Не довольствуясь таким набором банальностей, дал отнюдь не новое пояснение — «Как долго будет длиться период преобладающего значения крестьянского хозяйства в экономике нашей федерации, это определяется не только внутренними нашими хозяйственными успехами.., но и ходом развития за пределами России, то есть прежде всего ходом революции на Западе и Востоке. Низвержение буржуазии в какой-либо из передовых капиталистических стран уже очень скоро отразилось бы на всём темпе нашего хозяйственного развития».
Далее напомнил как о самом значащем о том, что за два года так и не оправдало себя — «решающих успехов (экономика.— Ю.Ж.) сможет достигнуть только при условии прибыльности государственной промышленности», а её возрождение «по необходимости находится в теснейшей зависимости от развития сельского хозяйства»{81}.
Тем самым перед делегатами съезда поставили дилемму, определяемую прежним упованием на мировую революцию. Либо заняться реформированием партийных органов, к чему призывали Ленин, Зиновьев, Каменев и даже Осинский, либо срочно поднимать тяжёлую промышленность, а с нею и сельское хозяйство, на чём настаивал один Красин{82}.
Глава пятая
Ссылаясь на плохое здоровье, Троцкий чуть ли не два месяца не представлял свои тезисы на утверждение ПБ. Правда, недомогание не помешало ему заниматься публицистикой. Только за март «Правда» опубликовала пять его материалов, не имевших ни малейшего отношения к проблемам государственной промышленности. Рецензию на его собственный сборник статей, речей и приказов по Красной армии — «За пять лет». Юбилейную статью к 25-летию РКП — «Мысли о партии». Размышления о положении во французском социалистическом движении — «Необходимое объяснение с синдикалистами-коммунистами», «Итоги законченного периода». И ещё один материал — резкий выпад против не названного по фамилии Сталина — «Национальный вопрос и воспитание партийной молодёжи». Громящий тезисы генсека… за три дня до их публикации.
Обрушившись на Сталина, писал Троцкий всё о том же, что единожды высказал в личном письме от 6 марта. О наибольшей по сравнению с национальным уклоном опасности русского великодержавного шовинизма. При этом забыв о том, что является марксистом, противопоставлял русский пролетариат и крестьянство национальных окраин.
«Мы стоим, — угрожал Троцкий, — ещё перед известным обострением национальной чувствительности и даже национальной мнительности у тех народностей, которые раньше угнетались (разумеется, русскими. — Ю.Ж.) и которые, конечно, требуют и вправе требовать от революции, чтобы она обеспечила их от каких бы то ни было рецидивов национального неравенства в будущем. На этой почве вполне возможно проникновение или усиление националистических тенденций преимущественно оборонительно-националистических даже в среде коммунистов малых наций. Но такие явления, по общему правилу, имеют не самостоятельный, а отражённый характер»{83}.
Зачем же Троцкому потребовалось публиковать эту статью? Неужели он не мог подождать выступления Сталина на съезде и тогда уже высказать всё то, что накипело у него на душе — такого же представителя малой нации окраин — евреев, как и взятых им под защиту украинцев и армян, белорусов и грузин? Пока можно предложить только одно объяснение. Поступил так Лев Давидович для того, чтобы не дать Сталину ни малейшей возможности в последний момент вернуться к изначальной оценке национального уклона как наиболее опасного. Такую угрозу, похоже, подтверждало и принятое ПБ всего через день, 22 марта, решение о выводе Сталина из состава РВСР и замене его там никем иным, как уже проявившим себя как выразителем национального уклона Фрунзе{84}.
Кроме того, нельзя исключить и предположения, что в интересах Троцкого было ещё и желание спровоцировать своей статьёй выступление кого-нибудь из представителей национальных республик. И действительно, вскоре появились отклики — В. Квирикели и Н. Цивцивадзе, членов ЦК компарти Грузии. Снова поднявших вопрос о необходимости вхождения их республики в СССР непосредственно, а не через Закавказскую Федерацию.
Квирикели писал: «Вопросы государственного управления и устроения настолько важные и сложные вопросы, что всякое скоропалительное решение их без должной оценки и детальной разработки может породить в будущем большую путаницу, анархию и произвол как в деле устроения, так и в деле управления страной».
