как князь даст ведать волю свою. Боле всего Афанасия покоробил взор Фёдора – тот лукавый взор со вскинутою бровью соболиной на белом лице. Вяземский отмахнулся, возвращая грамоту купцам.
– Просите у царя. Нет на то воли моей, – бросил опричник, пресекая резким тоном своим всякие моления да упования.
* * *
Вечер наступил по-зимнему быстро. Когда опричники простились с купцами да выпроводили их со двора, уже начало темнеть, и снега сделались тёмно-голубыми. Сухой воздух было иной раз больно вдохнуть. Фёдор спускался по каменной лестнице, где его будто бы поджидал Малюта. Басманов едва закинул голову назад и, не сходя с лестницы, а оттого высясь над Григорием, приветственно кивнул.
– Ну не иначе как сам Господь послал, Федь! – всплеснул руками Малюта.
Фёдор с улыбкой положил руку на грудь да отдал поклон.
– Видать, чем-то услужить могу? – вопрошал Басманов.
– От услужишь так услужишь… Али не в тягость, Фёдор Алексеич! – молвил Скуратов, изымая письмецо, которое накануне показывал Вяземскому. – Ведаю, что сыщет премного гнева всяк посланник, кто передаст послание лукавое, с чужбины. Нету у меня пред государем таких заслуг, какие есть у тебя.
Басманов прищурился то ли от ветру холодного, то ли призадумавшись над словами Малюты.
– Неужто сам ты тотчас же опалу сыщешь? – вопрошал Фёдор, не спеша принимать письмо.
– Что-то нету никакой охоты проверять да испытывать милость царскую, – ответил Григорий.
– А мне будто бы есть охота? – усмехнулся Басманов.
Посмеялся Скуратов да развёл руками.
– Славный ты, Федюш, – кивнул Малюта. – То-то ум твой и пришёлся ко двору. Ладно, пущай, сам доложу владыке. Ох и скверное же дельце обрушилось на головушку мою, ох и скверное…
Басманов с поклоном посторонился, пропуская Скуратова.
– Держи ухо востро, – молвил напоследок Григорий, – видать, кто-то средь братии с земскими знается… Гадёныша изловили, который принял весточку от изменника, да всяко надобно выведать, кому оно писано.
Басманов резко обернулся на тех словах, и Скуратов, в глубине души ликуя, медлил.
– Стало быть, дело нешуточное? – вопрошал Басманов.
– Иначе бы тревожил бы тебя, Фёдор Алексеич? – вопрошал Малюта.
– Чёрт с тобой, – кивнул Басманов, вытянув руку да жестом повелевая вложить в нее послание.
Григорий повиновался, боясь лишь одного – не совладать с поднявшейся в душе радостью, выдать да спугнуть юнца заносчивого.
* * *
Стук в дверь заставил Иоанна вздрогнуть. Не оттого, что владыка никак не ожидал, что нынче явятся к нему, но супротив того. Гнусно сгущались тучи рассудка, не спеша разразиться грозою. Оттого лишь тягостнее было ожидание, и при всей власти своей бессилен был владыка. Неминуемо то было, и пущай всё нутро уже готовилось к той встрече. С тревожным замиранием Иоанн велел пустить.
– Скверную весть принёс я, государь, – пал ниц опричник у ног владыки своего.
– Доложи уж, – тяжко опустились плечи царские.
– Изловлено письмо с печатью изменника, – доложил Басманов, передавая государю послание.
Взялся Иоанн за письмо да бросил тотчас же, точно ожёгся.
«Не здесь та скверна, что мучит меня, не здесь…»
– Царе? – вопрошал Басманов, положа руку на плечо царское.
– Кто дал его тебе? – дыхание владыки успело сбиться, и всяко голос его был силён.
– Скуратов, – без промедления молвил Фёдор, и имя то точно бы полоснуло по сердцу царя.
