Следом направились в магазин.
Те же самые потомки эмигрантов из Союза, слова которых, как я уже понял, можно смело делить на семь и после не принимать во внимание, рассказали мне о страшном советском явлении, называемом словом, похожем на имя вымершего шумерского бога или демона: llabbaz. Ллаббаз этот представлял, по их словам, единственный существующий в СССР вариант магазина, где только и можно было что-то приобрести. Было это непременно ветхое здание, часто даже деревянное, с непременными щелями в стенах и дощатой крыше. Товары валялись на полу его без видимой системы, да и качества были настолько ужасного, что даже стоили, все без исключения, одних и тех же денег. От резиновой обуви kalosh и метрической, примерно, пинты алкогольного дистиллята, до двухфунтового куска вонючего дегтярного мыла цена была неизменной, и составляла tri rublya shestdesyatdve kopeiki.
Как и ожидалось, никакого ллаббаза я не нашел. Универсальный магазин предстал передо мной огромен, двухэтажен и светел. Очень большие отделы, названные по типам товаров, да непривычное отсутствие ценников — вот и все, что принципиально отличало магазин в советском Архангельске от Эрноттс, Дьюнс или Дэбенемс в Дублине, Корке или Лимерике. Немного смущала разница в дизайне помещений: в отличие от вырвиглазного «кто-на-что-горазд», привычного в торговых центрах, тут, как будто, поработал один-единственный дизайнер. Позже я узнал, что этот же специалист, оставшийся загадочным Vkhutemass, поработал буквально над каждым магазином универсального профиля в стране.
- Товарищ профессор, не переживайте за бюджет, - попросила девушка Анна Стогова, как бы приглашая нас принять участие в празднике потребительства и мотовства.
Лично меня дважды уговаривать было совершенно не нужно.
В следующие два часа ваш покорный слуга открыл в себе совершеннейшего шопоголика: две левитирующие тележки, подхваченные переводчицей у самого начала торгового променада, были заполнены доверху. Навскидку, в них поместилось до шести кубических фунтов: там было буквально все!
- Ты как на северный полюс собираешься, Локи, - посмеивался вышагивающий налегке Хьюстон. - Поверь, там достаточно приличные бытовые условия!
Возможно, американец был прав, но профессора Амлетссона, первый раз в жизни дорвавшегося до нормального экспедиционного оснащения, было уже не остановить: пределом послужил объем тележек, и, наконец, иссякнувшая фантазия.
На кассе… Никакой кассы не было. «Да ладно!» - восхищенно и про себя возмутился я. «Я понимаю, эфирный вычислитель у важного таможенного чина. С некоторым скрипом, но допускаю, таковой на рабочем месте государственного чиновника чего-то-там-миграции. Вполне возможно, оно так устроено специально, пускать пыль в глаза иностранцам. Но чтобы так!». Действительно, иностранцев, по крайней мере, ежедневно, в советском магазине не предполагалось, делать вид было не перед кем, новейшей техники быть было не должно… Но она была!
Молодая девушка, очевидно, продавец или кассир, ловко извлекла откуда-то жезл. Тот снова больше напоминал толстый и длинный карандаш, нежели вычурную волшебную палочку, и им девушка принялась чертить в воздухе некий символ. Символ охотно чертился и не гас, зависая подобием насыщенной эфирными силами маголограммы: я присмотрелся и узнал какой-то вызов кого-то там.
Кто-то там, очевидный цифродемон, явился на вызов в виде легкого мерцающего облачка, но тут же принял вид мне привычный и знакомый: за исключением отсутствия медленно истаивающих ног, он доточечно напоминал товароведа из дублинского универмага Пенни, только на форменной ливрее не было ни одного знака отличия.
Демон присмотрелся сначала ко мне, потом к покупкам, извлек из ниоткуда старинный абак и принялся ловко щелкать костяшками. Делал он это недолго: минуты, наверное, две, после чего поклонился мне, потом призвавшей его девушке и растворился в воздухе.
- Spasibo za pokupku. Prihodite k nam esche! - радостно улыбаясь, сообщила девушка-кассир.
