ГЛАВА III
— Послушайте! — сказала она.
Мы слушали шум дождя, треск поленьев в камине и звуки сирены — сигнал судам, заходящим в тумане со стороны Ист-Ривер.
— Мы в центре Манхэттена, и это наш тесный мирок, — сказала она.
Мне это понравилось. Я не хотел, чтобы прекращался дождь или чтобы рассветало. Впервые в жизни я по-настоящему отдыхал.
— Интересно, что скажут люди, когда узнают, что я жива, — сказала она.
Я подумал о людях, имена которых записаны в ее адресной книжке, и о напыщенных ничтожествах в ее конторе. Я подумал о Шелби, но произнес только:
— Кого бы я хотел видеть, так это Уолдо, когда он обо всем узнает, — и засмеялся.
— Бедный дорогой Уолдо! — сказала она. — Он тяжело переживал?
— Как вы думаете?
— Он любит меня, — сказала она.
Я подложил еще полено в огонь. Я стоял к ней спиной и не мог видеть ее лица, когда она спрашивала о Шелби. Наступил четверг, двадцать восьмое августа — день их свадьбы.
Я отвечал, не поворачивая головы:
— Шелби в порядке. Он был откровенен, помогал мне и был добр по отношению к тете.
— Шелби прекрасно держит себя в руках. Он вам понравился, правда?
Я по-прежнему смотрел на огонь, пока он окончательно не потух. Существовали фальшивое алиби и бутылка «Три Хорсис Бурбон», страховочные деньги и коллекция неиспользованных обрезов. Теперь я натолкнулся на новый комплекс противоречий. Два плюс два уже не давали четыре. Страховка в двадцать пять тысяч долларов окончательно исчезла.
Мне тяжело было начинать задавать ей вопросы. Она выглядела такой усталой. А Шелби должен был быть сегодня женихом. Я только спросил:
— Шелби был знаком с этой девушкой?
Она ответила сразу же:
— Да, конечно. Она время от времени работала моделью для нашей конторы. Все мы были знакомы с Дайяне. — Она зевнула.
— Вы устали, да?
— Не возражаете, если я немного посплю? Утром, я имею в виду позже, я отвечу на все ваши вопросы, которые вы захотите мне задать.
Я позвонил в свою контору и велел прислать человека для охраны ее входной двери.
— Это необходимо? — спросила она.
— До этого кто-то пытался убить вас. Я не собираюсь рисковать.
— Как вы предусмотрительны! Полагаю, сыщики хороши, если они на вашей стороне.
— Послушайте, мисс Хант, вы можете мне кое-что обещать?
— Вы меня слишком хорошо знаете, Марк, чтобы называть мисс Хант.
Мое сердце застучало, как барабан в гарлемском танцевальном оркестре.
— Лора, — сказал я, и она улыбнулась мне, — обещайте мне, Лора, не выходить из дома, пока я вам не разрешу, и не отвечать на телефонные звонки.
— Кто же может позвонить, если все думают, что я мертва?
— Обещайте мне на всякий случай.
Она вздохнула:
— Хорошо. Я не буду отвечать. А мне тоже нельзя никому звонить?
— Нельзя, — сказал я.
— Но люди ведь обрадуются, узнав, что я жива. Есть люди, которым я должна сразу же об этом сообщить.
— Послушайте, вы единственная из живых, кто может помочь распутать это преступление. Лора Хант должна найти человека, который пытался убить Лору Хант. Идет?
Она протянула мне руку.
Простак пожал ее и поверил.
ГЛАВА IV
Было почти шесть часов, когда я заглянул в клуб. Я решил, что для работы днем мне нужна свежая голова, и оставил телефонный звонок до восьми. В течение двух часов мне снилась Лора Хант. Сновидение имело пять или шесть вариантов, но смысл оставался одним и тем же. Она была для меня недосягаема. Как только я к ней приближался, она уплывала куда-то в пространство. Или убегала. Или запирала дверь. Каждый раз, когда я приближался, я ругал себя за то, что сновидение вызывало такой ужас. По мере того как проходило время и я мучительно переходил от одного сновидения к другому, истинные происшествия ночи становились менее реальными, чем мои ночные кошмары. Каждый раз, когда я просыпался в холодном поту, я все более твердо убеждался в том, что мне снилось, как я обнаруживаю Лору в квартире мертвой.
Когда позвонил дежурный, я вскочил так быстро, как будто под моей кроватью разорвалась бомба. Измученный, с головной болью, я поклялся никогда больше не пить итальянское вино. Возвращение Лоры Хант казалось таким нереальным, что я размышлял над тем, должен ли я в действительности сообщить об этом в управление. Я напряженно вглядывался в реальные предметы, в стальные трубки стульев и письменного стола, коричневые портьеры на окнах, трубы на другой стороне улицы. Потом на бюро рядом с бумажником и ключами я заметил красное пятно. Я буквально выпрыгнул из кровати. Это было пятно от губной помады на носовом платке, которым она воспользовалась. Так я убедился, что она жива.
