Правда, очки пришлось снять раз и навсегда. Дома – надевал, но на людях – никогда.
Но молодость прошла, отучился в институте, в армии не был, девушка, с которой и познакомился благодаря увлечению рукопашкой, потом семья, сын, работа, телек, комп – какой к чёрту спорт? О чём вы? Достаточно того, что при необходимости в тёмном переулке накостыляю «попутавшим». Хватит. Тем более с годами понимаешь – силой проблем не разрешить. А вот помножить – запросто. Понадобилось осваивать новые умения, навыки. Но это было в прошлой, почти мирной жизни.
Другой мир, другое тело, другая цель. Старые бойцовские практики и надо вспоминать.
Я видел удивлённые взгляды окружающих. Люди приходили в парк смотреть на мои упражнения, как в цирк. И что? Да пошли вы все! Как там говорится: «Тебе не всё ли равно, что о тебе подумает кабан?» Комплекс дыхательных упражнений, статические нагрузки, растягивание – вот пока то немногое, что мне доступно. Пару раз приходил Натан. Щупал пульс, слушал сердце, мерил давление, рассматривал зрачки глаза, язык. Хмыкал, уходил.
К вечеру тело болело невыносимо. Да, нельзя так, с непривычки. Но – время. Его опять нет. Я чувствую, как оно уходит. А я – ждал. Одно утешение – не в тоске и не напрасно. Тренировки, интересное общество, Катя.
В госпитале поднялся откровенный шухер. Как всегда при угрозе приезда большого начальства. Медперсонал носился с видом лёгкой истерики. Они разом пытались привести в божеский вид полы, стены, окна, двери и нас, излечаемых. Получалось плохо. Я даже не пытался помочь. В таких ситуациях – чем больше действующих лиц, тем больше бардак. Поэтому я ограничился уборкой самого себя. Помыл, что смог, в том числе и изрядно отросшие волосы, теперь чистые они стали как иглы дикобраза под ударом тока – торчали все разом строго перпендикулярно коже головы. Подстриг ногти (на правой руке с посторонней помощью) и побрился. Вот тут особый разговор. Никогда в жизни в руках не держал опасной бритвы. Только «жиллеты». Ясно, я опасался бриться. Отросла довольно приличная борода, густая, тёмно-русая, как у былинного героя, хотя и короткая. Но устав Красной Армии однозначно запрещает ношение бороды, неодобрительно морщится на усы, но терпит (Будённый), о чём мне неоднократно и непрозрачно намекнули все соседи по палате по очереди. Недоели даже. Пришлось браться за мыло и бритву. Но ничего страшного не произошло – выработанные рефлексы тела-Кузьмина выручили меня и здесь, как до этого с портянками (ну кто в 2010-х умеет их правильно наматывать?). Сбрил всё, хотя регулярно заглядывающий юный девичий медперсонал и просил оставить усы. Без бороды они у меня вызывали только одни ассоциации – «пи…да под носом».
Так что я теперь, воняя «Шипром» на пол-этажа, причёсанный, отмытый, в чистой-глаженой пижаме, сидел на своей койке у окна, подперев спину подушкой, и читал. Жюля Верна. Ну, как читал? Всё это в детстве же было перечтено. Пролистывал – легенда, батенька. Извольте не мистическим путем расширять кругозор, а реальным – осязаемым. Хотя не интересно уже перечитывать. Так, для вида листаю. На тумбочке лежал Толстой. «Война и мир». Уже пролистал. А Клаузевица мне достать негде. Неинтересен он хирургу Натану Аароновичу.
– Приехали! – пронеслось по коридорам, сопровождаемое топотом стада бегемотов. И вот стало тихо. Впервые за пару последних дней.
Я выглянул в окно. Но оно выходило во двор, видно было только нервного повара в белоснежном, а не сером, как до этого, фартуке. Эк их всех пробрало! Не нарком ли Тимошенко приехал?
Оказалось – нет. Часа через полтора в палату завалилась толпа военных со шпалами, звёздами на рукавах, во главе с седым, длинным (тощий, как вешалка, оттого казался длинным) типом с выпяченным подбородком, жестоким взглядом ледяных глаз исподлобья, недовольно сжатыми в тонкую линию губами. Серая кожа обтянула лицо, как у мумии. Один ромб в петлицах.
«Это с какой же шахты тебя извлекли? И как долго там мариновали? На силе воли держишься?» – подумал я. Вид этого седого был откровенно чахоточно-дистрофичный.
Делегация пожелала нам доброго дня и скорейшего выздоровления. Потом скрипучим голосом сказал седой:
– Я комбриг Синицын Александр Дмитриевич…
Я обалдел. Комбриг. Это что за прослойка? Знаю, есть полковник, следом – генерал-майор. Полк-дивизия. Меж ними бригада иногда бывает. И для бригады выделили отдельное звание? А вот чем бригада отличается от полка и дивизии? Два полка вместо трех, как в дивизии? Блин, ничегошеньки я не знаю.
– Подлый враг остановлен, получив по зубам под Смоленском и Киевом. Но для его окончательного разгрома сил пока недостаточно. Зато появилась возможность заняться подготовкой подкреплений. В стране началось формирование резервных армий. В нашей области – дивизии, в городе и районе – стрелковой бригады. Руководить этим буду я. Принято решение – бойцов, по излечении, направлять не в действующую армию, а на переформирование. Для передачи боевого опыта призывникам. Как говорится, за битого – двух небитых дают. Нам нужны инструктора в учебные роты. Кидать необстрелянных людей в бой – непозволительная роскошь. Поэтому командование и партия просит вас, товарищи, – поправляйтесь быстрее. Если имеются какие просьбы, предложения – говорите, не стесняйтесь. Мы поможем.
Вот оно! На ловца и зверь бежит. Я шагнул вперед, вытянулся, как смог:
– Старшина Кузьмин. Был ранен при бомбёжке, отстал от части. Прошу принять меня в бригаду. В действующую армию не годен, пока, – я поднял загипсованную руку, – но имею опыт обучения новобранцев. В процессе и долечусь. Время нас ждать не будет. Хребет зверю ещё не сломали, только отповедь дали. А без меня сломают – обидно будет.
– Орёл?! – ледяные глаза комбрига потеплели. Он повернулся к заведующему хирургией – Натану, старательно прятавшемуся за широкими спинами военкомов: – Он достаточно подлечился?
Натан выглядел одновременно сердитым, растерянным и обиженным, но голос был твёрд.
– Кузьмин был не столько ранен, сколько контужен. И что там в его голове сейчас происходит – непонятно.
– Как и у всех нас, – перебил его Синицын, – ближе к делу.
– Выписать его не могу, но и удержать его невозможно – опять под бомбы полезет. Его прямо к ним тянет.
– Это как? – удивился комбриг.
– Это не тот ли старшина, что своим видом ожившей мумии всех немцев распугал? – встрял ещё какой-то тип с тремя шпалами и огромной звездой на рукаве, – Он самый? О, Александр Дмитриевич, этот старшина уже успел отличиться. Во время бомбёжки станции сбежал отсюда, пешком дошел до вокзала, остановил панику среди железнодорожного персонала, понёсшего потери, организовал ремонт повреждённых путей силами женщин-путейцев и привлечённых бойцов, поддавшихся панике и пробегавших мимо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
