примерившись, цапнул. Так он познакомился сё своим хозяином.
Потом, подрастая, жуя корм или возясь с безмозглыми сородичами, крысёнок обнаружил, что только он один понимает слова хозяина.
Вскоре Сплинтер выяснил, что и клетка, и огненный шар, и весь дом принадлежат сухопарому одинокому холостяку. Хозяин любил горький кофе и смрадные сигареты. А ещё Хозяин очень любил разговаривать сам с собой и с подрастающим крысёнком.
Было у Хозяина и имя. Поглаживая большим пальцем мягонькую шёрстку крысёнка, он говаривал:
– Я – гений, малыш! – И зло добавлял: – А эти глупые не верили, что я способен создать ген роста! Идиоты! Ослы! – грозил Гений своему отражению в оконном стекле. – Вот погоди, – обещал Хозяин, – когда ты вырастешь с откормленно го дога, я им всем утру нос!
Эти все, их ещё называл Хозяин завистниками, представлялись Сплинтеру чем-то вроде его сестричек и братьев, вечно голодных, злых, готовых вырвать последний кусок сыра.
Потом крысёнка отсадили. Жить стало полегче, но тоскливей.
К этому времени крысёнок научился различать не только слова, но и интонации Хозяина. Запоминал всё, что услышит. Научился читать, подсматривая за цепочками чёрных жучков на белых книжных страницах. Ночами любил послушать, как читает вслух Гений. Но сам предпочитал помалкивать.
Правда, кормил Хозяин скверно. Эта химически биологическая смесь на крыс не была рассчитана. Но Гений старался соблюдать правила игры: кормил крысу, как обычную кошку.
Сплинтер не привередничал, хоть было и невкусно. Спасибо, что хоть кормили регулярно.
Но однажды Гений не пришёл. Не пришёл и на следующее утро. Сплинтер на своей шкуре узнал, что значит быть голодным по-настоящему. Брюшко подвело, в желудке поселился кто-то злой и ненасытный. Хоть первый опыт с током не очень понравился, крысёнок решил рискнуть: не помирать же!
Осторожно коснулся прута. Вгрызся смелее. Ни жжения, ни боли Сплинтер не чувствовал. Вмятины становились глубже. Железо поддавалось. Сплинтер не замечал часов, усталости. Не обращал внимания на саднящие десна.
– Ещё немного! Ещё совсем малость! – подбадривал себя крысёнок: ведь больше его подбодрить было некому.
Железный прут истончился и сломался. Сплинтер протиснулся наружу и остановился, осваивая пространство, которое видел лишь из клетки. Дом Гения оказался пересечением стен, возникших на пути Сплинтера без всякой логики. В каждой стене был прямоугольник – так крысёнок узнал о существовании дверей. Стоило толкнуть прямоугольник, и тот открывал новую клетку Хозяина.
Съестным не пахло.
А Гений неподвижно сидел в старом продавленном кресле. На коленях лежала раскрытая книга. Полосатый плед чуть съехал, открывая голубые пижамные штаны.
Крысёнок принюхался. Бешено стучало сердце. Страшны были глаза Хозяина, которые ничего не видели. Сплинтер попятился и помчался прочь. Так крысёнок впервые увидел смерть.
Входная дверь подалась легко, но ступени вели вниз.
Сплинтер не разбирал дороги: лишь бы убежать подальше. Ход в подвал полуобвалился. В темноте Сплинтер различал обшарпанные стены. Проржавевший замок шлёпнулся на заваленный штукатуркой пол. Крыса-мутант щёлкнул выключателем. Электрические провода уцелели в этой сырости.
Тусклый свет осветил нагромождение ящиков, коробок, лабораторных колб и упаковок с реактивами.
Пыльное нутро платяного шкафа было набито ненужными мелочами. Сплинтер разгрёб хлам. На самом дне шкафа Сплинтер нашёл то, что, наверняка, было мало съедобно. Но крыса-мутант обрадовался. Выгреб содержимое. Овальные яйца оттёр старыми штанами Гения. Внутри что-то бултыхалось и попискивало.
Сплинтер сгрёб все четыре яйца: следовало выбираться из дома. Призрак мёртвого Хозяина кивнул одобрительно.
Яйца мешали, но Сплинтер держал их крепко. И вдруг скорлупа на одном из яиц треснула, и из разлома показалась змеиная голова, вращающая блестящими глазками.
Крыса-мутант выронил добычу. И скоро перед Сплинтером прошёлся на задних лапах черепашонок.
– Ну, явились-таки! – сварливо попенял малыш. – А то я уж зимовать в яйце собрался!
Сплинтер на время потерял дар речи.
А следом трескались, выпуская черепашат, остальные яйца. И теперь на попечении крысы, хочешь – не хочешь, оказалось четыре новорождённых черепашонка на «пьяных» непослушных лапках.
