Эмили недовольно фыркнула. Она сочувствовала Веронике, и сомнения по поводу репутации молодой женщины вызывали у нее раздражение.
— Хоть бы кто-нибудь соблаговолил задуматься, достоин ли он ее! — язвительно воскликнула Эмили и тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах. Лучше промолчать, чем выдать свои ужасные подозрения. Бог даст, Джек не догадается! Эмили открыла рот, собираясь утопить свое замечание в потоке слов, но испугалась, что он поймет ее намерения, и ограничилась вызывающим молчанием.
Джек слегка растерялся.
— Вы имеете в виду его репутацию?
Теперь растерялась Эмили. Нелепо допускать, что у мужчины должна быть такая же безупречная репутация, как у женщины; предположив такое, она зарекомендует себя эксцентричной особой, чуть ли не идиоткой.
Но альтернативой была правда, а это еще хуже. Как выйти из этой дискуссии, не будучи пойманной на лжи? Эмили почувствовала, что у нее горят щеки. Она должна что-то сказать! Молчание жгло ее огнем.
— Ну, Йорки могут задавать себе вопрос, такой ли он порядочный человек, каким кажется. — Эмили попыталась придумать более приемлемое объяснение, более конкретное. — У некоторых мужчин есть недостойные привычки. Возможно, вы не в курсе, но когда я помогала расследовать пару преступлений, то узнала ужасные вещи, которые скрывались от семьи. — Леди Эшворд заставила себя посмотреть на Джека. Не слишком ли она многословна?
— А это имеет какое-то отношение к убийству Роберта Йорка? — спросил он. Его взгляд оставался непроницаемым.
— Нет, — медленно произнесла Эмили. — Конечно, если это не он его убил.
— Джулиан Данвер?
— А почему бы и нет?
— Потому что он уже был любовником Вероники? — Джек понял, на что она намекает. — Да, такое возможно, — подтвердил он.
Очевидно, эта мысль не казалась ему неправдоподобной. Для Вероники развод был невозможен, даже на основании доказанной супружеской измены, не говоря уже об отсутствии каких-либо оснований. Эмили это знала. Только мужчина может развестись из-за того, что у него появилась другая, но и в этом случае репутация жены была бы погублена. Супруга обязана либо предотвращать подобные несчастья, либо благородно переносить их. А если в адюльтере уличат саму Веронику, то, женившись на ней, Джулиан Данвер распрощается с карьерой — а если точнее, высший свет отвергнет его. Для общества они просто перестанут существовать.
— Хотите сказать, Джулиан Данвер так увлекся Вероникой, что потерял голову и забыл о нравственности? — спросила Эмили, но не потому, что думала, что Джек может знать, а потому, что хотела выяснить его мнение о Веронике. Считает ли он ее женщиной, способной вызвать такую безумную страсть?
Ответ оказался таким, какого она боялась.
— Я не знаком с Данвером, — серьезно ответил Джек. — Но если это он, значит, Вероника та женщина, которая возбудила подобное чувство.
— О… — Голос Эмили был напряжен и звучал выше, чем обычно. — Тогда нам лучше немедленно приступить к делу, хотя бы ради справедливости. — Она говорила сухим, почти деловым тоном. — Я напишу Шарлотте, чтобы она пошла на зимнюю выставку, а вы должны постараться дать ей возможность встретиться с остальными людьми, которые могут иметь отношение к убийству. — Ее отчаяние прорвалось внезапно, несмотря на все попытки сдержать его. — Как жаль, что я заперта здесь, как затворница! Это отвратительно! Я бы столько сделала, если бы могла выходить в свет. Просто адские муки!
Джек казался удивленным, но затем в его глазах зажглись веселые огоньки.
— Мне кажется, что вы еще не созрели для гостиной в доме достопочтенной миссис Пирс Йорк, — хитро сказал он.
— Наоборот, — возразила Эмили; лицо ее горело. — Я уже перезрела!
Но сделать она все равно ничего не могла; ее выбор был прост: принимать свое положение с достоинством или нет.
Несколько минут они еще говорили на общие темы, а затем Джек ушел с поручением добыть необходимое приглашение. Оставшись одна, Эмили снова и снова перебирала в памяти сказанное, меняя то одно, то другое слово, чтобы сделать фразы более изящными, не такими откровенными. Ей хотелось бы вернуться назад и изменить ход этой встречи, сделать ее более непринужденной, пересыпанной остроумными замечаниями. Мужчины любят женщин, которые их развлекают, при условии, что они не слишком умны или язвительны.
Неужели она влюбилась в Джека? Это было бы недостойно — после смерти Джорджа прошло так мало времени… Или он просто ей симпатичен и это чувство усилилось скукой и ужасным одиночеством?
