своим сыном.
– Не позавидовал бы я его сыну, – вздохнул Искер. – Почему ненавижу?.. Не знаю. Просто – ненавижу. Разве нужна причина? Он никогда не причинял мне боли, но он всегда заставлял меня делать то, чего я не желал! Я… – Он сглотнул. – Я хотел пойти на двор посмотреть, как Энкиль бьет соломенные чучела, а может, и самому попробовать, Энкиль бы позволил, но мне было нельзя, вдруг кто-то подумает что-то плохое. Я хотел попросить Аскаля дать мне посмотреть старинные картинки с кораблями, но это тоже было нельзя. Даже говорить с ними нельзя…
– Так ты его невзлюбил лишь потому, что он запретил тебе развлекаться? – делано удивилась Фергия.
– Нет. Он сказал, когда отец умрет, братья меня убьют.
Воцарилось молчание. Перекликались бардазины, ржали лошади, взревывали верблюды, но на этом крохотном пятачке царила тишина.
Я почувствовал, как Энкиль нашарил руку Аскаля и крепко сжал. Может, они, последние всходы, в самом деле не намерены продолжать дело предков и истреблять братьев?
– А я не верил, что они меня убьют, – сказал наконец Искер. – Я знал, как это бывает, я все прочел… Но не верил. Энкиль однажды подарил мне игрушечный меч. Аскаль – нарисовал Адмар и все, что есть вокруг. Я взял это с собой. У меня нет никаких сокровищ, которые я мог бы принести семье, но… ай, больно же!
– Болтай поменьше, – мрачно сказала Эрра-Тана, тряхнув отбитой рукой. – И заканчивай.
– Ларсий сказал: я буду жить, если стану его слушаться, если изменю лицо и возьму другое имя. А я подумал: все равно останется только один брат, – произнес Искер. – И понимал, что я увижу, как это будет, только никто не узнает, что я – это я.
– Ты знала, когда состоится превращение, тогда и прокралась к Искеру? – спросила Фергия у Эрра-Таны, и та кивнула:
– Будто я не догадалась, что меня ведут убивать! Я видела его прежнее лицо… так зачем я теперь нужна?
– Ну да, и шею чародею тоже ты свернула, – улыбнулась Фергия, – так же, как тем двоим эвди. Характерный прием, адмарцы такого не знают.
– Да, я это сделала, – спокойно ответила Эрра-Тана. – Искэ бы не сумел. Он никогда еще не убивал людей. И он был слабым после этого колдовства. У него не хватило бы сил даже ударить чародея кинжалом, не то что…
Воцарилось недолгое молчание.
– За одно спасибо Ларсию – показал, где тайные выходы из дворца, – наконец тихо сказал Искер. – Тана ушла. Я надеялся – не вернется… ай!
– Если надеялся, зачем такое же лицо себе оставил? – рявкнула она, и случившаяся поблизости лошадь опасливо прижала уши.
– Чтобы не умирать с чужим, – ответил он и снял покрывало. Я знал, что у бардазинов такое даже с домашними не всегда позволено, но…
Искер был еще сущим мальчишкой, светлокожим и веснушчатым, а глаза у него лучились удивительным зеленым светом, какой можно увидеть, если лечь лицом вверх под пальмами на рассвете.
– Я думал, нам не удастся сбежать, – сказал он. – Но Тана все сумела… Не знаю, как со страху не умер.
– Чтобы ему не поддаваться, ты мастерил веревку, – ухмыльнулась Фергия и вдруг щелкнула пальцами – взвилось синее пламя. – Вейриш, выпускайте их!
Я был только рад послушаться – руки уже онемели, потому что братья оказались очень сильными. Вернее, Энкиль – сильным, а Аскаль – увертливым. Вот и держи их!
– Не дам! – в который раз рявкнула Эрра-Тана, взвившись на ноги, когда из канавы полезли непонятные люди, но Искер узнал их. Правда, тоже подался назад, выкрикнув:
– Я вам не брат! Мне не нужен золотой трон!
– Живой! – Энкиль с удовольствием облапил мальчишку. – А что, это у нас во дворце так плохо готовят или Искер успел отощать в пути?
– Я хорошо кормлю своего мужчину! – вызверилась на него Эрра-Тана, и он, отпустив Искера, примирительно поднял руку. Вторую, правда, держал возле кинжала. – Искэ! Что творится?
– Это мои братья… – виновато ответил он. – Только я не пойму, откуда они взялись и чего они хотят…
– Откуда взялись – совершенно не важно, а желают они определенности, – сказала Фергия и хлопнула в ладоши. – Сядьте все. И ты, прекрасная Эрра-Тана, тоже. Никто из твоих людей не примчится на выручку, нас сейчас никто не видит и не слышит. Вернее, видят, как мы мирно беседуем. Следовательно, решать будем только мы. Ясно? Тогда… Сядьте, я сказала!
От голоса Фергии приседали верблюды, что уж говорить о людях…
Глава 22
– О чем ты, шади? – негромко спросил Аскаль, когда мы устроились более-менее тесным кружком. – Что именно мы должны решить?
– Как быть дальше, – ответила она. – С Искером все просто – он нашелся. Вам этого достаточно?
Братья переглянулись, потом Энкиль медленно кивнул.
– Я уже говорил: мы опасались, что Ларсий хочет использовать его. Посадить на трон и править от его имени. Раз это не так, то…
– Что, простите главного советника? – поддела Фергия.
– Нет, – ответил Аскаль. – Ты не жила во дворце, шади, ты не поймешь. Но будь уверена: окажись я или Энкиль немного слабее духом, не сдружись мы еще в детстве, нас ждала бы именно такая участь. Не место советника, нет. Золотой трон. Вот только какой ценой…
Я понимал, что он имеет в виду: Ларсий постарался бы воспитать удобного наследника. Сына рашудана от жены нельзя наречь своим именем, но можно сделаться для него целым миром, заставить смотреть себе в рот, а когда подойдет время – усадить на трон и подсказывать правильные решения.
– Если бы наши матери еще до нашего рождения не вцепились друг другу в волосы, выясняя, которая из них больше по нраву рашудану, а потом не сделались лучшими подругами, то мы могли бы даже не встретиться, – сказал вдруг Энкиль. – Дворец большой, можно не видеться не то что неделями – годами.
«Сдается мне, эти лучшие подруги делали все, чтобы новые жены у рашудана не заживались, – пришло мне на ум, – а может, и дети тоже… И дело вовсе не в проклятии, а в давнишнем союзе молодых женщин, понявших, что поодиночке им во дворце не выжить и не спасти сыновей от других таких же жен рашудана. Двое – это не две дюжины. Двое еще могут договориться, поделить проклятый золотой трон и не поубивать друг друга, что Энкиль с Аскалем и сделали… не дожидаясь смерти отца».
Что поделать, нравы здесь именно такие: или ты убьешь, или тебя убьют, и я никогда не согласился бы жить во дворце, где нельзя и шагу ступить, не проверив
