Майка прислушивается к завыванию ветра, к мерному поскрипыванию сосен. Вспоминает про отца, — где он теперь? Она знает, что он и еще несколько человек пошли в Минск. Партизаны готовятся к каким-то большим операциям, о которых Майке ничего не известно. Трудно им теперь, видно, в городе, где так много фашистов, где столько учреждений, посылающих в деревни солдат и полицаев. Майка думает, а быть может, мечтает о том, как станет знатной разведчицей, — а такой она обязательно должна стать, — как она наведет панику на фашистов… Надо что-то ей предпринять, она комсомолка, не такое уж большое дело сидеть за радиоприемником в землянке и записывать сводки. Это каждый может делать. Некоторые хлопцы и девчата уже прославились своими подвигами. Взять хотя бы лейтенанта Комарова. Ну да, Комарова… Он один три немецких танка сжег. С каким восторгом глядела на него Майка, когда они встретились в первый раз. Вот это действительно партизан, это герой! Глядела не стыдясь, не скрывая своего восторга. Он заметил ее тогда на комсомольском собрании, спросил:
— А ты, девочка, что здесь делаешь? Девочка…
Грубовато спросил. Даже обиделась Майка, но не растерялась, спокойно, в тон, ответила ему:
— А делаю, хлопчик, то, что мне надо.
Тогда еще все рассмеялись. А некоторые из старших подтрунивали над лейтенантом:
— Что, съел, Комаров?
Лейтенант не ответил, только хмыкнул что-то под нос. Не совсем дружелюбно взглянул на нее. И надо ж было тогда растеряться Майке, покраснеть до самых ушей. Чувствовала себя очень неловко. А потом при встрече с ней спрашивал, словно ничего между ними не произошло:
— Ну, как твои дела, малявка? Что слышно в эфире?
Он подслушал, как Василий Иванович иногда называл ее малявкой. Майка либо не отвечала Комарову, словно не замечая его, либо пыталась перейти в решительную атаку:
— И серьезный ты человек, кажется, а поведение твое комариное, так и лезешь слепнем в глаза!
— Ого! Малявка, оказывается, умеет сердиться.
Майка тогда глядела на него ненавидящим взглядом, подбирая какое-нибудь разящее слово, чтобы заставить его отступить.
А он посмеивался, глядел на нее прищуренными глазами, и уже в примирительном тоне говорил:
— Однако, ты кусачая, Майка! Такая милая, а жалит, как оса!
— Иди, иди, Комаров, да займись своими делами!
Между ними установились своеобразные отношения, нечто похожее на поддразнивание друг друга, на взаимное подтрунивание. Майка сердилась на Комарова, но когда оставалась одна, мысли о нем почему-то не покидали ее. И ей казалось, что если бы не было Комарова, ей, пожалуй, было бы скучновато. Стоит ли всерьез принимать его шутки и насмешки, если он все-таки необыкновенный парень! Ну, храбрый, отважный… Никакой суетливости в нем нет. Он никогда не ударялся в панику, когда немцы оказывались совсем рядом, когда Майкино сердце начинало биться часто-часто. Не от одного только страха, конечно. Разумеется, и страшновато было, но не это главное. Боязно за людей, за тех, кого некому защитить там, в деревнях. Там же маленькие дети, женщины, беспомощные старики. Над ними фашисты часто любят показывать свою храбрость и силу. На партизан наскочат, тогда заскулят, как собаки, куда только девается их храбрость?
Снуют Майкины думы, бурлят. Зимняя ночь — длинная, много чего успеешь перебрать в своей памяти, тысячи мыслей промчатся, одна другой смелее, одна другой светлее. Словно погожим, весенним днем встревожил кто пчелиный рой, и они гудят, гудят, золотинками мелькая на солнце, на травах, на цветах, на ароматном яблоневом цвете. И все сливается в нечто пестрое, яркое, где так много красок, неугасимого солнечного сияния, всего того, что мы зовем молодостью и ее радостями.
13
Слышеня сделал в отряде Кияна доклад о Сталинской Конституции. Это даже не был доклад, а скорее инструкция: что делать коммунистам и комсомольцам — партизанам в эти дни в деревнях, оккупированных гитлеровцами.
— Каждое ваше слово к народу в такой день — лишняя пуля в фашиста.
Парни и девчата расходились по району. Майка попросила послать ее в село, в котором до войны находился районный центр.
В селе работали несколько знакомых девушек и хлопцев, которых она знала давно по комсомолу. Почти все они были в подпольной группе. Связь с этой группой непосредственно держала Майка, когда была еще в совхозе, где некоторое время располагался и подпольный райком комсомола, членом которого она состояла.
