Илл. 4
Вордингборг. Гусиная башня
Но вот настало утро, и, едва взошло солнце, город с королевским замком провалился, башни исчезли одна за другой, и под конец на холме осталась всего одна…
После того как в 1433 году все тот же Эрик Померанский перенес свою резиденцию в Копенгаген, Вордингборг начал постепенно угасать. За последующие два века замок обветшал настолько, что к 1660 году был признан непригодным для жилья, и в 1665 году его снесли, чтобы построить на том же месте дворец для принца Йоргена, сына Фредерика III. Избежала сноса только Гусиная башня (ее и имеет в виду Андерсен, говоря, что «осталась всего одна»), и то лишь потому, что иначе негде было бы держать тюрьму. Принц, однако, так и не приехал; до 1700 года дворец простоял без дела, затем использовался в качестве кавалерийских казарм, а спустя полвека повторил судьбу своего предшественника. Такие дела.
С того момента время в Вордингборге как будто остановилось. По официальной статистике, за период с 1672 по 1760 год прирост его населения составил двадцать девять человек: было семьсот тридцать шесть – стало семьсот шестьдесят пять. Век спустя Андерсен пишет в «Маленьком Туке», что в городе на тот момент не набиралось и двух тысяч жителей. Даже сейчас, когда там живет двенадцать тысяч человек, Вордингборг производит впечатление заброшенного – как, впрочем, и многие другие маленькие датские города. Я провел там два дня (оттуда было удобно добираться до пролива Грёнсунн, где работала паромщицей Мария Груббе из «Предков птичницы Греты») и за все это время встретил человек десять, включая портье в гостинице и двоих приветливых смуглых парней в привокзальной пиццерии. Музей автоматизирован, оба паба закрыты, по плавно извивающейся центральной улице – Альгеде (Algade) – ветер кружит что подвернется. Подворачивается мало, разве что ты сам.
Примерно десять минут по этой улице пешком от вокзала – и упираешься в коротко стриженый зеленый холм, окруженный цветущим (я про воду) рвом. На холме то тут, то там угадываются фрагменты крепостной стены и фундаментов прежних построек.Илл. 5 У насыпи через ров – высоченный флагшток с белым флагом Музея Зеландии, укрепленный от ветра подпорками из досок. Чуть поодаль слева (по ощущениям – в самом дальнем углу), в окружении цветущих вишен, – одинокая, непропорциональная, как будто не отсюда, кирпичная башня с конической крышей и тем самым золотым гусем на шпиле. Фрагменты музейной экспозиции на территории – в ржавых, но опрятных на вид грузовых контейнерах. Кое-где из земли торчат длинные железные балки, возможно, обозначая контуры былых зданий, но не очень убедительно. Все это напоминает выставку современного искусства: разумная деятельность налицо, трудозатраты поддаются оценке, но идея не просматривается. И только обойдя стену по периметру, поднявшись на башню и измерив внутренний двор собственными шагами, вдруг осознаешь пропорции и мысленно пририсовываешь к холму недостающий замок. И уже с замком в голове, довольный, идешь за ужином в ту самую пиццерию – больше некуда.
Илл. 5
Вордингборг. Руины замка
Они проехали лес и очутились в старинном городе Вордингборге. Это был большой оживленный город; на холме города возвышался королевский замок; в окнах высоких башен ярко светились огни. В замке шло веселье, пение и танцы. Король Вальдемар танцевал в кругу разодетых молодых фрейлин.
Корсёр: поэты и пароход
О произведенном на свет в Корсёре (Korsør) «забавном поэте» Йенсе Баггесене (Андерсен имеет в виду именно его – он такой один) и роковом расписании автобусов будет отдельная история в главе про «Обрывок жемчужной нити», а здесь непременно надо рассказать про пароход.
На месте современного Корсёра еще со времен викингов существовало поселение, служившее перевалочным пунктом на переправе через Большой Бельт (Storeb®lt) – пролив между Зеландией и Фюном. Однако статус города Корсёр получил только при вышеупомянутом Эрике Померанском, примерно в то же время, когда для контроля за судоходством в проливе Эресунн была построена крепость Кроген (см. главу про «Хольгера Датчанина»). Совпадение? Не думаю: век спустя датчане начали аналогичным образом взимать пошлину с судов, проходивших через Большой Бельт, и тем самым надолго лишили всех удовольствия бесплатного грузового трафика между Балтийским и Северным морями. Впрочем, Корсёр, в отличие от Хельсингёра, так и остался при этом «захудалым городишкой» – то ли из-за несоизмеримости грузооборота, то ли благодаря материализации художественной мысли (переправа-то никуда не делась, и по Корсёру регулярно проезжались – как в прямом, так и в переносном смысле – многие датские литераторы, включая знаменитого Адама Эленшлегера).
