Слышал приказ комбата отъехать всей колонне от села. Очень быстро подлетели нам на помощь наши вертолеты – их вызвал командир полка. А то бы нас всех тут замочили. Развернулись, поехали назад. Только я вышел из машины, еще хватился, что кепку где-то потерял, как подлетает к нам «бэха», почему-то очень много дыма было от нее, хотя не горела. Останавливается, развернулась, я подбежал, открылись дверцы десантного отсека, гляжу – знакомые берцы капитана Гринченко, и сам он лежит в луже крови. Я обомлел, растерялся, был в шоке: перемешались запахи пота, пороха, крови… Запомнил этот запах на всю жизнь. Понял, что он был ранен снайпером. Капитан Гринченко единственный из нас был в бронежилете, и пуля попала ему в бок, между бронепластин. Вытащили его из БМП, он еще дышал, даже вставать пытался, я ему сказал: «Товарищ капитан, лежите», он меня за руку взял, крепко-крепко, – «Все будет нормально, товарищ капитан», его перевязали, посадили в МТЛБ и увезли в медбат. Через день я узнал, что он умер…
«Сделали все возможное…»
Эдуард Дроздов, врач медицинского взвода медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:
– В то время когда произошел бой у Рубежного, медрота была свернута и начала перемещение, но тут поступила информация, что везут раненого, мы срочно оставляем одну «апэшку» (АП-2, автоперевязочная. – Авт.), выгружаем из нее все, что может помешать, и готовим для оказания помощи, остальная техника уезжает.
Привезли капитана Гринченко с проникающим ранением в грудную клетку. Ранение очень серьезное, был и гемоторакс, и пневмоторакс. По всей видимости, был поврежден достаточно крупный сосуд в легких, кровопотеря была немалой. Андрей был еще в сознании. Сделали все возможное, Сергей Савенков всем занимался: поставил дренажную трубку в плевральную полость, повязку. Достаточно быстро прилетела вертушка, Гринченко эвакуировали, не помню – в Моздок или Владикавказ.
В госпитале недолго он пожил, пришла информация, что умер наш офицер. С Андреем Гринченко мне удалось познакомиться еще в ППД, запомнился он веселым, бодрым, задорным. Хороший был человек…
Сергей Булавинцев:
– Есть такое выражение: на войну не просись, а посылают – не отказывайся. Андрей Гринченко, когда батальон грузился в эшелон, лечился в госпитале, прибежал в гражданской одежде, упросил меня взять с собой. Я пришел к командиру полка: «Гринченко просится ехать с нами, давайте возьмем…» «Берите на любую должность, – говорит, – пусть и не на капитанскую. Едут семь человек, с которыми мы были вместе в Чечне. Если я не поеду, как я им буду смотреть в глаза!?» Так мы его и взяли.
Я потерял убитым всего одного офицера за год… Этим офицером и был Гринченко.
Виталий Заврайский, командир 4-й мотострелковой роты, гвардии старший лейтенант:
– Андрей Гринченко, командир гранатометного взвода, был мой названый брат. Для всего батальона это была большая потеря боевого товарища. Я с ним разговаривал перед боем и заметил, что мысли у него были какие-то непонятные, а он, оказывается, все предстоящее чувствовал.
Владимир Пономарев, старшина 4-й мотострелковой роты, старший прапорщик:
– За день до смерти он пришел ко мне с бутылочкой, выпили по сто граммов, посидели. Здоровый был, квадратный, мощный, веселый мужик…
Александр Кованов, наводчик-оператор АГС:
– Это была большая потеря для нас, а для меня потрясение, потому что я с ним был все эти дни. У него это была вторая кампания. Помню разговор офицеров, что кто второй раз едет в Чечню – домой не возвращается, капитан Гринченко ответил: «Все это ерунда, если погибнем, значит – судьба такая». Капитан Гринченко был боевой, настоящий офицер. Очень требовательный, аккуратный. Он всегда следил, чтобы во взводе все было – сигареты, хлеб, дух наш поддерживал. Я – кроме основных своих обязанностей – был истопником в его палатке, поэтому хорошо его узнал за эти первые дни войны.
Хотелось отомстить за командира, идти в бой. Когда стало все утихать, мы с Сашкой Полянским сидели на броне, обсуждали этот бой. Он был для всех нас уроком, поняли, что идет настоящая война. Мог ли я тогда знать, что и Сашка скоро погибнет… Утром после боя нас построил комбат. «Бэхи» стволами смотрели на Рубежное. Пришел какой-то старый генерал: «Сынки, гнезненцы!», много добрых слов нам сказал. Комбат, капитан Булавинцев, поблагодарил всех – как вели себя в бою, не то что разведка. В целом нам повезло: потери могли быть и больше.
