в обшивку сидения, но его руку мгновенно пронзила боль (ногти, снова ногти!), и он вновь рухнул вниз. Его подбородок стукнулся об скулу Кати, клацнули зубы, по стенкам горла продолжала стекать кровь.
Карие глаза вцепились в серые – на расстоянии нескольких сантиметров, чертовски близко друг к другу.
– Я потеряла сына. – Катя притянула к себе Женю. Казалось, она вообще не замечает, что несётся навстречу смерти. – Я потеряла маму, папу, мужа, всех, кто был мне дорог. Потом нашла тебя, подумала, что люблю, но ты оказался такой же тварью! Тварью, не способной следить за своим языком!
Сверху что-то происходило. Женя сразу понял, что Влада пытается перебраться на переднее сидение, взяться за руль, но уже через мгновение всё его внимание заняли серые глаза. Огромные серые глаза на покрытом кровью лице. Блестящие глаза. Ужасные глаза. Безумные, прекрасные, глаза дикого зверя.
– Я не пытаюсь быть мамочкой. Я просто вновь пыталась полюбить. Поверила тебе. Но своим поганым ртом ты доказал, что я ошиблась. Ты сделал мне больно!
Она ударила его в живот, но кулак врезался в пресс, так что никакой боли Женя не почувствовал. Только страх и злость, только страх и злость разбавляли пропитанный озоном воздух. Катя извернулась, попыталась нанести ещё один удар, но сама получила в ответ – прямо по раненому бедру. Пуля впилась глубже, кровь хлынула из плоти.
– Посмотрите на неё, ценительница слов! А что ж ты тогда ничего не рассказал, а?! Про что говорил Алексей? Боишься показать свой грех? Так сильно, что готова мне врать?!
– МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛИ! – Катя теперь не просто кричала, а визжала. – ИЗНАСИЛОВАЛИ МЕНЯ, ТЫ, СВОЛОЧЬ! ЛЖЕЦ, ЛЖЕЦ, ЕГО ЗВАЛИ ЛЖЕЦ! МЕНЯ ИЗНАСИЛОВАЛИ! ДОВОЛЕН?!
Женя замер, тупо уставившись в серые, широко раскрытые глаза. Вокруг пропали все звуки: исчез рёв мотора, смолкли барабанящие по капоту капли, собственное дыхание утонуло в тишине. Сквозь неё прорывались всего два слова.
Меня изнасиловали.
Меня.
Изнасиловали.
Изнасиловали Катю. Кто-то изнасиловал Катю, а Женя об этом не знал. Но напугало его больше всего другое – она боялась ему об этом говорить. Он понял это сразу, с первых секунд.
– Тебя из…?
Катя подхватила пальцами серебряную цепь, висящую на шее Жени, и с силой дёрнула на себя, после чего раздался характерный звук – цепочка порвалась. В тот же момент Катя спрятала медальон (сложенные орлиные крылья, они теперь твои) в кулаке и, смотря Жене прямо в глаза, выпалила:
– Ты не достоин его носить.
Она вышвырнула медальон из машины через окно со стороны водителя. Металлические крылья вырвались из внедорожника и спустя несколько мгновений со звоном упали на асфальт, где и остались лежать.
Очередная молния осветила слова «ВМЕСТЕ СИЛЬНЕЕ».
Женя думал совсем о другом. Его переполняла пустота, которая внезапно сменила злость, до этого кипящую в нём алым огнём.
Изнасиловали?
Катю?
Его Катю?
ЕГО Катю?
Влада почти добралась до руля, она старалась аккуратно перебраться на водительское сидение, не задев при этом коробку передач и не наткнувшись при этом на две пары ног, что маячили в воздухе. Господи, ну почему ей попались именно они? Почему эти фрики?!
– Всё кончено. – Катя вцепилась в Женю как в своего главного обидчика. Вцепилась так, будто он стоял за смертью её сына, за изменой мужа, за всеми несчастиями, что преследовали её всю жизнь. – Ты стал моей ошибкой. Моей самой большой ошибкой.