Взялся владыка за грудь, уж точно чуя беду, иного быть не могло. Все знамения, которые сопутствовали сему явлению, всё твердили одно – нынче что-то грядёт.
– Разыскать его, – повелел царь, – разыскать и всё выведать, кому пришло и с чем.
Басманов тотчас же метнулся к двери, переняв все тревоги владыки своего.
«Чёрт бы его побрал, как пить дать, дело дрянь…»
С теми мыслями Фёдор нёсся сломя голову по лестницам, минуя разом по несколько ступеней. Не было сомнений, куда деспот рыжебородый пошёл службу свою служить, и всё боялся Басманов, что не поспеет. Сбежав в подвал, уж трудно было не сыскать Скуратова, ибо хриплые стенания гулко возносились к тяжёлым сводам. На то и явился Басманов, запыхавшись.
– Чёрт тебя дери! – крикнул Федор, резко толкнул Малюту прочь от дыбы, на коей распластался уличённый в измене.
Скуратов было отпрянул да вытер лоб раскрасневшийся. Быстро распалялся Малюта, занявшись ремеслом своим кровавым. Едва Фёдор обратил взор на дыбу, так тотчас же сквозь стиснутые зубы посыпались ругательства да проклятья.
– Чего творишь! – было возмутился Григорий, покуда Фёдор принялся освобождать невольника.
Не ответил ничего Басманов, а мысли его судорожно дрожали, бились в голове, не находя никакого облачения в речь человеческую. Пред ним предстал тот самый Юрка проклятый, Глашкин ублюдок, будь он неладен. Едва-едва живой, холоп хрипло дышал разбитым до крови носом, и каждый вздох отдавал омерзительным хриплым свистом. Запеклась кровь на теле, на лице его. Взор уже застилало отупевшее безумие. Силился Басманов совладать с собой да чуял, что нет воли над сим ужасом, который настигает его хищной птицей. Так и вонзились когти, и пробила дрожь молодого опричника.
– Чёртов ублюдок, а ну живи, – бормотал Фёдор себе под нос.
– От ты, Федюш, зазря это… – молвил Малюта, потирая бороду.
Поднял очи Басманов на Григория, тут-то Скуратов и оторопел. Едва ли видывал столь много кипящей ярости на сим младом лице, что вечно ухмыляется да скалится на потеху. Так и стоял Скуратов, подивившись, а меж тем Фёдор отдал приказ.
– Царя веди, – повелел Басманов.
– Неча государя тревожить по всякому пустяку – сознался ублюдок в сговоре. Осталось дознаться токмо, для кого письмо берёг, – молвил Скуратов.
– Если он издохнет – шепну государю, так, на ушко, в беседе свойской, что для тебя. От будет слово супротив твоего, – злобно да жестоко усмехнулся Фёдор.
– Эво как не хочешь милость царскую испытывать! – ухмыльнулся Малюта. – Да полно, полно! Твоя взяла!
С теми словами поспешил Скуратов взаправду исполнить волю Фёдора Алексеевича. Уж поднявшись из подземелий, потёр Гриша глаза. Снедала их копоть, и уж на свету прям совсем дурно стало. Как оправился Малюта да уж было направился государя сыскать, повстречал на лестнице Вяземского. Прерадостно махнул Скуратов князю.
– Афонь, где нынче государь? Делишко у меня, уж никак не ждёт, – молвил Малюта.
– Всё попрекал крысёныша татарского в беспечности, а сам-то нынче? – обеспокоился Вяземский. – В чём нынче план твой? С кем Юрка?
– Да с крысёнышем, как же иначе? – молвил Малюта, потирая руки. – От же любо-дорого будет поглядеть, каково Алёшке сделается… Поди пока Глашку покличь. А она уж Алёшку сыщет.
– А не просчитался ль ты? – спросил князь.
Малюта пожал плечами да улыбнулся мысли своей.
– Поживём – увидим, – молвил Скуратов.
* * *
Фёдор сидел на колоде, глядя то в пол, то на Юрку-конюха.
