Погрузив казаков и лошадей на корабли и поручив их Сирко и Солтенко, Хмельницкий вернулся в Варшаву. Сообщив королю и Оссолинскому об отправке казаков, он спешно отбыл во Францию. С ним шла часть казаков. Во Франции он сформировал из них казацкий корпус и, присоединившись к армии Конде, вместе с ней овладел несколькими крепостями на севере Франции. Казаки всегда были в первых рядах атакующих. После этих боев Конде считал, что казацкая пехота является одной из лучших в мире, и ставил ее в пример своим войскам. Большую храбрость проявил и сам Хмельницкий. Не раз видели его на шанцах с саблей и пистолетом в руках, руководившего своими сотнями. Конде и его генералитет прониклись еще большим уважением к казацкому полководцу и его войску.
Когда другая часть казачьего войска на корабле подошла к Дюнкерку, в котором засел пятитысячный испанский гарнизон, ночью на них напали испанские суда. Окружив их со всех сторон и направив на них пушки, испанцы предложили сдаться на милость победителя. Среди французских моряков началась паника: испанцев было почти вдвое больше. Но на кораблях были такие знатоки морского боя, как хитрец Иван Сирко, большой мастер рукопашной Ганжа, артист абордажа Чарнота, которые в своих походах по Черному морю не раз попадали в более сложные ситуации и выходили из них победителями.
Посоветовавшись, они решили прибегнуть к военной хитрости. Сирко приказал экипажам поднять на кораблях белые флаги в знак капитуляции, а запорожцам — быть готовыми к абордажному бою. Как только испанцы подошли к французским кораблям, в бой вступили казаки. Схватки были короткими и жестокими. Вскоре испанские суда были захвачены. Среди пленных был и командир испанского флота Мардик.
Однако еще нужно было пройти в гавань. Сирко с частью казаков перешел со своего поврежденного флагманского корабля на сторожевик противника, а испанскому командиру приказал стать на командорский мостик и провести корабли по каналу.
Бритые казацкие головы с длинными оселедцами[31], их грозные пистоли и сверкающие в лунном свете шашки, — все это так напутало испанца, что он безропотно повиновался Сирко и благополучно провел корабли мимо вооруженной пушками лоцманской башни. Казалось, удача сопутствовала казакам. Но в это время начался отлив, и два корабля с казаками полковника Солтенко в темноте сели на мель. На рассвете их ожидал расстрел из крепостных орудий Дюнкеркской крепости или позорный плен. Казалось, гибель неизбежна. Видя это, ожили пленные испанцы. И тогда Иван Сирко идет на риск. По его приказу запорожцы опорожняют имеющиеся на кораблях бочки, вяжут плоты и на них вместе с лошадьми добираются до берега. Здесь они строятся и мокрые, еще не отошедшие от морской качки и жестокого морского боя, идут на приступ крепости.
Это было так неожиданно, что гарнизон крепости не смог приготовиться к бою. Вскоре запылало предместье.
А тем временем с суши на крепость двинулся с казацким корпусом Хмельницкий, который, на семьдесят миль опередив армию Конде, подошел к Дюнкерку. Здесь уже стояло несколько французских частей во главе с герцогом Энгиенским, который не решался сам идти на приступ. Казаки, пешие, а затем и конные, ворвались в крепость. Бой был стремительным. Когда французский командир встретил на стене крепости Хмельницкого без шлема с двумя саблями в руках и всего в крови, он сначала в отчаянии поднял к небу руки, а затем радостно воскликнул:
— На счастье, это не ваша кровь!
Хмельницкий вытер рукавом вспотевший лоб и, улыбнувшись, вдруг стремительно бросился куда-то. Герцог увидел, что он обнимается с каким-то молодым, статным казаком, тоже с саблей наголо и окровавленным. Это пробился к своему побратиму Иван Сирко. Радостной и теплой была эта встреча. Крепость, которую более пяти недель штурмовали французы, пала под ударами казацкого войска.
Жители города сквозь закрытые ставни со страхом разглядывали бегавших по улицам неведомых чубатых воинов с длиннющими свисающими усами в широких цветных шароварах с кривыми саблями в руках. Они не убивали тех, кто сдавался в плен, и обращались с ними по-рыцарски. Удивлению и радости горожан, привыкших к грабежам и насилиям победителей, не было предела.
Получив сообщение о падении крепости, королевская армия во главе с «серыми» мушкетерами спешно двинулась к городу и вскоре проходила уже по его улицам, крича в честь запорожцев громкое «виват!». Среди приветствовавших казаков мушкетеров был и тридцатичетырехлетний Шарль дю Бас де Фезензак сьер де Кастельмор, назвавшийся по титулу матери граф д'Артаньян (его приключения описаны в книгах А. Дюма).
После того как отважный защитник крепости маркиз Лейд капитулировал и над крепостью вместо флагов со львами Кастилии поднялись штандарты с королевскими лилиями, по предложению Хмельницкого и других казацких вожаков маркизу было позволено вывести свои оставшиеся части с оружием из города. Когда испанские войска в полном вооружении, со свернутыми знаменами выходили из столь долго оборонявшейся ими крепости, все французские флаги и казацкие хоругви склонились перед побежденными в знак уважения к их храбрости и стойкости.
Кардинал Мазарини был доволен. Прав оказался де Брежи, так настойчиво рекомендовавший Хмельницкого как одного из способнейших воинов и полководцев. Не пропали даром талеры, заплаченные запорожцам, они помогли получить ключ от моря в испанских Нидерландах.
Но праздновать победу было еще рано. Это отлично понимал Хмельницкий. Он писал из военного лагеря советнику кардинала ле Телье: «…в этой войне мощь Испании ущерблена, но не сломлена. Испания восстанет снова. Швеция — союзник Франции, но очень опасный. Имея Ливонию, Карелию, Финляндию и северную Германию, она еще более усилилась после последних военных событий… Здесь нужно уметь выбрать союзников… Семиградье — турецкий прихлебатель. Речь Посполитая, угнетаемая кролевятами, забыла среди выгод и роскоши, что бог поставил ее бастионом на границах христианской Европы…»
Да, Хмельницкий знал положение в Европе и в этом письме показал себя тонким, умным политиком. И это почувствовали европейские правители, стремящиеся переманить Хмельницкого к себе.
А он во сне и наяву видел родину. Как там? Ловил каждую весточку и радовался ей всем сердцем. Ему снилась Украина, его Субботов, затерявшийся среди яров и густых зеленых лесов. Снилась его Анна, тихая, как никто другой, понимающая его, беззаветно верящая в него. Как недоставало ее здесь, на чужбине! Захотелось увидеть и прижать к груди детей. Уже парубок, наверное, стал Тимош, да и Екатерина уже подрастает, шестой годик Юрасю, а он все в походах да в походах и не знает, не ведает, как растут его дети.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
