Александра. Понимает, что тот наверняка уже пару часов как оставил службу и прогуливается где-нибудь в компании Лили.
Медленно ковыляя по вымощенной камнем дорожке, он гадает, сколько ещё они планируют прятаться. Из окна его кабинета прекрасно видно, как после обеда они вдвоем сворачивают в лес. Да и все остальные в поместье далеко не слепые — о том, что Лили бывает в часовне чаще, чем в собственной комнате, не знает только ленивый. Тем не менее, они делают вид, будто ничего между ними не происходит.
Молодёжь.
Тяжелая деревянная дверь поддаётся с трудом и противно скрипит, когда Ричард толкает её. Внутри царит таинственный полумрак, — единственный источник света в часовне это пробивающееся сквозь витраж из цветного стекла закатное солнце — но даже в нём можно с легкостью рассмотреть два темных силуэта на скамьях у самого алтаря.
Он усмехается, когда Лили поспешно отсаживается подальше от Александра и приглаживает растрепанные волосы. При таком освещении не разглядеть, но у неё наверняка красные щеки. Ричард почти смеётся. Сам Александр не в пример ей спокоен — молча поправляет слегка помятый воротник мантии, словно ничего и не происходит.
— Если бы знал, что помешаю, зашёл бы попозже, — улыбается Ричард. — Вы чего так рано? Я уж думал, вы до самого ужина из леса не вернётесь.
— Так ты знаешь? — Лили смотрит на него с явным удивлением, вскидывая брови. Поднимается на ноги и подходит ближе. — Откуда? И как давно?
— Ну я же не дурак, милая. Может, Александр и умеет держать себя в руках, но у тебя всё на лице написано.
Ему кажется, что он слышит сдавленный смешок со стороны Александра. А может, это вздох облегчения. Ричард почти уверен, что тот боялся раскрытия их отношений куда больше, чем Лили — опасался навлечь на себя его гнев и лишиться не только сана, но и места на острове.
Как жрецу Спасителя, тому деться больше некуда. Но кто такой Ричард, чтобы указывать жрецам? В отличие от них, он голоса Спасителя не слышит и обратиться к тому напрямую не способен. Если у кого на Хемлок Айленд и есть власть, так это у Александра.
Совсем ещё молодой, он этого даже не осознает.
— И ты не злишься? — с недоверием спрашивает Лили.
— Не зверь же я, Лили, в самом-то деле. Я всю жизнь загонял себя в какие-то рамки и мне бы не хотелось, чтобы ты наступала на те же грабли. Да и кто сможет держать тебя в узде лучше Александра? Взрослый уравновешенный юноша — в самый раз для такой непоседы, как ты.
Лили краснеет, — на этот раз от возмущения — а Ричард лишь посмеивается в ответ. Он пришёл в часовню помолиться, но молитва может и подождать.
— Спасибо, мистер Стоун, — наконец подаёт голос Александр. — Честно говоря, я тоже ожидал от вас другой реакции.
— Да за кого вы меня держите? Я не понаслышке знаю, что Спаситель может направить нас к настоящей любви, — Ричард садится на скамью у самого алтаря. — И буду только рад, если у вас всё получится. Так что можете прекратить прятаться в лесу, на острове и помимо него полно прекрасных мест.
Молитву он всё-таки читает, но уже совсем другую.
Кара: обоняние
Они смотрят друг на друга, словно загнанные в клетку звери. Бросают недоверчивые взгляды исподлобья, поджимают одинаково тонкие губы и отворачиваются каждый раз, когда стоит просто собраться с силами и поговорить.
Лили кажется, что братья готовы разорвать друг друга на куски, но опасаются чего-то и позволяют себе лишь смотреть. И она поджимает губы вслед за ними, качает головой и рассматривает скромное содержимое своей тарелки.
Едят они тоже в гостиной. После смерти миссис Стэнли готовить никто не решился и на тарелках красуются лишь готовые продукты, найденные в кладовой. Лили достаётся консервированный бобовый суп, и смотрит она на него безо всякого энтузиазма. Есть не хочется. Ей до сих пор не по себе.
Эшли старается делать вид, будто всё в порядке. Нарочито громко стучит по тарелке вилкой, чем заставляет кривиться свою и без того недовольную мать. Лили уверена, что рано или поздно та выйдет из себя и повысит голос, но проходят минута за минутой, а в комнате слышны лишь тяжелые вздохи.
— Не могу я здесь сидеть, — Кроуфорд с грохотом отбрасывает в сторону столовые приборы. Ложка летит на ковер, на нём остается неприглядное жирное пятно. — Какого черта? У нас три трупа в подвале, у берега до сих пор лежит моя жена, — да её наверняка уже глодают какие-нибудь морские гады! — а мы посреди гостиной штаны просиживаем.
В первые несколько мгновений ему никто не отвечает. Лили смотрит на брата с сожалением, но и ей сказать нечего. Она устала от царящей вокруг гнетущей атмосферы, у неё раскалывается голова от без устали грохочущих за окном небес. Шторм не утихает, а будто бы усиливается с каждым часом — несколько мгновений назад они видели, как под гнётом ветра сломалось дерево.
Теперь садом некому будет заняться даже тогда, когда непогода утихнет. В своём неистовом гневе Спаситель забрал не тех.
— Что ты предлагаешь, Форд? — устало отзывается Стефан. Не впервые за последние несколько часов они заводят этот разговор. — Я не могу вызвать полицию — телефоны не отзываются. А шторм снаружи такой, что я сильно удивлюсь, если хоть один морской гад сейчас в состоянии вылезти на берег. Скорее уж тело Элис волнами снесёт в море.
«Зря он об этом сказал», — думает Лили, когда Кроуфорд вскакивает со стула и мчится на Стефана. Один удар, за ним второй — рассеченная губа Стефана кровоточит, а Джессика тут же подлетает к мужчинам с криками. Пытается их разнять, как-то помешать.
Лили не пытается. Смотрит со стороны, стараясь забиться поглубже в кресло. Правду говорил Александр, когда утверждал, будто собрание в этом году особенное. Вот только не такой особенности ей хотелось.
— У тебя вообще совести нет, а?! — кричит Кроуфорд. К нему успевает подбежать доктор Харт — вместе с Джессикой они кое-как удерживают того на месте, не подпускают обратно к брату. — Тебе-то хорошо, твои все целы-невредимы и ты спокойно сидишь тут, делая вид, будто знаешь обо всём лучше остальных. Как у тебя язык повернулся сказать такое об Элис?! На её месте могла оказаться твоя жена, и посмотрел бы я тогда, как с тебя спала всякая спесь. Сразу по-другому запел бы.
— Не собирался я оскорблять твою покойную жену, — Стефан хмурится
