
— Пока что не дипломированный. Мне еще нужно завершить практическую часть обучения, а потом я собираюсь прослушать курс анатомии.
— Сколько тебе лет?
— Этим летом будет девятнадцать.
— Боже праведный, я бы все отдал, чтобы снова стать девятнадцатилетним. Все лучшее впереди: битвы, сулящие победы, земли, ждущие завоевания, женщины, желающие быть соблазненными.
— Не уверен, что мое призвание позволит мне пройти столь же героический путь, как ваш. Может, вы мне расскажете о ваших хворях? Вас ведь беспокоят ваши раны, правда?
Ольбек взглянул на дверь.
— Ничего из того, что вы мне расскажете, не выйдет за пределы этих стен, — предупредил Геро. — Клятва Гиппократа, которую я торжественно давал, обязывает меня хранить все в строжайшей тайне.
Граф ткнул сицилийца в грудь.
— Забудь про Гиппо-как-его-там. Ты будешь держать язык за зубами, потому что я тебе его отрежу, если ты им выболтаешь хоть одно слово, которое я тебе скажу.
Он подошел к выходу, выглянул наружу, затем плотно затворил дверь.
— Какое у тебя сложилось впечатление о моей жене?
— Целомудренная леди безупречных нравственных принципов, — поспешно выпалил Геро.
Ольбек некоторое время переваривал сказанное.
— Это все верно, конечно, но как мужчина мужчине скажу тебе, что моя леди знает, как доставить и получить земные удовольствия.
— Благочестие и страсть в идеальном равновесии. Вы счастливый человек, милорд.
— Не настолько, как хотелось бы. Маргарет не разговаривает со мной с той самой ночи, как я отказал ей в просьбе послать экспедицию в Норвегию. Женщины так же ловко орудуют молчанием, как солдат — копьем.
— Сочувствую, сэр. Мои сестры…
— Конечно, она моложе меня. Все было в порядке, пока я не получил эту рану в битве при Гастингсе[11]. Мы ударили во фронт войскам Гарольда. Его гвардеец, детина здоровенный, как медведь, рубанул меня топором. На дюйм[12] ближе, и он развалил бы меня надвое. — Ольбек помял себе пах. — Это чудо, что он не лишил меня мужского достоинства.
«Боже, избавь меня от его сокровенных тайн», — взмолился Геро.
Ольбек постучал по столу.
— Скажу прямо. Моя жена хочет еще одного ребенка. Она достаточно молода, к тому же, конечно, опасается за право наследования.