Как истинный ставрополец, Горбачёв на этот раз рекомендовал отдых в Кисловодске. Место это для отдыха действительно отличное: чистый и свежий воздух, есть все условия и для прогулок, и для лечения. В Кисловодске была построена специальная дача, укромно укрытая посадками деревьев и холмами от взглядов многочисленных отдыхающих. Туда-то и было рекомендовано поехать К.У. Черненко.
Но, видимо, врачи не знали, что прозрачный воздух Кисловодска по вечерам и ночью становился прохладным: с вершин гор в долину спускались остывшие, пахнущие свежим снегом воздушные потоки. Через несколько дней у Черненко началось обострение болезни в связи с простудой. Как-то в августовский полдень он позвонил М.С. Горбачёву. Я в это время находился у Михаила Сергеевича и слышал разговор по усиленной правительственной связи. Голос К.У. Черненко был слаб, прерывист. Он произносил несколько слов и замолкал, набираясь сил. Затем вновь быстро и невнятно говорил. Смысл всего разговора был тревожный. Константин Устинович не скрывал, что чувствует себя плохо и советовался, что делать дальше. Михаил Сергеевич успокаивал Черненко, считая, что это обострение болезни быстро пройдёт и не надо делать поспешных шагов.
Несмотря на уговоры М.С. Горбачёва переждать обострение болезни, консилиум врачей принял решение срочно эвакуировать генсека из неблагоприятного для его здоровья места под более надёжную опеку московских медиков. Основания для этого, как выяснилось, были весьма серьёзные. Болезнь ослабила Черненко, он с трудом вставал с постели, не мог стоять на ногах и уж тем более самостоятельно двигаться. Перед врачами, службой охраны стояла непростая задача — переправить генсека в аэропорт и доставить в столицу. Слава Богу, что заботливые и перспективно мыслящие руководители медицины и КГБ ещё для Брежнева поручили сконструировать специальный лифт-подъёмник, своеобразную лестницу-чудесницу, которая позволяла без особого труда поднимать высокопоставленных пассажиров на борт самолёта. Без такой разгрузочно-погрузочной машины было уже трудно ездить в командировки Л.И. Брежневу, особенно после трагедии, происшедшей на Ташкентском авиационном заводе, где желающие взглянуть на генсека взобрались на леса, и эти конструкции, не выдержавшие многочисленных любопытных, опрокинулись, серьёзно повредив плечо Леонида Ильича. Факт этот замалчивали, и о нём, видимо, мало кто знает, потому что в то время не считали случившееся специально подстроенным оппозицией покушением на лидера.
Во всяком случае, специалисты в спешном порядке создавали достойный наших руководителей самодвижущийся трап. То ли они долго проектировали, то ли не хватило каких-то деталей, но служба безопасности, чтобы не рисковать, приняла решение закупить подобный механизм за границей. Это импортное чудо техники и решили быстро перебросить на специальном самолёте в Минеральные Воды. Всё обошлось удачно и, главное, вовремя. Правительственные машины выруливали к взлётной полосе как раз в то время, когда заработал механический трап. Он поднял Черненко на необходимую высоту, и медики приняли больного в салоне правительственного лайнера.
Через несколько часов Константин Устинович оказался в больнице и началось его интенсивное лечение. Недели через две-три ему стало лучше. Он часто звонил Горбачёву, другим членам Политбюро, расспрашивал о делах, давал советы и поручения. Но холодок в отношениях его с Михаилом Сергеевичем оставался.
Болезнь Черненко серьёзно повлияла на его работоспособность. Генсек вышел из больницы ослабленным и немощным.
Теперь на заседания Политбюро, как рассказывали, ещё до того, как туда должны были войти его участники, К.У. Черненко часто практически вносили на руках, усаживали за стол председателя, пододвигали бумаги, затем приглашали занять места остальных. И он, задыхаясь и багровея, говорил несколько фраз, невнятно зачитывал то, что ему приготовили помощники. Время заседаний сократилось ещё больше. Мне никогда не приходилось видеть среди членов Политбюро, секретарей ЦК столь панического настроения. Они предчувствовали исход болезни и понимали свою ответственность за рекомендацию Пленуму ЦК этой кандидатуры. Разговоры в ту пору среди них были откровенными, и многие из них мрачно смотрели на перспективу.
Своя точка зрения на «рыбку а ля Федорчук» у генерала КГБ В.Т. Медведева.
В.Т. Медведев:
— Можно, конечно, винить охрану, которая проморгала лабораторных специалистов, мимо которых всё это прошло. Но, я думаю, главное в том, что ослабленный организм Черненко готов был к тому, чтобы где-то дать сбой. Я даже не уверен, что рыба оказалась недоброкачественной. Её коптили в домашних условиях, ели её наверняка и сам министр внутренних дел, и его родня, прочее окружение. Пострадал лишь тяжело больной Черненко, потому что его ветхий организм, как и в случае с Андроповым, готов был пострадать от чего угодно. При всём кажущемся недосмотре или какой-то другой случайности все они умирали от дряхлости, до конца дней обеими руками держась за высокое кресло.
Е. Чазов:
— Моё положение было сложным. Я понимал, что болезнь прогрессирует, никакой надежды даже на её стабилизацию нет. Прогноз плохой. Речь может идти об одном-полутора годах жизни. Но кому об этом сказать? Тихонову или Громыко, которые всё знают, понимают, но делают вид, что ничего не происходит, или Гришину, который пытается организовать «показ» Черненко народу, чтобы вселить веру в крепость руководства? Кроме всего, я уже научен горьким опытом моих откровений с Устиновым и Чебриковым в период болезни Андропова. После них один предлагает на пост Генерального секретаря больного Черненко, а второй, чтобы подчеркнуть преемственность, приводит его к умирающему Андропову. Мне трудно забыть эту сцену. Чебриков, видимо, для того чтобы подчеркнуть свою лояльность, позвонил Черненко и то ли рекомендовал, то ли попросил навестить Андропова. Страшно было смотреть на бледного, с тяжёлой одышкой Черненко, стоявшего у изголовья большой специальной (с подогревом) кровати, на которой лежал без сознания страшно изменившийся за время болезни его политический противник. Зачем нужен был этот жест? Чтобы на следующий день на Секретариате ЦК Черненко мог сказать, что он навестил умирающего Андропова.
Учитывая сложившиеся традиции, да и просто в силу формальных правил, я информировал о состоянии здоровья Черненко Горбачёва как второго секретаря ЦК КПСС. Он был в курсе складывающейся ситуации. А она с каждым днём становилась все тяжелее.
Осенью состояние Черненко стало настолько тяжёлым, что он мог выезжать на несколько дней на работу только после внутривенных введений комплекса лекарств. Для меня, как и год назад, Кунцевская больница стала основным местом пребывания, тем более что в ней в это время находился в тяжёлом состоянии Устинов. Все мы, профессора и врачи, понимали бесперспективность наших обращений, перестали убеждать Черненко в прописной истине, что такая даже в определённой степени ограниченная нагрузка, которая выпадает на долю Генерального секретаря ЦК КПСС, ему не по плечу. Понимая справедливость наших обращений и в то же время всё ещё надеясь на благоприятный исход болезни, он пытался искать помощь на стороне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
