что они не включают убеждение в национальный продукт. Но экономика это делает.
Глава 52. И его риторика может быстро меняться
Что из этого? Это:
В трилогии Фернана Броделя "Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XVe-XVIIIe век" (1967-1979 гг.) утверждалось, что богатые люди раздражающе богаты и склонны к монополизму, а культурные привычки часто сохраняются и обычно имеют значение. Все это верно. В чем мы с ним расходимся, так это в том, что я считаю, что богатым приходится конкурировать, когда идеи убеждают, и что культурные привычки иногда, и по той же причине, оказываются податливыми.
Сладострастие, которое в древности называлось риторикой, - это часть культуры. Но это поверхностная часть. "Поверхностная" здесь не означает "глупая", "неважная" или "та, которую ведут эти идиотские противники моих идей". Это также не неизменный фон, который мы можем оставить в стороне от истории перемен. Анализ человеческой природы, унаследованной от воображаемых африканских саванн, или английского характера, унаследованного от воображаемых англосаксонских свобод, не объясняет, почему мужчины насилуют или почему в Англии больше грузов. Риторика сексуального доминирования мужчин над женщинами ("Но она же сама этого хочет"; "Я мужчина, и женщины созданы для моих похотей") или риторика деловой цивилизации ("То правительство лучше, которое меньше всего управляет") объясняют подобные вещи, и обе эти риторики могут меняться и меняются. Нелегко и нечасто. Но иногда удивительно быстро.
Приписывание более глубокой культуре или личности поведения, которое на самом деле является следствием нынешней риторики или обстоятельств, социальные психологи называют "фундаментальной ошибкой атрибуции"¹. Кажущиеся глубокими и постоянными различия в культурных диспозициях, которым мы приписываем влияние на поведение, могут исчезнуть через поколение или два. Внуки иммигрантов-хмонгов в США по многим своим ценностным установкам лишь незначительно отличаются от внуков британских иммигрантов. (Если вас это не убеждает, добавьте к слову "внуки" слово "великие" или еще одно "великие"). То, что сохраняется, развивается и в конце концов оказывает на нас влияние, - это устные этические оценки, то есть риторика, через изложение на коленях матери, через истории, рассказанные в высокой и низкой литературе, или через газетные слухи и болтовню в Интернете - климат мнений и партийной политики, новый в Англии 1690-х годов, например.² В своих разговорах мы наделяли ценностью других, себя и трансцендентное. Такие разговоры менялись.
Рассмотрим, например, высокую риторическую оценку благоразумия, надежды и мужества в американской цивилизации. Она сохраняет веру в произносимую идентичность неукорененности. Арьо Кламер однажды назвал Америку "караванным" обществом, в отличие от "цитадельного" общества Европы. Караван - это миф об американском фронтире или голливудский роуд-муви, выражение американской народной религии, согласно которой "ты можешь быть кем угодно". Он за несколько поколений уничтожил североевропейскую этику воздержанности и эгалитарной справедливости (см. Гаррисона Кейлора) или восточноазиатскую этику благоразумия и семейной верности (см. Эми Тан).
До 1991 г. многие говорили, что Индия никогда не будет развиваться экономически, что индуистская культура безнадежно потусторонняя и всегда будет враждебно относиться к улучшениям. Правда, некоторые мудрые головы, например профессор английской литературы Нирад Чаудхури, с этим не соглашались. В 1959 году Чаудхури заметил, что христианская Англия в своей молитве о хлебе насущном в действительности менее ориентирована на прибыль, чем индуистская молитва к богине-матери Дурге: "Дай мне долголетие, славу, удачу, о Богиня, дай мне сыновей, богатство и все желаемое".³ Гурчаран Дас отмечает, что вторая стадия достойной индуистской жизни - это жизнь домохозяина. "Тексты дхармы признают ценность второй ступени, которая была необходимой материальной основой цивилизации"⁴ Среди последовательных целей процветающей жизни в индуизме есть "вторая цель... артха, "материальное благополучие", что вполне логично, ибо как можно быть счастливым в условиях крайних лишений?"⁵ Как же так?
Но большинство социологов, глядя на Священную Индию, видели лишь порочные круги бедности. В течение сорока лет после обретения независимости риторика социализма Ганди и Лондонской школы экономики удерживала "индусские темпы роста" на уровне 3,2% в год, что означало жалкий 1% в год на человека по мере роста населения. Неру с удовлетворением писал в 1962 г., что "Запад также приносит противоядие от пороков жестокой цивилизации - принцип социализма. . . . Это не так уж отличается от старой браминской идеи служения"⁶ Однако в конце концов антикоммерческая риторика, заимствованная у европейцев 1930-х годов, и "старая браминская идея служения" угасли. В Индии укоренилась риторика извлечения прибыли и совершенствования, которая частично разрушила "Лицензионный радж"⁷ Треть миллиона индийцев подписываются на основанный в 1992 г. двухнедельный индийский журнал "Бизнес сегодня", в котором публикуются статьи, восхваляющие предпринимательство. И вот после прихода к власти в 1991 г. либеральных экономистов Индия начала наращивать производство товаров и услуг темпами, шокирующе высокими по сравнению с временами пятилетних планов, коррумпированного регулирования и социалистических правительств, возглавляемых учениками Гарольда Ласки. К 2008 году национальный доход Индии рос на 7 процентов в год на человека (7,6 в 2005 и 2006 годах). Коэффициент рождаемости снизился, как это бывает, когда люди становятся более обеспеченными.
После 1991 года и либеральных союзников Сингха многое в культуре не изменилось и, вероятно, не изменится в будущем. Экономический рост, как уже давно показали японцы, не означает, что нужно становиться идентичным европейцам. В отличие от англичан, индийцы в 2030 году, вероятно, все еще будут делать подношения Лакшми и сыну Гаури, как они делали это в 1947 и 1991 годах. В отличие от немцев, они по-прежнему будут играть в крикет, причем довольно хорошо. А в 2050 году, спустя всего два поколения, при тех темпах роста, которые были возможны для экономик, начавших жить по "буржуазному сценарию", средний доход вырастет в 16 раз по сравнению с 2008 годом. Этот уровень будет намного выше, чем в США в 2003 году. Даже к 2050 году индийцы во многом в своих разговорах и действиях не будут испытывать ни малейшего соблазна стать похожими на чикагцев или парижан, так же как когда-то очень бедные южные итальянцы переняли американский стиль вождения или британский стиль питания, хотя по международным меркам они уже богаты. Итальянцы даже Меццоджорно отчасти переняли северо-западноевропейскую риторику в отношении экономики, как сейчас в значительной степени индейцы. Они вошли в современный мир и в современное слово буржуазной цивилизации, и стали от этого лучше, как в материальном, так и в духовном плане.
Что изменилось в Европе, а затем и во всем мире, так это риторика о торговле, производстве и улучшении жизни - то есть разговоры о заработке среди влиятельных людей, таких как Дефо, Вольтер, Монтескье, Юм, Тюрго, Франклин, Смит, Пейн, Уилкс, Кондорсе,