Объяснял же свой столь пессимистический взгляд на уже решённую задачу творимой явной несправедливостью. РСФСР входит в СССР со своими автономными республиками, а ЗСФСР — с независимыми. Повторил мысли Троцкого: «Чего они, националисты, требуют? Только лишь одного — уничтожения этих противоречивых принципов». Подчёркивал -даже если закавказские независимые и российские автономные республики войдут в Советский Союз самостоятельно, «будем иметь республику Россия, а не русскую республику», так как в РСФСР останутся автономные национальные области. Добавлял — «требование разобщённого существования по федерациям является на самом деле реакционным планом в сравнении с тем объединением, которого добиваются отдельные республики»{85}.
Того же не менее настойчиво требовал и Цивцивадзе. Только он смог ссылаться как на статью Троцкого, так и на уже опубликованные, тщательно выверенные в соответствии с жёсткими «пожеланиями» наркомвоенмора тезисы Сталина. Благодаря этому, как бы исходя именно из их позиций и выступал против Закавказской Федерации требуя прямого вхождения Грузии в СССР{86}.
Обе статьи появились в «Правде» после того, как ПБ пошло на уступку Тифлису в одном из самых принципиальных вопросов. Решением от 1 марта разрешило Грузии не только сохранить свою Красную армию, единственную в Советском Союзе национальную, но и увеличить её численность до пяти тысяч человек. Создать полноценные стрелковую дивизию, кавалерийский полк, школу командного состава и военно-морское училище{87}.
Писались и публиковались эти статьи после того, как по предложению Каменева и Куйбышева, присутствовавших на 2-м съезде компартии Грузии, ПБ санкционировало отзыв в Россию не четырёх фрондёров, а только Мдивани и Гегечкори, представлявших враждебные фракции, разрешило баллотироваться в состав ЦК КПГ раскольникам Махарадзе и Цинцадзе. Правда, как бы попутно ПБ пятью голосами против двух отвергло предложение Троцкого отозвать с Кавказа Орджоникидзе{88}.
Всё это в немалой степени осложняло и без того напряжённое политическое положение. Ведь к съезду следовало по возможности как бы подтвердить слова Зиновьева, что РКП «во второй раз завоевала самые широкие слои пролетариата». А такая работа была начата ещё 1 марта, когда ПБ создало комиссию в составе Дзержинского, Сольца и Томского для расследования путей распространения «Обращения» группы «Рабочая правда»{89}.
Двумя неделями позже последовало новое поручение ПБ. Газете «Правда» — «дать отпор враждебным партиям и платформам, в том числе и «Рабочей правде». Включить т. Бухарина в комиссию тт. Зиновьева и Яковлевой (заместитель наркома просвещения. — Ю.Ж.) и расширить заседания комиссии, поручив ей собрать материал о политических настроениях рабфаковцев (учащихся рабочих факультетов, подготовительных двухгодичных курсов для рабочих, имевших лишь начальное образование, решивших поступать в высшие учебные заведения. — Ю.Ж.) и «свердловцев» (студентов Коммунистического университета им. Свердлова, в котором обучались рабочие и крестьяне, имевшие стаж партийной и советской работы. — Ю.Ж.) и выяснить, какая работа ведётся в этом направлении соответствующими партийными организациями»{90}.
Возобновившаяся политическая борьба тем отнюдь не ограничилась. Главной же её мишенью стала не группа «Рабочая правда», а исторические противники РКП — меньшевики. За две недели до открытия съезда, 29 марта, ПБ приняло по предложению Дзержинского широкую программу действий. Она предусматривала прежде всего пропагандистскую кампанию в печати в тех районах страны, где меньшевики вели себя особенно активно — в Москве, Петрограде, на только что, в октябре 1922 года, ставшем советским, Дальнем востоке, кроме того, ГПУ получило право «в государственном масштабе», то есть по всей стране, приступить к массовым высылкам в Нарымский край (среднее течение Оби), в район Печоры и Туркестан не только меньшевиков, но и близких к ним по своим программам членов национальных партий Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз) и Поалей-Цион (Рабочие Сиона, Еврейская социал-демократическая рабочая партия), имевших сторонников в основном на Украине и в Белоруссии{91}.