От чистого сердца стремясь восполнить урон, нанесенный репутации Корсёра колкостями коллег, Андерсен однажды пообещал написать о городе пару добрых слов. Обещанного, однако, три года ждут, а к моменту написания «Маленького Тука» Андерсен и сам уже имел зуб на Корсёр, так что город опять попал под горячую писательскую руку. Дело в том, что в начале 1840-х годов Корсёрский торговый дом затеял громкое имиджевое предприятие – решил отправить один из своих новых пароходов в двухлетнее кругосветное плавание. Идея вызвала бурный интерес вплоть до того, что короли Дании и Пруссии заявили о готовности командировать в кругосветку коллектив ученых-натуралистов. Пресса же отреагировала на это дельным замечанием: дескать, ученых все посылают, а между тем поэт в составе такой экспедиции мог бы принести национальной культуре куда больше пользы, чем нудные академики; больше того, на эту роль уже и идеальный кандидат в лице господина Андерсена имеется. Господин Андерсен, видевший тот пароход собственными глазами во время визита в Корсёр в 1842 году, затрепетал, конечно, в предвкушении – но увы: достаточного количества пассажиров так и не набралось, и предприятие пришлось свернуть за недостатком финансирования. А дальше, что называется, собака выросла и забыла, а Павлов вырос и не забыл.
Не расстраивайте поэтов – не отмоетесь потом.
Роскилле: источник королей
Тех, кого не обошел стороной «Беовульф», может удивить появление в «Маленьком Туке» легендарного короля Роара (читай – Хродгара), но только до тех пор, пока, как обычно, не копнешь глубже. Исследователи склоняются к тому, что описанный в «Беовульфе» чертог Хродгара, Хеорот, располагался не где-нибудь, а в Лайре (Lejre), что в нескольких километрах к юго-западу от Роскилле. Сам же Роскилле (Roskilde), по легенде, был основан Хродгаром в VI веке, и место было выбрано не случайно: в этом районе выходит на поверхность множество пресных источниковИлл. 6 (пару веков назад их насчитывалось более двух десятков). Отсюда и название города: слово «источник» по-датски звучит как «килле» (kilde), а «Роар» сокращается до «Ро» (Roe); таким образом, «Роскилле» буквально означает «Роаров источник».
Тем самым, Роаровым, считается самый мощный из роскилльских источников, Маглекилле (Maglekilde, буквально – «большой источник»). В XVII веке он приводил в движение целых пять мельниц, выдавая около восьмидесяти тысяч литров (то есть чуть больше объема типовой железнодорожной цистерны) воды в час – очевидцы пишут, что его можно было принять за гейзер. Сейчас его мощность упала примерно в пять раз; более слабые источники вообще дышат на ладан, а многие зацвели или пересохли вовсе – гуляя по склонам холма вокруг Кафедрального собора, периодически натыкаешься на их каменные ограды. Во времена Андерсена при Маглекилле действовала водолечебница, и копия тогдашнего бювета стоит там до сих пор, – очевидно, где-то здесь Андерсен и посадил седого Роара в золотой короне. Впоследствии водолечебницу снесли, чтобы не транжирить воду попусту, а от источника вниз по склону холма провели подземный водовод, заканчивающийся каменным порталом с маской Нептуна.Илл. 7 В таком виде он и сохранился по сей день.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
См. http://www.andersen.sdu.dk/
2
По нынешним меркам эта цифра уже не так впечатляет, но здесь нужно учитывать время и место. Во-первых, добрая половина путешествий Андерсена пришлась на период, когда в Европе еще не было железных дорог и основным средством передвижения на дальние дистанции служил медленный и неудобный конный дилижанс. Во-вторых, в датском обществе того времени вообще было не принято покидать пределы родины, так что путешествующий датчанин был чем-то из ряда вон выходящим.
