Утром я проводил брата и Ремизова в боевой полет. Они полетели на разведку к Запорожью, еще занятому врагом. Когда самолеты скрылись, я увидел, что на холм, где располагался наш КП и радиостанция, быстро поднимается Валя. Лицо ее от быстрой ходьбы раскраснелось и похорошело еще больше. Она глубоко дышала. Весело поздоровавшись со мной, Валя как-то по-особенному доверчиво посмотрела на меня. Я догадался, что Саша рассказал ей о нашем разговоре во время отправки письма домой. Присев, Валя спросила:
— Куда пошла эта пара?
— В Запорожье, на фрицев посмотреть.
Лицо Вали сразу стало настороженным. Глаза наполнились тревогой. Девушка молча смотрела в сторону фронта, сразу как бы уйдя от меня. Она была сейчас вместе с Сашей в его полете. С благоговением я вспоминаю Валю и подобных ей девушек, которые делили с фронтовиками все трудности, вместе с ними без ропота и жалоб несли службу. И как было прекрасно, если между ними возникали светлые хорошие чувства! Мне хочется с гневом и презрением отмести все гадкие разговорчики, грязные намеки, которые иногда позволяли себе мещане и обыватели по адресу наших фронтовых подруг, наших настоящих друзей. Честь и слава им, прекрасным девушкам-солдатам!..
Наше молчание нарушил приход командира полка. Валя передала ему шифровку, которую принесла из штаба.
С КП мы ушли вместе. Заговорили о каких-то посторонних вещах, но вдруг Валя неожиданно остановилась и схватила меня за руку.
— Знаете, мне тяжело ждать. Я иногда даже плачу, пока Саша не вернется.
На глазах у нее выступили слезы. Я старался ее успокоить:
— Саша — хороший летчик. Не «рябчик». Все будет в порядке.
В этот момент я даже позавидовал брату: у него такой хороший друг, товарищ, любимая. Я прошел еще несколько шагов, и тут меня остановил женский голос:
— Одну минуточку, товарищ младший лейтенант.
Я обернулся. Ко мне подходила Нина Георгиевна. Вид у нее был по-прежнему официально холодный.
— Пойдемте, я посмотрю вашу руку.
Я отказался. Она настаивала и даже пригрозила, что будет жаловаться командиру полка. Что ж, я подчинился. Мы молча пришли в санчасть, необыкновенно чистую и светлую. Это была положительная черта нашего молодого врача — она была до педантизма чистоплотна. Стащив гимнастерку, я протянул ей руку. Она осмотрела ее довольно небрежно и казала равнодушным тоном:
— У вас все в порядке. Когда вам зашили ее: вчера, позавчера?
Я был ошеломлен: врач, который готовит диссертацию, не может отличить недельный шов от однодневного! Сначала у меня мелькнула мысль, что она шутит, но Нина Георгиевна была совершенно серьезна. Я объяснил, что шов семидневный, и ушел. Побродил по поселку. Над головой проносились самолеты, уходившие на боевые задания или на тренировки. Мимо проезжали машины; оглушительно треща моторами и поднимая клубы пыли, мчались мотоциклисты; шли люди. Все были заняты, озабочены, только один я ходил без дела, и это просто бесило. Я не знал, куда себя девать. Побывал в парашютной, затем направился в штаб, расположенный в доме на краю села. Шел медленно, ругая про себя техников, которые все еще возились с моим самолетом. Сейчас бы только летать и летать. Ведь какая хорошая погода стоит! Да и нога уже меньше болит. Просто удивительно, как быстро на фронте заживают раны. Молодость, сила, здоровье и жажда сражаться с врагом берут свое.
Снова пришло письмо из дому. Обстановка на Дальнем Востоке была тревожная. На границе участились провокации японской военщины. Квантунская армия угрожала нашему тылу. И нам приходилось держать на Дальнем Востоке большие воинские силы, чтобы, если понадобится, отразить нападение Японии.
А как те войска нужны были там, на фронте против фашистов! Но дойдет очередь и до вас, самураи! Мы вспомним все! Наш удар будет беспощадным!
Где брат?
Подойдя к штабу, я услышал плач. Оглянулся — никого нет. Плач доносился из-за угла. Заглянул и увидел Валю. Прижавшись к шершавой деревянной стене лицом, она плакала навзрыд. Плечи ее вздрагивали.
— Валюша, что с вами? — подбежал я к ней. — Валюша! Вас обидел кто-нибудь?
Услышав мой голос, Валя обернулась и бросилась мне, выкрикивая сквозь слезы:
— Саша! Саша!
Меня точно огнем обожгло: что-то стряслось с братом! Я взял Валю за руки:
— Спокойнее, ну спокойнее! Что случилось-то?
Всхлипывая, Валя с трудом выговорила, что Саша не вернулся из полета, об этом даже в дивизию сообщили. «Сашка, Сашка! — с болью подумал я. — Неужели ты погиб?
— Сейчас все узнаю, — сказал я Вале и заковылял на КП, не обращая внимания на боль в ноге. Немного не доходя до КП, я замедлил шаг и, отдышавшись, вошел в землянку. Там слышались громкие взволнованные голоса. Увидев меня, товарищи замолкли. Я переводил взгляд с одного летчика на другого:
— Что случилось? Говорите, что случилось?
Все молчали. От нар отошел Ремизов, я его только сейчас заметил, и взял меня за локоть:
— Владимир! Хоть убей, я не знаю, где и как это произошло!
— Да что, что случилось?! — выкрикнул я. — Рассказывай наконец!
Меня била мелкая дрожь, и я вынужден был присесть на нары. Ремизов, виновато поглядывая на меня, рассказал о полете.
Выполнив задание, он и Саша возвращались домой. Когда приблизились к линии фронта, увидели, что восемь наших яков ведут бой с десятью «юнкерсами».
— У меня горючее было уже на исходе, но я все ж решил помочь своим, — говорил Ремизов.
В землянке стояла тишина. И хотя Ремизов повторял рассказ, все слушали его внимательно.
— Прежде, чем ввязаться в бой, — продолжал Ремизов, — я посмотрел на самолет Саши, который все время шел слева от меня, и... не нашел его. Не было его и справа. Я запросил по радио: «Саша, где ты?» Несколько раз запрашивал, но ответа не получал. Прошел над линией фронта, — Сашиного самолета нигде нет. Бой ушел в сторону, и я на последних каплях горючего дотащился до аэродрома.
Ремизов умолк. Он сидел, опустив голову, и рассматривал свои пальцы.
— Может, в бой он ввязался? — спросил я с надеждой.
— Кто его знает? — вздохнул Ремизов. — Едва ли. До боя было далеко, и я бы заметил Сашу.
Мы терялись в догадках. Куда девался Саша? Высказывались самые различные предположения.
В землянку заглянул посыльный из штаба:
— Младший лейтенант Некрасов, к командиру полка!
— Наверно, что-нибудь узнали о Сашке, — крикнул я и, превозмогая боль в ноге, побежал на КП.
Поднимаясь на холм, где была радиостанция КП, я с удивлением услышал, что наш «батя» разговаривает с женщиной. Обычно женщины не посещали КП. Во время полетов у наших летчиков, хотя мы с этим и боролись, часто в трудную минуту вырывались крепкие словца. А тут на КП женщина спокойно говорит с командиром полка. Удивление возросло еще больше, когда я увидел Нину Георгиевну.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
