псы? — спросил, изо всех сил напрягая голосовые связки, толстяк. — Они враги тебе и мне. Их нужно уничтожить, а сердца и печень этих вонючих египетских собак будут приятны моему богу…
Упуат при последних словах зло заворчал, и в его рыке Даньке явственно почудилось: «Ну, я тебе еще покажу собаку!»
— Значит, твой бог предпочитает собачатину? — издевательски рассмеялся Наакон. — Ну, тогда мой тебе совет: налови побольше шакалов, и ему будет еще приятнее!
Ливийцы вновь двинулись было вперед, поднимая оружие и издавая гневные крики. И снова яростный жест вожака отшвырнул их на прежние позиции.
— Я не уйду! — заорал в ответ Самасих, поднявшись во весь немалый рост на колеснице. — Зачем тебе губить своих воинов, о сын царя великого Куша?
Это всего лишь египтяне…
— Верно, зачем нам губить своих воинов! — оборвал Наакон его излияния (а ливийский вождь настроился, судя по всему, на долгую речь). — Давай решим наш спор, как принято среди мужчин и воинов — один на один, в честной схватке. Или ты испугался?
— Я согласен, — долетело с той стороны спустя несколько секунд.
— Сразимся пешими, без копий и щитов, — не давая ему опомниться, продолжил Рыжебородый. — Только на мечах, сила против силы. Пусть наши боги нас рассудят. Даниил не смог не восхититься Нааконом — как легко он взял этого типа «на слабо». Да еще божий суд сюда приплел!
— Только извини, биться будем без этих ваших черных мечей! — закричал ливиец с таким видом, словно поймал противника в ловушку. — Знаем мы эти штучки!
Кое-кто из темнокожих настороженно нахмурился, но Рыжебородый только пожал плечами.
— Будь по-твоему, о поклонник бога, что обожает тухлое мясо.
— Уважаемый, э-э, египтянин, — обратился он к Рахотепу. — Не дашь ли ты мне на время свой хепеш, чтобы я мог разделать вот того труса? Ему почему-то не хочется умирать от моего клинка…
— Хорошо, — не изменившись в лице, бросил старый вояка. — Возьми, храбрец. Этот меч немало таких, как он, отправил в царство Сета.
Рахотеп вытянул из ножен изогнутый клинок темной бронзы.
С благодарным кивком приняв меч, Наакон снял с пояса свой — прямой и широкий, тяжелый даже на вид, и зашагал вперед.
Навстречу ему уже спешил вожак ливийцев. Он так торопился, что не удосужился даже отдать колесничему свои пику и щит, а небрежно швырнул их на песок.
И египтяне с эфиопами, в этот момент ставшие единым целым, и ливийцы замерли в предвкушении схватки.
Напрягся и Даня. Сейчас перед ним, как в десятках виденных фильмов и виртуальных игр, сойдутся храбрые бойцы, скрестятся мечи, и не судейская коллегия или сообразительность игрока-хакера, а только храбрость, ловкость и сила решат: кому быть победителем. О том, что от исхода боя зависит и его судьба, Горовой почему-то забыл.
Но зрителей ждало разочарование. Никаких плясок и игры мечей не было. Схватка завершилась буквально в три вздоха.
Вот светлый и темный металл ударяются друг о друга. Вот меч ливийца летит куда-то в сторону. Вот могучий кулак Наакона встречается с челюстью вражеского вождя…
И вот уже гигант перекидывает через плечо обмякшее тело противника и не спеша идет к холму…
Внезапно Упуат сорвался с места, выскочил на гребень холма и зло, угрожающе завыл, обратив морду в сторону противника.
Несколько секунд Даниил (да, пожалуй, и все присутствующие) ощущали странное напряжение, повисшее в воздухе.
Из рядов эфиопов выскочил воин в странной белой раскраске, хлопнул перед собой на песок небольшой тамтам, занес над ним широкую ладонь.
Потом напряжение схлынуло, и из-за спин ливийцев донесся еле слышный топот копыт. Колесница, запряженная черной лошадью, казавшейся отсюда не больше божьей коровки, устремилась прочь, петляя между холмов.
Упуат, виляя хвостом, как ни в чем не бывало, вернулся к Даниле и улегся на песок, свернувшись калачиком.
К археологу быстрым шагом подошел чернокожий колдун.
Маг нубийцев был под стать своим соратникам — высокий, широкоплечий, мускулистый, как знаменитый боксер XX века Майк Тайсон. Росту в нем было, однако, куда больше, сильно за два метра. За его спиной вместе с ритуальным барабаном была приторочена здоровенная булава, усаженная бронзовыми шипами.
«Да, — вспомнил Данька свои слова об эфиопских колдунах, — такого, пожалуй, тамтамом по голове не стукнешь!»
— Там был очень сильный демон, — сообщил чернокожий чародей. — Не знаю даже, сумел бы я его остановить? Но он испугался твоей собачки!
— Аи, это был трусливый демон. Большой, но трусливый! Аи, он испугался простой собачки! — дурашливо ухмыляясь, захлопал себя по ляжкам эфиоп.
Но его глаза, как заметил Даниил, оставались умными и хитрыми. Парню даже показалось, что негр ему подмигивает.
Наакон, подойдя к их позиции, швырнул своего оглушенного противника наземь.
— Алимандра, Тави, займитесь им.
Два воина принялись умело связывать по-прежнему бесчувственного ливийца и, пользуясь случаем, содрали золотые и серебряные побрякушки, в изобилии украшавшие его набедренную повязку и головной платок.
Так же неторопливо Наакон вернул хепеш Рахотепу.
— Благодарю, — бросил он. — Твой меч — хороший меч и принадлежит храброму воину.
— Да и твой тоже неплох, сын царя, — уважительно ответил Рахотеп, протягивая Наакону его клинок.
Рыжебородый вытащил свое оружие из ножен, словно проверяя.
У Данилы едва не отвалилась челюсть — меч был выкован из темно-серого блестящего металла. Археолог даже не сразу понял, что перед ним редкостное и дорогое в этом мире железо. Но разве железо уже было известно?
Тут только он обратил внимание, что и наконечники копий у отряда Наакона, и ножи сделаны из этого металла.
У командира египтян загорелись глаза.
— Будь у вас побольше таких мечей, не знаю, что бы стало с Та-Кеметом, — бросил Рахотеп с завистью.
Наакон с улыбкой кивнул, и по выражению его лица Горовой понял, что уж в этом вопросе как раз никаких сомнений быть не может.
Он бросил взгляд в сторону противника.
Ливийский отряд гудел, размахивая руками, все еще не в силах переварить случившееся.
Впрочем, теперь это уже был не отряд воинов, готовых к схватке, а нестройная толпа, в момент лишившаяся вожака.
Затем из рядов ливийцев вышел весьма немолодой мужчина. Неторопливо пересек разделяющее противников пространство, игнорируя направленные на него копья и стрелы.
Судя по всяким амулетам и фигуркам, висящим на его поясе и шее, это был ливийский колдун или шаман.
Он неприязненно покосился на своего коллегу, еще более неприязненно, но при этом и с откровенным страхом — на Упуата, а затем с достоинством подошел к Наакону.
— Я Крух, главный чародей рода Асеми, которому ведомы тайны неба и земли, служитель великого Нгаа, Властелина Бури, — изрек ливиец, при
