Суворова;
орден Ушакова;
орден Жукова;
орден Кутузова;
орден Нахимова;
орден Мужества;
орден "За военные заслуги";
орден "За морские заслуги";
орден Почета;
орден Дружбы;
орден "Родительская слава";
Два знака отличия отличия Российской Федерации: — Георгиевский Крест и знак "За безупречную службу", а также медали:
медаль ордена "За заслуги перед Отечеством";
медаль "За отвагу";
медаль Суворова;
медаль Жукова;
медаль Ушакова;
медаль Нестерова;
медаль Пушкина;
медаль "Защитнику свободной России";
медаль "За отличие в охране общественного порядка";
медаль "За отличие в охране государственной границы";
медаль "За спасение погибавших";
медаль "За труды по сельскому хозяйству";
медаль "За развитие железных дорог";
медаль "За заслуги в освоении космоса";
медаль ордена "Родительская слава";
Всё остальное — не есть государственная награда. И, увы, последняя юбилейная медаль — тоже.
Извините, если кого обидел.
14 мая 2013
Бабочка (2013-05-14)
Дядюшка Ю проснулся за несколько секунд до звонка. Зачем ему этот дар, это умение проснуться чуть раньше, он никак не мог понять — сердце всё равно бешено колотилось, подготовиться ни к чему было нельзя. Но вот в уши полилась вкрадчивая мелодия телефона.
Его мир уж точно не стал радостнее, когда он понял, о чём просит телефонная трубка.
А только что ему снилась огромная мохнатая бабочка с крыльями мрачного чёрного цвета, которая с любопытством смотрела на него с потолка. Дядюшка Ю с опаской посмотрел на потолок — он был пуст и чист.
Каждое утро он делал неприятное открытие — жены не было рядом. В пространстве сна, пока мохнатая бабочка находилась в поле его зрения, он ощущал рядом тепло женского тела. Жена всегда разбрасывала в стороны руки, и перед рассветом он гладил её равнодушную руку, торчащую из-под одеяла.
Но каждое утро он просыпался один.
И сейчас, как и всегда, он медленно спустил с кровати ноги, увитые взбухшими венами, и стал привыкать к перемене положения тела в пространстве.
Его вызывали на службу только когда дело было серьёзное — а если вызвали, значит смерть пришла в их маленький курортный городок. А городок как бы не существовал, они был за пределами карты, пределами сознания — Северные территории были за штатом, даже чёрного порошка ему сюда почти не присылали. Как работать по серьёзным делам — было непонятно.
Дядюшка Ю медленно оделся и попрощался с портретом умершей жены на вечно светившейся в углу электронной фотографии.
Через полчаса он уже стоял в гостиничном номере, где, раскинув руки, лежал молодой человек. Фотограф уже ушёл, и у тела стоял только помощник дядюшки Ю.
— Префектура не любит, когда туристы умирают, — сказал помощник печально. — Смерть не очень хорошая реклама нашему туризму.
— Сейчас не тот сезон, когда что-то может помочь нашему туризму, — и дядюшка Ю посмотрел в окно, в которое зимний ветер бросал ошмётки солёной пены. — А до весны все забудут об этом финне.
— Он швед. Швед по фамилии Свантессон.
— Неважно.
Дядюшка Ю начал разглядывать тело. «Интересно, — подумал он, — он сидел в своём номере в костюме. Даже при галстуке… Кто сидит в номере в костюме, особенно с молодой женой? Кто из этих новых европейцев едет в свадебное путешествие зимой и сидит потом в номере в костюме и затянутом как удавка галстуке? Интересно, в этом ли костюме он женился? Дурачок».
— Можно вынимать? — спросил помощник.
— Да вынимайте, чего смотреть.
Тогда молодой полицейский, аккуратно взяв за кончик рукоятки длинный тонкий меч, выдернул его из груди покойника.
— Дешёвка, дешёвка для туристов, — брезгливо отметил помощник. — Я думаю, купили тут же, в сувенирной лавке.
— А где жена этого несчастного?
— С женой работает психолог.
Дядюшка Ю посмотрел в соседнюю комнату, но заходить туда не стал.
— Она говорит, что её изнасиловали. То есть какой-то тип влез в окно и убил её мужа. А потом её изнасиловал — она говорит, что это был ниндзя, но без маски, и с виду — европеец.
Дядюшка Ю опять с тоской поглядел в сторону соседней комнаты.
— А завтра она скажет, что приехала из Кореи мстить за честь бабушки. Значит, с ней будем говорить завтра. А следы-то есть?
Оказалось, что следы есть, и в окно действительно кто-то лазил, и анализы взяты, и всё случилось правильным образом за то время, пока дядюшка Ю сидел на кровати, свесив ноги и привыкая к вертикальному положению.
— А отпечатки?
— Есть отпечатки, ищем по базе. Вы будете с кем-нибудь ещё говорить? С ночным портье? Нет?
Но говорить пришлось вовсе не с портье.
Когда дядюшка Ю уже собирался вернуться в постель, на улице перед отелем поймали другого шведа (помощник тут же неуклюже сострил по поводу изобилия шведов и их семейной жизни). Всё было прекрасно — дело завтра будет закрыто, сюжет прост — пьяная ссора из-за женщины, насилие, драка, и вот сувенир уже торчит в груди молодожёна. Швед Людвиг Карлсон, впрочем, уже признался в убийстве. Дядюшка Ю с любопытством смотрел на него — но швед тут же стал объяснять, что убийства никакого не было, а была честная дуэль.
— Из-за женщины. Она хотела отдаться мне, она хотела меня, знаете, есть в ней какой-то изгибчик… Впрочем, вы не поймёте. И я не смог сопротивляться — да и знаете, этот наш малыш был такой мямля…
— Отчего же не пойму? — улыбнулся дядюшка Ю. — Изгибчик. Ну и вы засадили соотечественнику между рёбер сувенирный меч — из-за его невесты. Она, правда, говорит, что вы её изнасиловали.
— Врёт, тварь! Врёт — мы знаем друг друга не первый год. Зачем она врёт, мы же давно с ней…
— Вот так привычка у вас ездить в свадебное путешествие втроём. Это что-то национальное?
— Перестаньте! Я приехал к бабушке!
— У вас тут бабушка?
— Ну, не здесь, она в Ямагате. Преподаёт шведский. Я просто заехал в гости к этим идиотам.
— А зачем залезли в окно?
— Романтика. Я же говорю, что вы не поймёте.
— То есть, вы утверждаете, что не насиловали жену убитого?
— Какое там, вы бы её видели. Она сама кого захочет… Ну, в общем, не насиловал.
Ночь уползала в горы, а край неба над океаном стал светлеть, будто серебряная бабочка осыпала пыльцой с крыльев небо на востоке.
Дело выходило отвратительным, картинка переворачивалась как в детской калейдоскопе пхао-пхао. Ну хорошо, убийца у нас есть, мы не можем понять мотив, и все, как всегда, врут. Все врут — как ему постоянно говорил его друг, доктор-патологоанатом. Правда, потом он прибавлял: «Кроме
