Вы, конечно, удивитесь, милые читатели, когда я скажу вам, что наш рассказ на этом еще не окончен и что вы услышите еще много такого, чему с трудом поверите. Например, как не удивиться тому, что императрица, кроме того, что уделяла огромное внимание заведениям, непосредственно принадлежавшим ей, находила еще время обращать внимание и на другие благодетельные учреждения и принимать в их судьбе активное участие. В 1797 году она из собственной казны назначила по 20 000 рублей в год на пенсии бедным вдовам военных офицеров. По распоряжению императрицы часть этой суммы предназначалась на раздачу пенсий, а остальная часть — на основание капитала, который впоследствии давал бы 20 000 рублей за счет процентов. И это предложение государыни было также претворено в жизнь, и 20 000 рублей — это та сумма, которая получается от процентов с накопившегося капитала и которая каждый год помогает выйти из крайней нужды многим бедным семействам. Кроме всего этого, в 1802 году государыня основала в Гатчине дом Призрения для восьмидесяти больных старцев, крестьян ее вотчин, а в Павловске — больницу на тридцать кроватей.
Крейцингер. Императрица Мария Федоровна. Гравюра Нейдля.В 1796 г. императрица Мария Федоровна была «поставлена начальствовать» над Воспитательным обществом благородных девиц. С 1797 г. она стала руководить Воспитательными домами и другими благотворительными учреждениями. При участии императрицы Марии Федоровны в Петербурге учредили женское Училище ордена святой Екатерины (Екатерининский институт), Вдовий дом, Мариинскую больницу для бедных, Воспитательный дом в Гатчине, училище для глухонемых детей в Павловске и другие благотворительные учреждения.
В 1807 и 1812 годах она учредила в Петербурге при Мариинской больнице для бедных, ею же основанной в 1803 году, временные отделения для пятидесяти раненых офицеров до совершенного их выздоровления. После войны 1812 года пожаловала 20 000 рублей разоренным жителям Москвы и Смоленска. В 1815 году основала Дом призрения для инвалидов; в 1821 году — Дом призрения в Симферополе для тридцати престарелых Русских воинов; в 1823 году — Странноприимный дом в Таганроге. В 1824 году августейшая благотворительница оказала бесчисленные милости пострадавшим от сильного наводнения, случившегося тогда; наконец, в 1828 году по просьбе его величества императора Николая I она приняла под свое покровительство все зависящие от Приказа общественного призрения богоугодные заведения в Петербурге, и хотя это был уже последний год ее прекрасной жизни, но и этот короткий срок не помешал ей совершить величайшие благодеяния. Она успела улучшить во многом состояние городской Обуховской больницы, богадельни, Сиротского дома и полностью преобразовать Дом умалишенных. Много ничем не оценимого добра сделала она этим несчастным. Их физическое и нравственное состояние было настолько улучшено, что через несколько недель управления государыни никто не узнавал их. Кротость и ласковость, с которыми было предписано обращаться с ними, казалось, и в них вселили эти чувства, и они стали такими смирными, покорными и ласковыми, что могли вскоре быть в церкви при Богослужении.
Тогда же с наступлением весны государыня заметила тесноту и неудобство дома, в котором были помещены эти несчастные, и тогда она решилась построить для них жилища за городом. Для этого она купила прекрасную дачу на 7-й версте Петергофской дороги. Большой сад вокруг этой дачи представляет собой удобное и приятное место для прогулок, а для больных такого рода прогулки — главная необходимость. Проводя большую часть времени на чистом воздухе в приятных для них занятиях, пользуясь полной свободой, какая только для них возможна, видя около себя людей, похожих не на суровых надзирателей, а на ласковых родственников, заботящихся о них, бедные страдальцы начали вести совсем иную жизнь, и многие из них в скором времени выздоровели, а у других появилась надежда на выздоровление.