К вечеру шестого дня после Нового года, когда наступил тусклый и холодный январь — улицы покрыты снегом, а по земле ползет ледяной туман, словно белое покрывало смерти, забивая горло, поглощая свет, искажая звуки и отрезая от мира любого, кто отважился войти в него, — экипаж Эмили заехал за Шарлоттой. Сначала сестра приехала домой к Эмили, где переоделась в вечернее платье из шелка василькового цвета; Эмили вместе с горничной суетились вокруг нее, подгоняя платье по фигуре. Затем, завернувшись в шерсть и меха, поехала в экипаже Джека в особняк Гаррарда Данвера в районе Мейфэр, в дальнем конце Хановер-клоуз.
Экипаж медленно пробирался сквозь клубящийся туман, и Шарлотта едва различала газовые фонари над головой — вот он ярко-желтый, а через секунду уже становится размытым и тусклым от белых лохмотьев влажной пелены.
Она обрадовалась, когда они наконец приехали и настала пора снова стать Элизабет Барнаби. Легче сделать решительный шаг, чем сидеть, притаившись в темноте, снова и снова прокручивать все у себя в голове, беспокоиться из-за возможных трудностей и ошибок. Если обман раскроется, оправданий у нее не будет. Она окажется в ужасном положении: будет трепыхаться, словно мотылек на булавке, а окружающие — смотреть и думать, как она нелепа и безвкусна. Придется сказать, что она свихнулась — это единственное возможное оправдание.
Но если ей удастся обмануть высшее общество, выяснит ли она что-либо такое, что может пролить свет на гибель Роберта Йорка? Может, все это вообще не имеет отношения к Веронике и Роберту, а всего лишь глупый фарс, предназначенный для того, чтобы Эмили развеяла скуку, а Шарлотта получила возможность составить мнение о Джеке Рэдли, что ей удалось лишь отчасти?
Дверь экипажа открылась; снаружи стоял лакей, готовый помочь ей сойти. Шарлотта с благодарностью оперлась на его руку, и холодный воздух окутал ее, словно влажный шелк. Затем она быстро поднялась по ступеням и вошла в широкую, теплую прихожую.
У Шарлотты не было времени рассматривать мебель и картины рядом с широкой лестницей. Дворецкий принял у нее пальто и муфту, а горничная распахнула дверь в гостиную. Молодая женщина взяла Джека под руку и постаралась идти уверенным шагом — подбородок поднят, шелковые юбки шелестят. Хотя, если быть точной, это не ее юбки, а Эмили.
Джек подтолкнул ее локтем, и Шарлотта поняла, что переигрывает. Она должна казаться скромной и благодарной хозяевам за прием. Шарлотта опустила взгляд, борясь с раздражением. Ей надоело чувствовать себя обязанной.
Они приехали последними, что было очень удобно, потому что они оказались единственными, кто не был близко знаком с остальными. Шесть человек, сидевших в комнате, повернулись и посмотрели на них с разной степенью интереса. Первой заговорила молодая женщина лет двадцати пяти с лицом, которое с некоторой натяжкой можно было назвать хорошеньким. Слегка вздернутый нос не назовешь классическим, а глаза светятся искренностью, несколько неуместной для незамужней женщины. Фигура недостаточно округлая, чтобы соответствовать требованиям моды, но густые и блестящие волосы могли удовлетворить самый взыскательный вкус.
— Здравствуйте, мисс Барнаби. Я Харриет Данвер. Я так рада, что вы могли прийти. Как вам Лондон, если не принимать во внимание эту ужасную погоду?
— Здравствуйте, мисс Данвер, — вежливо ответила Шарлотта. — Да, благодарю вас. Даже этот туман — приятное разнообразие после деревни, а люди тут так добры.
К ней приблизился высокий мужчина с орлиным профилем и аскетичным лицом, который стоял в глубине комнаты, облокотившись на спинку огромного кресла. Шарлотта думала, что ему лет сорок пять, но, когда он проходил под люстрой, увидела, что седина у него не только на висках, но и по всей голове, а морщины на лице глубже и многочисленнее, чем позволяла разглядеть полутьма.
— Я Гаррард Данвер. — У него был красивый голос. — Рад познакомиться, мисс Барнаби.
Он не стал целовать ей руку, но улыбнулся Джеку в знак приветствия и представил их остальным. Из всех присутствующих больше всего Шарлотту интересовал Джулиан Данвер; на самом деле именно из-за него ей так не терпелось сюда попасть. Он был почти такого же роста, как отец, но более плотного телосложения, однако внимание Шарлотты привлекло его лицо. Вероятно, внешностью Джулиан пошел в мать, поскольку совсем не был похож на Гаррарда — в отличие от сестры, у которой сходство было весьма заметно, особенно глаза. Светлая кожа, серые или голубые глаза — при свете люстры она не могла точно определить, — а волосы каштановые, со светлой прядью спереди. В его лице чувствовалась сила, а также ум и сдержанность. Шарлотта понимала, чем он привлек Веронику Йорк.