Потянувшись к телефону, я вспомнил, что велел ей не отвечать на звонки. Она, наверно, еще спала и вряд ли обрадуется, если такой невежа, как я, будет звонить ей в это время.
Я спустился в контору, напечатал на машинке отчет, поставил печать и положил в архив все копии. Потом пошел к заместителю комиссара Преблу.
Каждое утро я входил в его кабинет и докладывал о деле Лоры Хант, и каждый день он повторял одно и то же:
— Продолжайте заниматься этим делом, дружище, может быть, вы обнаружите, что убийца соответствует вашим талантам.
Щеки у него были пунцово-красные, и у меня возникало желание ударить его по щекам. Наши интересы не совпадали: я был одним из внутренних работников под началом комиссара и наиболее активный в нашем управлении, а заместитель комиссара Пребл представлял противоположный лагерь. Сейчас, когда те оказались вне власти, его работа сводилась к чистому умиротворению.
Когда я вошел в его кабинет, он, как обычно, стал насмехаться надо мной. Еще до того, как я произнес хотя бы одно слово, он начал:
— Знаете ли вы, во сколько обходится управлению это дело? Я послал вам материал. Вам следует поднажать, или мне придется назначить кого-то другого, кто знает, как вести дело об убийстве.
— Вы могли бы подумать об этом с самого начала, — сказал я, потому что не собирался сообщать ему, что не следую его советам. Он хотел изобличить меня, давая возможность работать, пока я не зайду в тупик, а затем передать это дело одному из своих любимчиков.
— Что вы хотите сказать? Опять какой-нибудь скоропалительный отчет?
— Не стоит беспокоиться, что мы не можем заполучить убийцу Лоры Хант, — сказал я. — Эта часть дела закрыта.
— Что вы имеете в виду? Вы его нашли? — Он смотрел на меня с явно разочарованным видом.
— Лора Хант жива.
Его глаза стали круглыми, как мячи для гольфа.
— Она сейчас в своей квартире. Я поставил Райана на охрану до восьми часов утра, его сменил Беренс. Но об этом пока никто не знает.
Он постучал по голове:
— Макферсон, мне надо бы связаться с Белльвю, с отделом психопатологии.
Я коротко рассказал ему, что произошло. И хотя волна жары прошла и воздух был прохладен, он обмахивал лицо обеими руками.
— Кто убил ту, другую девушку?
— Еще не знаю.
— А что говорит об этом мисс Хант?
— Я написал в отчете обо всем, что она мне рассказала.
— Как вы думаете, знает ли она что-то, чего она вам не сказала?
— Мисс Хант была в шоке, когда услышала, что ее подруга убита, — сказал я. — Она не могла много говорить.
— Она хорошенькая, Макферсон? — фыркнул он.
— Я собираюсь допросить ее сегодня утром, — сказал я. — Намереваюсь также преподнести сюрприз некоторым людям, которые считают ее мертвой. Было бы лучше, если бы это не попало в газеты, чтобы у меня было время выработать свой план действий.
Такой сюжет годился исключительно для первой полосы «Таймс» и для одновременной радиоинформации в разделе новостей для всей страны, от океана до океана. По выражению его лица я мог предположить, что он прорабатывает способ обессмертить имя Пребла.
— Понимаете, это меняет дело, — сказал он. — Corpus delicti[11] отсутствует. Нам придется расследовать смерть другой девушки. Интересно, Макферсон…
— Мне тоже было интересно, — сказал я. — Вы все найдете в моем отчете. Запечатанная копия направлена комиссару, а ваша — на столе у секретаря. Я не хочу, чтобы меня отстраняли от этой работы. Вы с самого начала дали мне это дело, и я его буду вести до конца. — Я громко кричал и стучал по столу, сознавая, что запугать человека можно, используя его собственные методы.
И если хоть слово из этой истории попадет в газеты до того, как я дам этому зеленый свет, я устрою здесь большой шум в понедельник, когда вернется комиссар.
О возвращении Лоры я рассказал еще только одному человеку. Этот человек — Джейк Муни, высокий, печального вида янки родом из Провиденса, известный среди наших ребят под кличкой «Молчальник с Род-Айленда». Однажды один репортер написал, что Муни молчал как рыба, и это Джейка так рассердило, что он с тех пор стал вести себя согласно своей кличке. К тому времени, когда я вышел из кабинета Пребла, Джейк уже раздобыл список фотографов, которым позировала Дайяне Редферн.