Заглавные буквы из печатных церковных книгНо нежное сердце Марии уже не могло насладиться этой радостью на земле: в октябре 1828 года она скончалась, и ее осиротевшие дети всех возрастов и всех состояний долго оплакивали эту невозвратимую потерю. С ее уходом из земного мира все осиротело. Все плакали, потому что не было дома, который прямо или косвенно не был ею облагодетельствован. Сколько слез пролили бедные дети, когда им сказали, что они уже никогда больше не увидят своей милой благодетельницы! Начальницы и классные дамы всех институтов не знали, как утешить бедных малюток. Что же говорить тогда о величии горя бесчисленного множества слабых, больных, престарелых несчастливцев, которые были призрены и успокоены Марией? Это горе людей, близких к могиле, не могло скоро утихнуть: оно облегчалось только надеждой на скорое соединение с незабвенной покровительницей. Но что говорим мы о горе тех, кто жил только за счет благодеяний императрицы? Оно не удивительно, ведь весь народ вообще и все его слои были поражены ее кончиной в самое сердце. Это общее горе прекрасно выражено поэтом В.А. Жуковским в стихотворении «Чувства перед гробом государыни императрицы Марии Федоровны в ночи накануне ее погребения»:
«Благодарим, благодаримТебя за жизнь твою меж нами:За трон твой, царскими деламиИ сердцем благостным твоимУкрашенный, превознесенный;За образец, тобой явленныйБожественные чистоты,За прелесть кроткой простотыСреди блистанья царской славы,За младость дев, за жизнь детей.За чистые, душой твоейПолвека сохраненны нравы;За благодать, с какою тыСпешила в душный мрак больницы,В приют страдающей вдовицыИ к колыбели сироты…С тобой часть жизни погребая,И матерь милую своюВ тебе могиле уступая.В минуту скорбную сию,В единый плач, слиясь сердцами,Все пред тобою говорим:Благодарим! Благодарим!И некогда потомки с нами,Все повторят: „Благодарим!“»
К этим стихам добавим еще несколько подробностей, рассказанных нам теми особами, которые имели счастье близко знать покойную императрицу. Удивительна, неподражаема была эта государыня, и как супруга, и как мать, и как царица!
Орнамент из печатной церковной книги XVIII векаНачнем с ее семейной жизни. Она любила своего супруга с величайшей нежностью: все его малейшие желания для нее были законом. Она уважала все его привычки даже и тогда, когда его уже не было на свете. Память его была для нее самой драгоценной святыней. До самой своей кончины она проводила каждое время года там, где жила с ним. Все помнят, что с 1 мая до октября она оставалась в Павловске и на октябрь переезжала в Гатчину; помнят, что она не делала никаких перемен ни в расположении, ни в убранстве своих комнат и что они оставались всегда такими, какими были при ее обожаемом супруге.
Ее нежнейшая любовь к детям, которые, в свою очередь, оказались благодарны ей за это, ни с чем не может быть сравнима. Ни ее возраст, ни сан, ни разлука — ничто не могло и в малейшей степени поколебать их беспредельную преданность ей и благоговение перед ней — чувства, которые она сумела воспитать в них своей материнской заботой. Двое из ее сыновей, облеченные императорской властью, всегда являлись перед нею, как перед своей законной повелительницей. Если бы в ее взоре показалась тень неудовольствия или неодобрения, ни у кого из них не хватило бы духу оставить ее, не вымолив себе всегдашней нежности и ласки. Ее дочери, приезжая из-за границы, высчитывали минуты, которые могли проводить с ней.
Знак ордена святого Андрея ПервозванногоВоспитанием ее первых сыновей занималась еще сама императрица Екатерина. Для государя императора Николая Павловича и для великого князя Михаила Павловича она выбрала в наставники людей, лично ей известных. И при всем том она настолько входила во все тонкости обучения, что каждый из наставников обязан был в письменном виде представлять ей уроки, которые предполагал давать великим князьям. Это так сблизило ее с наставниками детей, что все они до смерти государыни оставались в числе самых приближенных к ней особ. Среди них Шторх и Аделунг всегда получали даже летом квартиры в Павловске, чтобы им было удобнее находиться в избранном обществе императрицы.
Относясь с таким невыразимым благоговением ко всему, что касалось ее семейства, императрица была строга к одной себе. Она отстранялась от всего, что мы называем сладостью отдохновения. Одежды и мебели, способствующих расслаблению, легких развлечений — всего этого для нее не существовало. С девяти часов утра начиналась ее ежедневная служба. К этому времени она была уже в полном туалете. Начинались доклады. Ни на минуту не смел опоздать ни один из ее секретарей. Вопросы рассматривались один за другим, мирно, неизменно, их распорядок не менялся ни в коем случае. Рассказывали как событие необыкновенное, что 9 февраля 1816 года от нее не была получена одна из бумаг, накануне отправленных в ее канцелярию. Дело в том, что в этот день была свадьба великой княжны Анны Павловны. Но эта бумага 10 февраля утром уже была подписана императрицей.
