Мы регулярно обсуждали последнюю информацию о намерениях Саддама Хусейна. В общем и целом казалось, что бы ни планировал он первоначально, он не решился бы нападать на Саудовскую Аравию, пока там находились американские силы. Но у меня складывалось ощущение, что нам следовало прислушаться к важному уроку: Саддам Хусейн мог просто начать действовать непредсказуемо. Как я изложила в записке в министерство обороны 12 августа: «Мы полагали, что Ирак не двинется в Кувейт, хотя их силы стягивались к границе. Не следует повторять ту же ошибку. Они могут войти в Саудовскую Аравию. Мы должны быть готовы».
Эти недели проходили в активных дипломатических переговорах по телефонной связи. Я поддержала Турцию в готовности выступить против Ирака. Турецкая экономика тяжело пострадала, поскольку, в отличие от Иордании, Турция эффективно осуществляла санкции ООН. Я всегда давала понять как аравийцам, так и правительствам государств Персидского залива, что они многим обязаны Турции, и настоятельно рекомендовала им предлагать благородную финансовую компенсацию.
Менее приятным союзником была Сирия, с которой у нас не были установлены официальные дипломатические отношения. Мне не нравился такой режим, и я не питала никаких иллюзий по поводу их постоянно демонстрируемой готовности использовать терроризм и насилие как средство, оправдывающее их цели. Но факт оставался фактом: соперничество между Сирией и Ираком открыло перед нами возможность, которую нельзя было упускать. Более того, было бессмысленно участие наших военных сил на стороне сирийцев, если у нас пока еще отсутствовали дипломатические каналы для дискуссии.
Соответственно, мне пришлось договориться о возобновлении с ними дипломатических отношений, однако официальное сообщение об этом было сделано в ноябре, через несколько дней после моего ухода с поста премьер-министра. Вечером 26 августа меня вызвал по телефону президент Буш, находившийся у себя дома в Кеннебанк-порте. Я сообщила о том, что очень рада принятию Советом Безопасности резолюции № 665, которая позволила нам ввести эмбарго. Нужно обрушить всю мощь наших стран на то, чтобы перекрыть иракские поставки. Сейчас было не время финтить. В качестве подтверждения нарушения режима санкций необходимо опубликовать информацию, полученную нами из секретных источников. Президент согласился.
Я высказала мнение, что единственной сферой, где мы не достигли особого прогресса, являлась пропагандистская битва. Теперь нас, вероятно, ожидал затяжной период, прежде чем будет понятно, насколько эффективны принятые санкции, поэтому нельзя было допустить, чтобы робеющие осмелели. Президент также был обеспокоен относительно возможности применения порта Акаба в Иордании: избежит ли он санкций, я ответила, что задам этот вопросу королю Хусейну во время нашей встречи буквально через несколько дней. Меня огорчило то, что один из самых давних друзей Великобритании, по всей видимости, поддерживал врага. С королем Иордании Хусейном нас связывали самые дружественные отношения, однако о том, чтобы допустить, что он и дальше будет попирать санкции и оправдывать иракское вторжение, не было и речи. Поэтому когда он прибыл на обед в пятницу 31 августа, я не могла скрыть того, что думала. Собеседник начал с сорокаминутного заявления, которое явилось лишним подтверждением того, что он оправдывал совершенное иракцами. Я ответила, что поражена его мнением по поводу того, что фактически являлось актом неприкрытой агрессии.
Ирак – это страна, применившая в прошлом химическое оружие против собственного народа. Саддам Хусейн не только являлся бандитом международного масштаба, но он также нанес огромный ущерб как делу палестинского народа, так и арабам, и на протяжении восьми лет тщетно обрушивал против Ирана одну за другой волны воинствующих молодых иракцев. Я сказала, что королю следовало не пытаться вести переговоры от лица Ирака, а применить против него санкции. Но каким бы ни было давление, он вряд ли изменил бы расчет, сделанный королем: он не мог открыто выступить против Саддама Хусейна и остаться в живых.