Простившись с Надей, которая собиралась в обратный путь, в Минск, Майка сначала хотела просить разрешение на свой поход у Василия Ивановича. Но его не оказалось в штабе, и, как известно было Майке, он должен вернуться из поездки в соседний район лишь несколько дней спустя.
Захватив пачку листовок, Майка собралась в дорогу с одной девушкой из отряда, у которой были свояки в селе. Пришли они туда в сумерки. Полицай, стоявший у околицы, остановил их грозным окриком:
— Стой, кто такие?
У Майки похолодело в груди от этого окрика, но спокойный голос подруги вернул ей равновесие. Та отчитала полицая:
— Чего кричишь? Так мы тебя и испугались! — и под самый нос ткнула ему две бумажки. Это были обыкновенные повестки, какие посылались полицией в порядке немецкого закона о трудовой повинности. В повестке перечислялись вещи, которые должен с собой взять человек, направляемый на работы в Германию. Тут же и строгое предупреждение: за неявку на регистрацию каждый будет зачислен не более, не менее как в бандиты и понесет суровое наказание как враг германской армии.
Полицай повертел бумажки и, сбавив тон, сказал уже довольно миролюбиво:
— Идите, идите, лопотухи.
И, дурашливо усмехнувшись, бросил им вслед:
— Как же, вас там ждут не дождутся!
Девушки незаметно подмигнули друг дружке и, ускорив шаг, направились дальше. Спутница Майки пошла к своякам. У нее было отдельное задание: надо было переправить в отряд медикаменты из сельской больницы. Майка отправилась на явочную квартиру.
Пожилая женщина, встретившая ее, сочувственно покачала головой:
— Не во-время, девонька, заявилась ты. Лютуют полицаи и как лютуют! Сколько народу согнали из района, думают в неметчину отправлять. Упаси боже, такое несчастье, гляди, как бы к ним в лапы не попасть.
— Не на гулянки, тетечка, идем, время не ждет.
Вечером они встретились с руководителем подпольной явочной группы. Высокий, худощавый парень, с лица которого все время не сходило выражение не то застенчивости, не то виноватости, принял от нее листовки. Он аккуратно пересчитал их, внимательно прочел, похвалил:
— Это хорошо. Мы тоже тут кое-что пишем. Бургомистр любит послушать радио, ну, мы и пользуемся случаем, тоже слушаем. Но как ты от руки размножишь все? Очень не разгонишься. А теперь мы и в ближние деревни пошлем.
Этот парень когда-то работал в райземотделе. Теперь он служил писарем у бургомистра. И хотя послали его на эту службу сами комсомольцы, его никогда не покидало чувство неловкости, когда он разговаривал со своими людычи.
— От этих листовок наш бургомистр ошалеет. Он думает, что его район самый спокойный на всю область, все надеется получить имение от фашистов за свою верную службу. И будто бы они даже обещали ему. Имел он до революции тут неподалеку фольварк. Но туда боится нос сунуть, там частенько бывают партизаны.
Комсомолец — его звали Иван Думчик — подробно рассказал о всех делах. Их группа раздобыла в полиции несколько ящиков патронов, надо их переправить партизанам. Есть еще гранаты. Парень из полиции обещает достать также несколько винтовок. И очень кстати она пришла: как она посмотрит на такое дело, как поджог здания полиции, который они намереваются произвести сегодня ночью?
— Сегодня ночью? — с искренним удивлением повторила Майка.
Ей не приходилось еще брать на себя такую ответственность и давать столь исключительные советы. Она пришла, чтобы передать листовки, поговорить о комсомольских делах, разузнать обо всем, что делается в селе и в окрестных деревнях.
— Да. Подожжем полицию.
— А зачем? — спросила Майка.
— Там находятся все документы, из всего района. Списки молодежи. Да во время пожара, возможно, освободим людей, которых согнали для отправки в Германию. Их нахватали даже в соседних районах. Вся колхозная конюшня переполнена. Завтра или послезавтра их будут отправлять на станцию.
Майка на минуту задумалась. Что ж, если у нее просят совета, она должна дать его. Иначе какой же она член подпольного райкома комсомола, который, правда, организовался сравнительно недавно и не имел еще большого опыта. Вот Василий Иванович специально ставил на обкоме комсомольский вопрос, даже выезжал в соседние районы, чтобы навести порядок в этом деле во всех отрядах. Конечно, не одними комсомольцами он занимался там. Что же тут долго думать?