Андрей Смирнов, психолог полка, майор:
– Первый погибший – капитан Гринченко… Я его грузил в вертолет, он был в сознании. Не думали, что умрет…
Первые потери в полку люди переносили не так тяжело, как могло бы быть, потому что многие не знали друг друга, не успели привыкнуть. Помню, как один раненый солдат лежит, и вдруг: «Ой, ой, ой! Нога падает!» Кость ноги у него была перебита и отваливалась. Ногу ему закрепили… Медики у нас были очень опытные, хирурги сильные, и психиатр – положен был по штату.
Когда начались боевые действия, то свои обязанности психолога выполнял в основном в медроте: проводил реабилитационные мероприятия после ранений, контузий, стрессов. Ездил и в роты, Сергей Сергеевич Юдин выделил мне для этого БРДМ. Смотрел, как живут солдаты, надо было выявить – точнее выловить – чумазых, привести их к комбату, чтобы заставил умыться.
Сергей Печугин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона по тылу, гвардии майор:
– Капитан Гринченко был хороший парень, очень добродушный. Лично его знал непродолжительное время, но после первой встречи с ним мне было ясно: на него можно положиться.
В том бою и первому батальону немного досталось. Был у меня во взводе обеспечения паренек-срочник (прости меня, братишка, не помню ни фамилии, ни имени твоего), водитель автотопливозаправщика на базе «КрАЗа». Я к нему при движении на марше постоянно прикреплял еще и четырехкубовую прицеп-цистерну. Когда начался бой, он моментально сориентировался и съехал в глубокий кювет, сохранив себя, машину, топливо и всех, кто был рядом с ним в колонне. Потом он еще не раз принимал правильные решения. Однажды – это было в начале декабря на Сунженском хребте возле злополучной школы – на скользкой от грязи дороге этот самый прицеп, полный бензина, на повороте потащил «КрАЗ» в крутой обрыв. Моментальная реакция и выверенные действия 18-летнего водителя остановили сползание. Вообще у меня срочники во взводе обеспечения были замечательные! Мой низкий поклон им за образцовую службу, профессионализм и дисциплинированность.
Из прессы:
Зеленые пики полковника Юдина
…Первый населенный пункт, Кречетово, прошли без боя. Найденный в одном из домов подвал с нарами и цепями наглядно показал тем, кто еще не был в Чечне, с кем воюем.
Под вечер вышли к Рубежному, у которого приняли первый бой. Духи, судя по отрытым лишь по колено окопам, наших так скоро не ждали. Но оборону занять успели.
Впереди, развернувшись в боевой порядок, шел второй батальон капитана Сергея Булавинцева. Когда до села оставалось метров пятьсот, из окраинных домов открыли огонь. А из глубины села ударили минометы. Одна мина легла прямо у командирского БТРа Юдина, не зацепив никого лишь каким-то чудом. Едва спрыгнули с брони, тут же рядом рвется вторая – духи по антеннам вычислили штабную машину. Спешились, рассредоточились, залегли. Булавинцев не растерялся, грамотно руководит боем.
– Барс, я – Гранит, – докладывает Булавинцев Юдину, – веду бой на рубеже таком-то. Есть «трехсотый», тяжелый – капитан Гринченко.
– Гранит, я – Барс, – тяжело вздохнул в ответ Юдин, – село Рубежное, из которого ранили нашего офицера, мочить в полный рост…
К вечеру, когда перестрелка стихла и стемнело, к боевым порядкам Булавинцева вышел старик. Я, говорит, русский, наконец мы, родные, вас дождались. И предлагает взять его на броню – чтоб показать места, где сидят духи. Сейчас, кричит, мы их всех вырежем.
Посмотрели. Определив по хорошо известным еще с первой войны признакам, что «казачок-то заслан», и артиллерии, и Булавинцеву пришлось дать огонь по тем местам Рубежного, которые, по словам деда, как бы «наши», и не стрелять туда, где старик определил духов. Дед аж заверещал. Боевиков, судя по появившимся наутро свежим могилам, на которых потом выросли зеленые пики, наколошматили там хорошо.
Константин Ращепкин, «Красная звезда», 4.12.2004 г.)
«Снаряды ложились где-то рядом…»
Алексей Хмель, механик-водитель БРДМ противотанковой батареи, рядовой:
– Часа в два ночи со 2-го на 3 октября меня подняли: «Надо срочно ехать!» Я, полусонный, майор Усиков и связист Роман Данковцев выехали, как потом оказалось, на корректировку. Помню, ехал и спросонья никак не мог поймать дорогу: колея то справа, то слева. Усиков молчал, не ругался.
