— Юная дева! — приятным баритоном жизнерадостно сообщила гостья, уперев руки в боки. — В жертву приноситься пришла! На пожрание тебе, гаду крылатому.
Согласно семейной легенде, после этих слов дева, не давая мерзопакостному ящеру опомниться, схватила его за хвост, выволокла из пещеры, раскрутила вокруг себя, да кааак шмякнет головой о скалу! Искры, сказывают, сыпались такие, что зарево аж от села видели. А дева все размахивалась и стучала об утес драконом, приговаривая что-то там о правильном питании.
— И что? — обмирая, спросила царевна. — Убила?
— Да нет, — Олешек пожал могучими плечами. — Они ж, гады, крепкие. Бронированные. Но вот всякое там помутнение в голове как рукой сняло. Не зря ж говорят, мол, клин клином… никаких с тех пор дев. Он еще извиняться потом прилетал. Говорил, мракобесы попутали, не в себе был. Тетушке за исцеление чудесное в ноги кланялся… И, главное, лавы с тех пор — в рот не берет!
Царевна попыталась вообразить, как кланяется в ноги дракон. Мда…
В сказках, что Наина читала ей на ночь, прекрасные девы, похищенные чудовищами али еще в какую беду попавшие, всегда смирно дожидались, пока их спасут. Потом появлялся герой на белом коне, побеждал чудовищ и на спасенной девице женился. Алька, конечно, с удовольствием воображала всегда себя на ее месте. А теперь вдруг подумалось: а ведь скучно так, наверное — сидеть себе, ждать, спасут, али не спасут…
А еще вот интересно, пришло вдруг ей в голову. Богатыри-то все неженатые. Хотя людей спасать — их служба. Наверняка и дев среди тех спасенных немало. На всех-то не наженишься. Наверное, в реальности герои после подвига сразу быстро-быстро сами от дев спасаются? Не то б давно всех окрутили.
А ведь здорово как — не дожидаться никого, а самой взять и чудище одолеть! Небось тогда никто не скажет, что не доросла она еще царством править. Будут славить ее, спасительницей называть, защитницей… Воображать себя не спасаемой девой, а целой героиней, Альке неожиданно понравилось куда больше. И в самом деле — как же раньше она об этом не думала? Да ведь и сидеть сложа руки, ждать у моря погоды, никогда не было по ней!
Вот бы и ей так — чтоб за хвост супостата хвать и…
Она с тоской посмотрела на свои руки — тонкие, белые. Кожа на кистях за последние дни чуть огрубела, а на пальцах и ладонях кое-где появились и мозоли. Но вот силы в них от этого ничуточки не прибавилось.
Дракон в ее воображении взмахнул хвостом, и вцепившаяся в него царевна полетела об скалу.
Эх…
Ничего! Она выпрямилась, гордо расправив плечи. Вон, даже Михайла сказал, если много трудиться, то и умение будет. Так что мы еще посмотрим, кому об скалу летать!
* * *
Укладываясь спать в этот вечер, Алька, навострив уши, чутко прислушивалась, пытаясь уловить, о чем говорят мужчины наверху.
Переговаривались богатыри негромко, но если приподняться на кровати, почти упираясь головой в лестницу…
— Очередная блажь капризной девчонки, — голос Ратмира сложно с чьим-то спутать. — Завтра же сдуется.
— Не думаю, — в голосе Савелия слышалась усмешка, но какая-то добродушная. — Упрямая у нас девочка. Михайла, а почему ты согласился? Неужто и впрямь думаешь, что она выйдет за своего Елисея и станет сама армией командовать?
Михайла ответил не сразу. Говорил медленно, будто с трудом подбирая нужные слова.
— Не знаю. Но она… решила наконец сама что-то сделать для того, чтобы стать хорошей царицей. Может, вовсе впервые. А учеба — она никакая лишняя не будет…
Алька улыбнулась в темноте и опустилась обратно на подушку, заодно натягивая к подбородку одеяло.
Завтра… завтра начнется новая жизнь. Жизнь богатырей полна опасностей, приключений и настоящих, каждодневных подвигов. Это тебе не в светелке целый день с решебником сидеть.
От предвкушения сладко пело и бурлило что-то внутри — может, в душе, а может, в желудке. Возможно, все-таки последний пирожок на ночь есть не стоило.
Глава восьмая, в которой скачут кони и загадываются загадки
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы там с ума все посходили?! Да если с ее головы хоть волос упадет… а ну как она поранится?! Есть у вас там хоть кто в своем разуме?!
