Мы положили в рюкзаки немного продовольствия. Я сунул туда же кинопленки, дневники и зуб тиранозавра, и мы ушли на север, в джунгли. Настала ночь, и откуда‑то издалека донесся насмешливый хохот. Квали остановился и прислушался.
— Гиена смеется, — сказал он. — Наверно, над Перси Ух… Гиены все‑таки смеялись последними.
Через неделю мы добрались до берегов Убанги. Смастерили плот и на нем попытались переправиться на северный берег. На середине реки, подхваченный быстрым течением плот развалился. Нам удалось выплыть из быстрины. Квали даже сохранил свой карабин, но рюкзак с пленками и зубом тиранозавра стал добычей Убанги.
Вдоль берега мы добрели до французского поста, и тут пришло время расстаться. Прощание было кратким.
— Куда пойдешь? — спросил Квали.
— К себе домой. В Польшу. У меня там много дел. А ты куда пойдешь?
— И я домой. У меня тоже много дел.
— Прощай, Квали!
— Прощай, брат мой! Приезжай опять Конго, когда мой страна станет свободной.
— А когда? — спросил я.
— Скоро. Квали идет делать это.
Он легко прыгнул в пирогу, и черный собрат повез его на южный берег Убанги.
Через несколько дней меня самолетом доставили в Конакри. Там я встретился с Барщаком. А затем — теплоход, Гдыня, Варшава… Теперь все это позади. На столе свежий американский журнал. В нем напечатана заметка о зубе Tyrannosaurus beizi ritas. Фамилия автора обведена траурной рамкой. Внизу примечание, что профессор Турский трагически погиб в когтях современного хищного ящера, В редакцию журнала уже отправлено письмо с кратким извещением, что профессору Турскому удалось спастись из когтей современных хищных ящеров. А в редакцию геологического журнала в Варшаве отослана объемистая статья. В ней описан неизвестный людям Земли исполинский прыгающий ящер — страшный хищник, сохранившийся до наших дней в болотах Экваториальной Африки.
А еще передо мной лежат исписанные листки — наброски планов новой экспедиции в страну динозавров. Надо только подождать немного, пока народ Квали разделается со своими недругами…
ПЛЕННИК КРАТЕРА АРЗАХЕЛЬ
Записи в бортовом журнале
Сознание возвращалось медленно. Сначала возникло ощущение тишины и мрака. Потом я почувствовал свое тело… Где я и что со мной? И, собственно, кто я? Появилось чувство, похожее на удивление… Я не знаю, кто я? Вероятно, был болен или ранен?.. А может — автомобильная катастрофа? Удивление сменяется страхом. Решаюсь шевельнутся, и это удается удивительно легко. Подношу руку к голове и ощущаю выпуклое стекло шлема. На мне шлем? Когда‑то уже было такое…
В памяти всплывает вереница серебристых самолетов. Влажный бетон взлетной полосы. Смуглое суровое лицо с синеватым шрамом на щеке — командир нашей эскадрильи… Я облегченно вздыхаю. Теперь знаю, кто я. Я военный летчик морской авиации Штатов Джон Смит. Вечером мы вылетели бомбить отступающие колонны фашистов. Меня сбили возле Руана по нашу сторону фронта. Надо лежать и ждать, пока разыщут. Ночь скоро пройдет…
Некоторое время лежу спокойно. Потом вспоминаю о стрелке–радисте. Что с парнем? Шарю в темноте…
Нет, это не тесная кабина самолета. Вокруг пустота. Пальцы натыкаются на эластичную гладкую поверхность, нащупывают обрывки проводов… Потом это — шероховатый кусок пористого камня. Не вижу его, но хорошо знаю, что это базальт со дна Тихого океана. Он находился в герметически закрытом футляре из прозрачного аллофана. Я часто глядел на темный пористый камень и думал… О чем я думал? Никак не могу вспомнить, и снова возвращается беспокойство…
Кажется, Джона Смита не интересовали базальты, когда он был летчиком морской авиации… Был?.. А почему “был”? Значит, я уже не летчик? Мысли снова начинают путаться. Может быть, это — сон? В госпитале после ранения меня часто одолевали кошмары. Стоп, теперь я твердо знаю, что я не на фронте. Фронт — это было давно…
“Леди и джентльмены, через несколько месяцев мир будет отмечать годовщину окончания мировой войны. К этой дате мы приурочим…”
Удивительно знакомый голос!.. Я уверен, что слышал его совсем недавно… Голос и кусок базальта… Базальт держу в руке. Странно, что камень без футляра. Неужели аллофановый футляр разбился? Невозможно… Он был чертовски прочен — этот аллофан.
“Леди и джентльмены, тут все предельно прочно. Сто процентов безопасности”…
Опять в моих ушах звучит тот же голос. О чьей безопасности идет речь? О моей — Джона Смита? Однако со мной что‑то случилось. И, по–видимому, что‑то более серьезное, чем казалось вначале. Надо постараться понять, что именно…
Пытаюсь привстать, поворачиваю голову… Слава создателю, слева отчетливо видна неяркая красноватая точка. Свет! Первый свет во тьме. Я напряженно всматриваюсь, не растворится ли красноватая искра в черноте окружающего пространства. Нет, она светится ровно, не мигая. Что это — глазок прибора или далекая звезда? И какое расстояние разделяет нас: метр, десятки километров или световые годы?.. Не все ли равно. Я вижу… Теперь у меня есть цель. Поползу туда…
Осторожно приподнимаюсь. Каким удивительно легким кажется тело!.. Делаю несколько движений. Под локтями и коленями хрустят осколки. Откуда столько осколков? Осторожно отгребаю их со своего пути. Пальцы натыкаются на что‑то… Неужели я не один в этой тьме!? Рука инстинктивно отдергивается.
“Смелее, Джон Смит! Ведь ты уже вспомнил, что был летчиком морской авиации. Смелее, и ты вспомнишь все остальное”…
Я снова вытягиваю руку: маленький узкий каблук, согнутое колено, эластичная ткань скафандра, тонкие окостеневшие пальцы обнаженной руки. Они холодны, как металл.
Трясущимися руками поворачиваю неподвижное тело. Пытаюсь найти крепления шлема. Но шлема нет. Руки натыкаются на пряди длинных волос.
“Кэтрин?.. Кэтрин Милс здесь?!”…
И тогда вспоминаю все…
***
Это произошло совершенно неожиданно… Арчи уже произвел основное торможение. Ракета легла на орбитальный курс. Я не отрывал взгляда от экрана внешнего телевизора. В двадцати километрах под нами плыли горы неведомого мира. Сотни поколений ученых мечтали проникнуть в тайны этого каменного хаоса…
Ступенчатые желто–белые плоскогорья, обведенные каймами густых теней, спускались к плоским ярко–желтым низменностям, похожим на песчаные пустыни. Гладкая поверхность пустынь с непостижимой быстротой сменялась горами. Цепи сверкающих пиков проплывали внизу. По их исчерченным трещинами склонам быстро скользила маленькая сигарообразная черточка — тень нашего “Атланта”.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