Она отшвырнула его от себя и выставила перед собой руки, как бы противясь тому, чтобы это мерзкое существо ещё хоть раз прислонилось к ней. При толчке нога Жени попала по коробке передач, заметив это, он тут же вскочил, вцепился в приборную панель и посмотрел на мир через лобовое стекло.
В ста метрах от них стоял огромный автобус.
И приближался с сумасшедшей скоростью.
Радиаторная решётка внедорожника вгрызлась в металл прежде, чем Женя успел что-либо понять. Последним, что он услышал, был жуткий скрежет вперемешку с громом.
Потом вспыхнула боль.
Потом наступила темнота.
* * *
Спину прогрызали муравьи.
Именно о них подумал Женя, когда из тьмы начало что-то проглядывать. Он лежал. По голове стекало нечто тёплое. По ноге стекало нечто тёплое. По всему телу стекало нечто тёплое. Казалось, в нём проделали тысячи дырок и теперь выжимали как губку, наполненную чем-то тёплым.
Муравьи прогрызали спину.
Женя чувствовал, как они прокладывают себе путь до костей, которые будто бы вибрировали от боли. Всё вибрировало от боли, и муравьи лишь усиливали её. Невидимыми лапками они топтались по коже и вгрызались в плоть – все разом, словно по команде.
Звуки возвращались постепенно. Сначала Женя услышал работающий на холостых оборотах (Катя) двигатель, потом мужские голоса (Катя), затем стала слышна шаркающаяся по асфальту обувь. Не тяжёлые армейские ботинки, нет, это было что-то другое. Это было…
Катя.
Её образ вспыхнул в его сознании ярко-красным неоном, заставив открыть глаза и пошевелиться. Мышцы болели как после шестичасовой тренировки в зале, при условии, что кто-то несколько ударил штангой по спине. По ощущениям, не меньше десяти. Кости, казалось, разламывались на части, и каждый осколок впивался в плоть подобно кровожадному муравью. Сосуды будто лопнули от напряжения, по трясущимся рукам стекала кровь – такая тёплая, такая приятная, такая, какую не хочется отпускать.
ИЗНАСИЛОВАЛИ.
Женя глубоко вдохнул, как только это слово пронеслось у него в голове. Ужасное слово, произнесённое Катиными губами. Но почему она это сказала? Не могли же её..?
– Этой светловолосой мадам не повезло.
Гром перекрыл часть предложения, но Женя услышал «светловолосой» и сразу понял, о ком речь, хотя мир до сих пор скрывался во тьме, а проглядывали лишь отдельные его части. Любой другой человек с такой болью остался бы лежать на полу, не то что подниматься, но человек, в чьём сердце горит любовь – любовь к жизни, к Родине, к сумасшедшей сероглазой истеричке – будет подниматься до тех пор, пока все его кости не сломаются, а кровь не перестанет течь по организму. Как там сказал Влад? Любовь – всего лишь проделки гормонов? Неужели из-за одних гормонов умирающий человек цепляется за жизнь и даёт отпор вселенной, как бы сильно она ни старалась прикончить его?
Между Екатериной Мальцевой и Евгением Бравцевым была странная, очень странная любовь, но она БЫЛА. Порой настолько горячая, что расплавила бы любой, даже самый крепкий металл.
Женя упёрся руками в пол и начал медленно подниматься, потихоньку разрывая непроглядную тьму мира. Первой показалась жвачка. Обыкновенная, прилепленная к полу жвачка. В нос ударил приглушённый дезодорантом запах мужского пота – именно мужского, резкий, прошибающий до самого мозга. И голоса. Женя слышал низкие голоса, которые просто не способна воспроизводить женщина. Кто-то смеялся, кто смачно харкнул, кто-то заржал как конь, и почему-то именно от этого ржания внутри Жени всё воспылало. Даже боль на миг