Колдун стоял, склонив голову и пережидая бурю. Правительница Наина Гавриловна изволила гневаться.
Нет, говорила она по-прежнему ледяным тоном, однако чудилось почему-то, будто вот-вот с кончиков пальцев ее посыплются искры.
“А стихия ее — огонь, должно быть”, — подумалось вдруг Ратмиру. И к чему бы?..
Чернокрылый сокол опустился на Наинино окно с рассветом.
Покои правительницы состояли из опочивальни и светелки — правда, в последней она, вопреки девичьему обыкновению, не рукодельничала да с подружками общалась, а государственные документы разбирала.
Резкое “Кьяяяк-кьяк!” — ворвалось в рассветные самые сладкие сны, и открыв глаза, Наина не сразу поняла, что означает этот крик. А догадавшись — вскочила с постели и заметалась по опочивальне молнией.
В смежную светелку она неторопливо вплыла лишь несколько минут спустя — как всегда, безупречная. Царственно кивнула гонцу, уже обернувшемуся человеком и склоненному в поклоне. На лице ее привычно — будто маска хрустальная. Ни один мускул не дрогнет.
Но вести, принесенные колдуном, оказались столь странными, что чудилось, вот-вот та маска треснет и осыплется пылью к ногам.
Давать девчонке в руки оружие?! Учить ее драться?! Немыслимо! Безумно! Невозможно! Опасно! Дико!
Но…
Мысли вдруг заработали в новом направлении, и кричать как-то разом расхотелось. Может быть, Алевтина научится защищаться? Охрана охраной, а умения лишними не бывают. Особенно учитывая последние вести с границ. К чему-то опасному богатыри ее не допустят… не допустят ведь? Зато на глупости времени не останется.
Наина требовательно посмотрела на богатыря.
— За безопасность Алевтины Игнатьевны головой отвечаете. Каждый!
— Несомненно.
— Развесите везде зеркала. Я должна видеть, что происходит!
— Боюсь, моя государыня, — голос колдуна по-прежнему был раздражающе-ровным, — царевна, сколько помню, не слепая. Она наверняка поймет…
Наина нахмурилась. Верно… Алька, кажется, давно догадывается о зеркалах. Не зря же ее подарок выбросила! Да и за все время, проведенное уже у богатырей, ни разу в зеркало не смотрелась. Как, интересно, обходится? В воду смотрится, что ли?
Едва заметно вздохнула.
— Постарайтесь хоть одно где повесить. Неприметное.
И лишь когда сокол выпорхнул из окна, из собственного Наининого зеркала послышалось сдавленное хихиканье.
— Дааа, — раздался оттуда голос отражения. — А я бы тоже посмотрела… как ее к воинской дисциплине приучать станут!
* * *
“Испытание для каждого свое”, сказал Савелий. И, как оказалось, “свое” нашлось бы и впрямь для каждого. Почти.
— Что значит — сойтись в поединке с каждым в отряде?! — Алька таращила глаза, не веря своим ушам. Да они смеются над ней? И… да какое ж это тогда испытание, если ты еще до обучения с богатырями можешь сражаться?!
— И по крайней мере в двух победить, — серьезно кивнул Савелий. — Вот только поединки бывают разные. А какие — решать тебе. Нас в отряде — без ученика, конечно, — шестеро. Стало быть, шесть поединков. Не меньше двух — должны быть в воинских умениях. Для тебя… скажем, конная скачка — это раз. Два — говоришь, рогатки да снежки? Надо будет с луком и пращой тебе потренироваться. А может, и ножи метать. Но это после — быстро никакое оружие не освоить. Рогатка так рогатка. А еще четыре… выбирай что хочешь. В чем соревноваться готова. Хоть в вышивании. Или в гляделки. А отряд на каждый поединок своего бойца выставит — тут уж по нашему выбору.
— То есть — совсем что хочу? Что, правда — хоть вышивание?
— А что? — богатырь прищурился. — Вышивание — это и терпение, и усердие. То и другое воину пригодится. Можешь и кашеварство выбрать — про него уж рассказывал, зачем оно. Или вот гляделки — победишь, значит, выдержка в тебе есть. И она не лишней будет. Говорю ж — у каждого свои сильные стороны. В чем бы ни достиг человек мастерства — всякое умение пригодится. И в отряде у каждого своя роль. Скажем, ежели разведать что тайно надо — Акмаль ходит. Стену нужно снести — тут лучше Олешека никого нет. Каждому свое, а испытание покажет, в чем ты в самом деле сильна. Правил в поединках нет…