– Уставился! Тоже мне: соляной столб! – глянул недобро самый поздний. – Нет, чтобы детей накормить!…
Крыса-мутант только подивился этакому нахалу. Но пришлось смириться: всё-таки у него опыта было побольше, чем у жалких и глупых черепашат. Ну, вот что, малышня! – скомандовал Сплинтер. – Не знаю, что ждёт нас завтра и как обернутся дела. А сегодня – взялись за лапы и за мной шагом марш!
Черепашки новоявленного попечителя не послушались. Пришлось действовать силой: сгрёб в охапку – и все дела!
Сначала ютились в канализационных люках. Потом, когда черепашки стали постарше и догнали ростом своего наставника, переместились на заброшенную станцию метро.
А когда к компании присоединились Эйприл и Кейси, то Сплинтер не мог не признать: семейка у них получилась хоть куда.
* * *
Братья-черепашки перессорились вконец, и Сплинтер решил экзекуцию над Миком приостановить.
– Ну, не хочет он говорить, где видел Эйприл, – и не надо! – Сплинтер оглядел своих незадачливых питомцев. – Пора приступить ко второй части сегодняшней программы.
Магнитофон Кейси собрал чуть ли не из частей мясорубки. Но громыхало отменно. Пока Кейси трудился над сотворением этого электронного монстра, черепашки крутились рядом. Первый же шлягер очаровал братьев на всю жизнь.
Черепашки оказались падки до музыки.
И теперь, позабыв про распри, черепашки весело отплясывали на платформе метро.
– Поддай жару! – махнул лапой Мик.
Сплинтер повернул ручку звука до предела.
Под сводами метро творилось нечто невообразимое: звук был такой, будто кто-то палил из пушек.
Отсутствие слуха черепашки компенсировали энтузиазмом.
Танец приобрёл рисунок боя. Братья-черепашки разбились на пары. Дон и Мик вели кулачный поединок. Рафаэль же совершенствовался во владении холодным оружием, если, конечно, так можно было назвать здоровенный тесак, которым Раф неистово размахивал.
С коротким хлопком треснул и разлетелся один из светильников.
– К счастью! – беззаботно махнул лапой Раф. – Стекло бить – всегда на подходе что-нибудь вкусненькое.
Сплинтер ограничился укоризненным кивком. Порой его немного раздражал неукротимый нрав черепашек.
А черепашки-ниндзя и впрямь, что дверь настежь: кутить так с размахом. Грустить – так отчаянно.
– А всё-таки ты поосторожнее, – посоветовал брату Дон, не прерывая наступления на Лео. Древним искусством каратэ Дон владел лучше братьев и всегда норовил похвастать умением.
– Дети! Хватит уже! – Сплинтер выключил магнитофон.
Черепашки ещё танцевали, но уже без прежнего задора.
– Ага! Веселье в разгаре!
На лестнице, ведущей на платформу метро, стояла Эйприл, нагруженная пакетиками и свёртками. Довершали картинку ярко-красный абажур в горошек и какая-то нелепая штуковина в руках Эйприл.
– Светильничек! – обрадовался Раф. Остальные ещё глядели, разинув пасти, на девушку. Первым опомнился Сплинтер:
– Эйприл! Твой самолёт улетел час с лишним назад!
– Ну, разве я не зашла бы попрощаться? Это невежливо! – пожала плечами Эйприл и сыпанула покупки в протянутые лапы черепашек.
– Вот оно, синее море! – Эйприл вытащила из нагрудного кармана прямоугольничек билета, потрясла бумажкой перед носами черепашек и изорвала её в мелкие клочки.
– Ты – что? – взвыли черепашки. – Это же твой отпуск!
Сплинтер промолчал. Он достаточно долго жил на свете и неплохо знал Эйприл: нетрудно было догадаться – их всех ждёт что-то очень необычное. По сравнению с этим синее море – так, ерунда, дырочки от сыра.
Эйприл так и светилась ожиданием нового приключения.
* * *
Эйприл выбралась из квартала с привидениями. Отложила требующие разрешения вопросы на потом.
Предстояло заняться более насущными проблемами: там, в подземелье изнывают от голода её приятели черепашки. За Сплинтера Эйприл беспокоилась меньше: крыса-мутант был всеяден и мог при случае закусить живым тараканом.
Эйприл поймала такси, шагнув к дороге. У машины распахнулась правая дверца.
– Простите… – Эйприл поперхнулась: галлюцинации продолжались.
Водительское кресло было пусто, если не считать очередной ящерицы на сиденье. Ящерица стояла на задних лапах, опираясь на хвостик. Верхние лапки были сложены в понятном и любой Галактике положении: ей тоже чего-то требовалось от Эйприл.
От приключений можно было сдвинуться. Спасало чувство юмора.
– Итак, вы, как я понимаю, Хищник? И челюсти, и когти при вас? – усмехнулась Эйприл.