6 сентября было созвано собрание Палаты общин для обсуждения ситуации в заливе. В отличие от конгресса США парламент решительно поддержал курс, избранный правительством: к окончанию дебатов за него проголосовало большинство: 437:35. Я также изменила взгляд в пользу военной кампании, которую, по моему убеждению, нужно было отстаивать. Во второй половине дня я обсудила ситуацию с Дугласом Хердом. Я сказала, что теперь еще больше уверена в том, что Саддам Хусейн не оставит Кувейт, пока его оттуда не выдворят силой. У меня не было желания устанавливать какие-то жесткие временные рамки, но мы задумались и о сроках: чем дальше, тем меньше останется возможностей ведения боевых действий.
Я также сказала, что нельзя питать никаких иллюзий: если санкции против Ирака окажутся неэффективными, а американцы и многонациональные силы не отреагируют должным образом, Израиль нанесет удар. Было очень трудно получить представление о том, насколько действенной могла оказаться иракская армия. У меня были некоторые сомнения относительно ее боевого духа. Эти сомнения основывались на том, что иракцы предпочитали воздушные бомбардировки и применение химического оружия, а не наземные операции в войне против Ирана.
Американцы проявляли исключительную осторожность, дожидаясь значительного скопления бронетанковой техники в заливе, прежде чем объявить готовность к передвижению. А в некоторых соседних с Ираком странах считали, что, наоборот, иракцы быстро ослабнут; и, оказалось, они были правы. В любом случае, как и в фолклендской операции, я собиралась обеспечить британские силы наилучшим снаряжением и в достаточном объеме. Американцы высказали пожелание, чтобы мы укрепили наши войска в Персидском заливе, и порекомендовали нам направить бронетанковую бригаду, снаряженную танками «Челленджер-1», для присоединения к расположенным там союзным силам. Мне было известно, «Челленджер» славился своей маневренностью, однако был не самым надежным танком. Поэтому в четверг, 13 сентября, я созвала совещание в составе Тома Кинга, начальника штаба обороны, начальника генерального штаба и представителей компании «Виккерс».
Я опросила всех, чтобы узнать обо всех потенциально слабых местах. На моей памяти был случай, когда ранее, при правительстве президента Джимми Картера, попытка американцев освободить иранских заложников не увенчалась успехом из-за того, что задействованные в операции вертолеты не смогли справиться с условиями пустыни. В результате долгой дискуссии им удалось меня убедить. Но я заявила, что они должны взять с собой запчасти, которые могут им понадобиться, чтобы не ждать, пока им вышлют все необходимое для ремонта, и я также настояла на получении письменной гарантии о 80 % боеготовности, что на порядок превосходило боеготовность «Челленджеров» на полях сражений в Германии.
Также я высказала пожелание, что командующим нашим контингентом войск должен стать кто-то, в ком можно было быть полностью уверенными, как на мой взгляд, так и с точки зрения моих собеседников. Единственной фигурой, которая, казалось, идеально подходила для этого, был сэр Питер де ла Бильер. Том Кинг неохотно согласился с его назначением: оставалась неделя до выхода Питера де ла Бильера в отставку, да и в пользу других кандидатов можно было сказать гораздо больше. Но мне хотелось видеть на этом месте боевого генерала.
Я имела возможность узнать о служебных качествах сэра Питера во время его командования операцией специального военно-воздушного полка во время осады иранского консульства в 1980 году и в ходе фолклендских сражений. Также мне было известно, что он владеет арабским языком – немаловажный навык, учитывая многонациональный состав военных сил со значительным по численности арабским подразделением. Поэтому я сказала Тому Кингу, что сэр Питер не выйдет сейчас в отставку, если мне удастся на это повлиять: и если он не отправится командовать нашими войсками в Персидском заливе, то подойдет на должность личного советника по вопросам ведения войны при Кабинете министров. Он все-таки отправился в залив.
Я снова встретилась с президентом США в Нью-Йорке вечером воскресенья 30 сентября. Мы прибыли туда для официального присутствия на встрече на высшем уровне ООН. Единственным значительным событием на этом саммите стала вдохновляющая речь президента Чехословакии Гавела. Президент Буш испытывал большую усталость после перелетов из Нью-Йорка в Вашингтон и обратно с целью завершения переговоров с конгрессом относительно компромисса по бюджету 1990 г., которому суждено было подорвать его политическую карьеру. Однако он находился в хорошем настроении. Мы обсудили пожелание Джима Бейкера о том, чтобы Совет Безопасности ООН принял еще одну резолюцию, которая особо подтверждала бы применение силы, направленной на то, чтобы выдворить Ирак из Кувейта. Как всегда, у меня были сомнения.