Я, кстати, все-таки последовал давешнему совету американского инженера, и весь огромный набор купленного легко уместился в относительно небольшом и нетяжелом саквояже, тот, в свою очередь, занял место в багажном отсеке мобиля, и мы покатили куда-то в порт.
- Нам теперь следует отправиться в окрестности Мурманска, - сообщила девушка Анна. - До полуострова можно добраться и посуху, но это намного дольше, поэтому путешествовать мы будем по воде. Надеюсь, профессор Амлетссон, Вас не укачивает?
Разумеется, потомка наводивших ужас на всю северную Европу морских разбойников, а после и мирных, но предприимчивых рыболовов, укачивать на море не могло чисто технически, о чем я и не преминул гордо сообщить.
- Тем лучше! - обрадовалась переводчица, проводник, шофер и, скорее всего, офицер государственной политической полиции. - Мы, кстати, приехали.
Через десять минут, зарегистрировавшись на рейс и получив уведомление о том, что plavsredstvo вот-вот будет подано под посадку, мы стояли на широком пассажирском причале. Вокруг нас было немноголюдно: то ли мы выбрали не самое популярное время, то ли особой любовью не пользовался маршрут. Смотреть на людей мне быстро наскучило, и я обратил взор свой к слегка рябящей глади залива.
Шерсть на многострадальном загривке моем поднялась совсем уже вертикально: вопреки ожиданию, к причалу подходил никакой не кораблик, пусть даже и современный. Монструозного вида аппарат напоминал аэроплан, только полностью металлический и совершенно циклопических размеров, непонятно как держащийся на поверхности холодного северного моря. Несоразмерно короткие и широкие крылья лежали на самой воде, два блока, видимо, турбореактивных, двигателей, зачем-то были вынесены вперед, почти к самой кабине пилотов. Впечатление аппарат производил мощное, но подавляющее.
Я плотно сжал челюсти: подзабытый испуганный скулеж снова пробивался наружу. Кошмар, было отпустивший меня буквально накануне, предстал передо мной в виде еще более страшном, чем раньше, ведь аэроплан — штука куда более страшная, чем, в общем, безопасный и комфортный дирижабль. И на нем, на этом монстре, мне предстояло лететь.
Глава 9. Океан и океан
Боялся я, кстати, совершенно зря.
Жуткого вида и колоссальных размеров аэроплан действительно оказался судном на какой-то малопонятной разновидности воздушной подушки. Он (или оно), конечно, летел (или летело), но на высоте совершенно несерьезной, очевидным образом опираясь всей своей огромной массой на поверхность холодного северного моря.
Против того, чтобы лететь на такой высоте, мой внутренний пес со встроенным куда-то внутрь рептильного мозга альтиметром не возражал, и, вместо того, чтобы скулить в самом незаметном углу, ваш покорный слуга вальяжно расположился в объятиях уютного дивана с миской чего-то фруктового на подлокотнике.
Места наши оказались в салоне первого класса: только так и можно было объяснить кожаную (я принюхивался!) обивку сидений вместо велюровой, огромные окна во всю стену вместо подслеповатых иллюминаторов и общую атмосферу комфорта и неприличной даже немного роскоши, зримо наполняющей салон.
Экраноплан — а я уже выяснил, что наш чудо-транспорт стоило называть именно так — несся над водной гладью ровно, без рывков и ожидаемых от невысоко, но летящего, судна, воздушных ям. Некая вибрация, конечно, ощущалась, но на самом дальнем крае восприятия, будто и не было ее вовсе.
Американский инженер флиртовал с юной пассажиркой. Пассажирка глупо и невпопад хихикала: обрывки фраз, доносившихся до моего уха, собирались в анекдоты, самые свежие из которых безнадежно устарели еще до моего рождения.
Переводчик и гид Анна Стогова читала с экрана маголограммы что-то, мне с моего места невидимое, но интересное, погрузившись в текст с головой.
Ученый администратор Наталья Бабаева, успев только разместить своих подопечных (нас) на диванчиках салона, куда-то вышла и пока не возвращалась.
