Идея такого подхода заключалась в том, чтобы разбить единый арабский фронт, вести переговоры с каждой стороной отдельно и платить за каждое двустороннее соглашение минимально возможную цену в виде территории.
В новом правительстве Рабин дважды исполнял обязанности премьер-министра и министра обороны. Министром иностранных дел он назначил своего давнего соперника Симона Переса, но при четком понимании того, что он сам будет осуществлять общее руководство внешней политикой страны. Полномочия Переса были ограничены. Он должен был согласиться не выступать с самостоятельными внешнеполитическими инициативами и оставить ведение отношений с США в руках Рабина. Разделение труда между ними заключалось в том, что премьер-министр должен был руководить всеми двусторонними переговорами с арабами, а министр иностранных дел - менее важными многосторонними переговорами. Таким образом, Рабин с самого начала занимал возвышенное положение при формировании внешней и оборонной политики своего правительства.
Многосторонние переговоры были организованы на Мадридской конференции и проводились параллельно с двусторонними. Они охватывали гораздо более широкий круг участников и вопросов. В них приняли участие около 40 стран, в том числе Израиль, все арабские конфронтирующие государства, другие арабские страны Персидского залива и Магриба, США, Советский Союз, Европейский Союз и Япония. Если на двусторонних переговорах предполагалось создать политическую основу для урегулирования конфликта, то многосторонние переговоры должны были решить проблемы, выходящие за рамки национальных границ, и создать основу для регионального сотрудничества. Было создано несколько рабочих групп, занимающихся вопросами водных ресурсов, окружающей среды, беженцев, контроля над вооружениями и экономического развития.
Шимон Перес как нельзя лучше подходил для того, чтобы руководить участием Израиля в многосторонних переговорах. Если Рабин был экспертом по вопросам безопасности, то Перес был государственным деятелем, нацеленным на изменение хода истории. Перес гораздо лучше понимал арабов, лучше разбирался в экономике, яснее осознавал снижение полезности военной силы в современном мире и имел свое видение нового Ближнего Востока. Его видение, сформулированное в книге "Новый Ближний Восток", было вдохновлено примером Европейского Союза. 3 Предварительным условием реализации этого видения было всеобъемлющее урегулирование арабо-израильского конфликта. Безопасность, по его мнению, имеет не только военную, но и политическую, психологическую и экономическую составляющие. По его мнению, было бы ошибкой, если бы Израиль пытался сохранить территориальный статус-кво и продолжал основывать свою национальную безопасность на массивных и дорогостоящих вооруженных силах. Альтернативой, за которую он выступал, был уход Израиля с оккупированных территорий, урегулирование конфликта и открытые границы, которые позволили бы Израилю расширить свои экономические связи во всем регионе от Северной Африки до Персидского залива. Он был убежден в экономической составляющей миротворчества. "Строить политическую лестницу без экономических перил, - отмечал он, - значит рисковать тем, что люди начнут подниматься, но сорвутся, не дойдя до вершины".
Основная позиция Переса была ясна его близкому кругу советников, когда они отправлялись в свое амбициозное путешествие летом 1992 года. Поскольку "иорданский вариант" был фактически потерян, по крайней мере, на данный момент, у них не было другого выбора, кроме как разработать палестинский вариант. Реальной перспективы реализации плана создания палестинской автономии, первоначально предложенного Ликудом в 1978 году, не было. Переговоры на основе кэмп-дэвидской формулы в прошлом ни к чему не привели. Перес считал, что подлинная автономия предполагает передачу всего Западного берега реки Иордан и сектора Газа под власть палестинцев, но он также знал, что большинство израильтян не готовы к этому. Вместо этого он поддержал идею промежуточного соглашения. Если на этом этапе не удастся согласовать карту, то, по крайней мере, можно попытаться договориться о сроках, надеясь, что с течением времени условия изменятся.
Перес с самого начала дал понять, что входит в правительство не для того, чтобы возобновить старое соперничество с Рабином, а для того, чтобы посвятить себя делу мира. Будущие отношения с Рабином, по его словам, будут оцениваться по одному критерию - мирному процессу. В случае удовлетворительного прогресса он будет самым лояльным из министров Рабина, но если мирный процесс застопорится, он без колебаний поднимет знамя восстания. 5 В итоге двум мужчинам удалось превратить свое старое соперничество в тесное и конструктивное партнерство. Рабину было семьдесят, Пересу - шестьдесят девять, и они объединились в стремлении к одной главной цели - миру с арабами. Президент Хаим Герцог, бывший генерал и член Партии труда, был приятно удивлен партнерством Рабина и Переса во имя мира:
Их политические отношения были своеобразными: они не любили друг друга и в то же время дополняли друг друга, как ни одна команда в истории Израиля. Успех мирного плана - прекрасный тому пример. Перес потратил годы на поиски связующего звена с арабами и в конце концов остановил свой выбор на Арафате, когда многие считали этот выбор безумием. Но Перес никогда не смог бы осуществить этот план, если бы не сила Рабина, его осторожность и доверие, которое он внушал израильскому народу. Наблюдать за их борьбой за власть было мучительно, но такова природа политики.
Рабин представил свое правительство и его программу в большой речи перед Кнессетом 13 июля. Он сгруппировал различия между уходящим и приходящим правительством по трем пунктам: национальные приоритеты, мирный процесс и место Израиля в мире. Если уходящее правительство тратило деньги на территории, то Рабин обещал направить средства на абсорбцию иммигрантов, социально-экономические реформы, борьбу с безработицей и улучшение образования. Что касается мирного процесса, то Рабин предложил перейти от "процесса" к миротворчеству и отдать приоритет переговорам о палестинской автономии, подразумевая, что Сирия должна дождаться своей очереди. Мир, однако, не мог быть достигнут за счет безопасности Израиля. "Когда речь идет о безопасности Израиля, - сказал он, - мы ни в чем не уступим. С нашей точки зрения, безопасность имеет приоритет над миром".
Но самая яркая и неожиданная часть речи Рабина касалась места Израиля в мире. Еврейская история традиционно представлялась как бесконечная цепь испытаний и бед, достигшая своего апогея в нацистских газовых камерах. Лидеры Ликуда в своих политических целях старательно культивировали образ маленького и уязвимого еврейского государства, окруженного морем арабской враждебности. Ответом на это ощущение постоянной угрозы было создание Большого Израиля как цитадели для всего еврейского народа. Рабин не только отказался от этой политики, но и бросил прямой вызов мышлению, лежащему в ее основе. "Мы больше не являемся "народом, живущим в одиночестве", - заявил он в своем историческом обращении к Кнессету, - и больше неправда, что "весь мир против нас". Мы должны преодолеть чувство изоляции, которое владело нами на протяжении почти полувека". Эти слова стали резким отходом от того, что американо-еврейский историк Сало Барон в
