— Есть полюса, — пробормотал Гордин. — Туда ходят экспедиции. Но там не живут. Живут между.
Он сказал это негромко, но Карл услышал.
— А вы кто? — спросил он хмуро.
— Случайный прохожий, по имени Эрик. Это имеет значение?
— Не имеет, конечно. Просто я вас не видел.
— Увлеклись спором.
— Не только… — Карл усмехнулся. — Хотите? — Он потянулся за бутылкой.
— Нет. — Гордин сделал вид, что не понял. — Я плохой спорщик.
— Да и я тоже. Лучше выпьем. За человечество.
Откуда-то появился Костя:
— Дина вас ждет. Запишите мой телефон. Будет время — звоните.
…Было еще темно, но воздух терял плотность, становился зыбким. Казалось, ночь тревожно вздрагивает, прислушиваясь к стуку каблуков. Ветер гнал с моря облака — бледно-серые, легкие, подкрашенные снизу охрой.
— Я пришла, — сказала Дина. — Спасибо.
Он молча кивнул: пожалуйста. Странная ночь. Он не устал. Мысли были ясные, но тоже какие-то зыбкие. Пусть будет до конца странно, не надо ничего спрашивать (про себя, однако, он подумал, что совсем не трудно найти этот дом и есть еще цепочка: телефон — Костя…).
— Прощайте.
Он пожал ее руку (рука была горячая, пальцы вздрагивали). Неожиданно она притянула его к себе и поцеловала в губы.
— Все, — сказала она. — Конец. Больше мы не встретимся.
— Почему?
— Завтра возвращается человек, которого я люблю. Я ждала четыре года. Теперь понимаете?
— Да, — сказал он.
— Ничего вы не понимаете! Просто я сегодня сумасшедшая. И, пожалуйста, не воображайте. — Она засмеялась, но лицо у нее было такое, что Гордин отвел взгляд. — Если бы на вашем месте был кто угодно другой… Ну, не кто угодно… А что с того, если вы мне и нравитесь?..
— Ничего, — сказал Гордин. — Ничего, я понимаю.
— Вы все понимаете, Эрик. Вы умный, и серьезный, и сдержанный… А какое мне завтра платье надеть? Зеленое? Или белое?
— Не знаю.
— А если бы я встречала вас, Гордин?
— Это самое, — сказал он. — Черное. А вы, оказывается, знаете мое имя.
— Не только имя.
«Сейчас она скажет, что ей известно обо мне все. Открыты специальные справочные киоски. Полная биография Гордина. Набор фотографий. Сцены из жизни».
Она не сказала. Стояла, смотрела на него, улыбалась. И снова — наваждение какое-то! — ему почудилось: он видел эту улыбку.
— Знаю, что чепуха, и ничего не могу с собой поделать, — сказал он, — такое чувство, будто я встречал вас раньше.
— Просто я сестра Нины.
«Действительно просто, — подумал он. — Если бы я еще знал, кто такая Нина… Кажется, с Ниной я учился». Но хоть убей, он не помнил ее лица.
— Ах, вот что! — воскликнул он без особого, впрочем, энтузиазма. — Тогда понятно…
Она перестала улыбаться.
— Теперь вы будете уверять, что не помните Нину?
— Не очень хорошо, — признался Гордин. — Столько лет…
— Перестаньте, Эрик. Вы видели ее в апреле. Она вообще была первым человеком, которого вы увидели.
— Да, да, Румянцева. — Он схватился за голову. — Все верно, ее зовут Ниной. Но она не похожа на вас.
— А все говорят, что похожа.
Теперь он и сам это видел. Однако упорствовал:
— Нет, не похожа. У нее недобрые глаза. Впрочем, — он опомнился, — мы ведь едва знакомы. Пациент Гордин. Врач Румянцева. Улыбаться не обязательно. А врач она, кажется, хороший.
— Вы не только пациент, Эрик. Вы много хуже: напоминание.
— Если не секрет — о чем?
— Не секрет. Об одном человеке. Это случилось полтора года назад. Он летел на «Кактусе». Третьим пилотом.
— Простите, — сказал Гордин глухо.
Он мог быть первым пилотом, или вторым, или штурманом. У всех у них там, на «Кактусе», была одна судьба. Они получили столько рентген, что хватило бы на большой город. Случайность — взрыв солнечной активности, какой бывает раз в сотни лет. И уже в пределах системы, когда их поздравили с благополучным возвращением, готовились встретить. Даже в свинцовых гробах их нельзя было привезти на Землю. Похоронили вместе с кораблем. Братская могила на Марсе.
— Прощайте, Эрик. — Пальцы девушки по-прежнему были горячие, но уже не дрожали.
* * *
Они сидели в комнате Верейского. Ее так называли — комната. Официальное слово «кабинет» не вязалось с небольшой по-домашнему уютной комнатой.
— Зато приемная… — Верейский мечтательно прикрыл глаза. — Лучшая приемная в нашей галактике. Идеальное место для широких собраний, узких совещаний, специальных заседаний и особых конференций. А посетитель? В ожидании приема он может знакомиться с новинками литературы, с последними достижениями науки и техники, смотреть панораму мировых событий… Так вы, значит, меня не помните?
— Фамилия мне знакома, — сказал Гордин.
— Я вас провожал. И даже произнес речь — надеюсь, не слишком длинную — от имени Совета. Но естественно: нас много, а вы один. К тому же за время пути…
— Вы тогда уже были в Совете?
На второй срок в Совет выбирали редко. А трижды — о таких случаях Гордин не слышал.
— Нелепое исключение из золотого правила.
— Но ваша фамилия…
—…Может быть, попадалась на глазах. Заметки по теории вероятности.
— Боже мой, так вы тот Верейский? Но он же…
— Стар? Он действительно стар. Работать как следует уже не в состоянии. И хотя бы раз в месяц он должен подремать за председательским столом на специальном заседании или особой конференции. И посетители приходят редко. Когда я устаю (теперь это со мной бывает), я ухожу туда и сам у себя жду приема. Приятно, знаете ли: новинки литературы, достижение науки и техники, панорама мировых событий… А здесь я тружусь, за этим столиком. В моей специальности много ли надо: бумага, хорошо отточенный карандаш, голова… Если она работает.
Никак нельзя было поверить, что этот крепкий еще человек и есть Верейский — тот Верейский, бог математики, автор «Заметок». В создании Гордина он стоял в том же коротком ряду, что Эвклид и Исаак Ньютон, Лобачевский, Эйнштейн, Лоретти… Человек, доказавший, что в природе нет абсолютно детерминированных процессов, что все они — даже смерть — носят (различие лишь в степени) вероятностный характер.
— Итак, случайность: Хант уехал и вас направили к заместителю, — говорил Верейский. — Этим заместителем оказался я — другая и довольно редкая случайность. Случайно я вчера кончил статью и сегодня свободен. Посмотрим, что можно извлечь из этого сочетания случайностей.
— Я не думал… — смутился Гордин. Конечно, абсурдно, чтобы его делами занимался Верейский: выбирал ему маршрут, советовал, куда устроиться на работу.
— И напрасно, — сказал Верейский строго. — Совет для того и существует, чтобы давать советы.
