тропой потянулась глубокая крутая балка. В ней шла старая ветка железной дороги, ведущая к дореволюционному, теперь уже заброшенному заводу. Здесь никогда никого не было. В детстве он бывал здесь с отцом, прыгая по старым деревянным шпалам, сквозь которые росла трава и ромашки, или просто сиживая на склоне и жуя бутерброды. Узкая балка, как и всегда, была залита лучами солнца, как всегда, весело поблескивал подбитым стеклом его старый друг – красный семафор, а ржавые рельсы по-прежнему манили куда-то вдаль, плавно скрываясь в зеленом тоннеле листвы, за поворотом.
Он присел на корточки напротив семафора. Достал заныченную на такой случай сигарету, закурил, – через силу, по привычке. Здесь всегда стоял запах полыни и ржавых рельсов, – запах застывшего времени. Может быть, поэтому его всегда тянуло к железным дорогам, к потерявшим форму деревянным шпалам, к особенной, пугливой тишине старых, забытых рельсов.
Сигарета оказалась горькой. Что-то неуловимо изменилось в нем, что-то кануло в Лету. Где-то рядом, в густой кленовой листве каркнула ворона.
– Каркай. Уже почти осень, – тепло, как старому другу, сказал он. Встал, выкинул сигарету и пошел дальше по шпалам…
…На даче было холодно. Матери не было. В тазу на столе лежали собранные ею помидоры, и от их вида становилось еще холоднее.
Напилив целую груду вишневых веток, он свалил их у печи. Открыл заслонку, стал разводить огонь. Свежая, еще не отсыревшая газета легко вспыхнула, но печь задымила. Тяга была слабая, и дрова никак не хотели загораться.
– Как всегда не вовремя. – Он вытащил дрова, вычистил старую золу, и засунул было в печь еще одну газету, как вдруг бросилось в глаза фото…
Статья
Сонечко тихо посапывал, когда в железную дверь его небольшого домишки громко постучались.
На пороге стоял Том, он был явно взволнован, сжимая в черных от сажи руках обрывок обгоревшей газеты.
– Дядь Сережа, доброе утро. Дайте трубочку.
– А шо ты знов полохлывый такой? Шось трапылось? Пожар? Потоп?
– Та не, все в порядке, – Том улыбнулся. – Просто по друзьям соскучился.
– Ну держи. Только ключ и трубку сразу назад. Пойняв?
– Понял. Сейчас принесу. Спасибо!
– А шо это у тебя за газета? Приспичило? – весело крикнул он вслед, но Том уже бежал к железнодорожному переезду.
…Трубку никто не брал. «Может, дойти не успел? У друзей завис? Вряд ли. Может, спит?» – Потоптавшись у столба, Том снова позвонил: гудок, пауза, гудок.
Наконец, трубку сняли.
– Прачечная! – раздался тревожный Монголов голос.
– Саня, привет. Это Егор.
– А, это ты… – Монгол облегченно вздохнул. – А я уже спать собрался.
– Как дела?
– У меня все тихо.
– Сань, ты только ничего не говори, – срывающимся от волнения голосом говорил Том. – И со стула не падай. Я просто тебе одну заметку прочитаю, и все. Хорошо?
– Я слушаю.
– Значит так. Газета «Слобожанская правда», за прошлую неделю. Раздел «Криминальная хроника». Заметка называется «Те же на манеже».
«В фокус нашего объектива вновь попало печально известное кафе „Ландыш“. Данное кафе ранее называлось „Ромашка“, и испокон веков славилось многочисленными неприятными происшествиями и жалобами жителей района. Не исключением является и сегодняшний день. Так, в прошлом году в упомянутом заведении было обнаружено отсутствие документов на крупную партию спиртного. Тогда было возбуждено дело, которое (по неясным причинам) через месяц было закрыто. А в июле сего года в данном кафе была произведена стрельба. Бандитскую малину накрыли прибывшие на место правоохранительные органы. И хотя никого из бандитов не задержали (и этот печальный факт во весь рост встает перед нашей доблестной милицией), однако был зафиксирован и положительный результат. Так, в подсобке вышеупомянутого кафе сержантом Петренко было обнаружено десять ящиков спирта „Рояль“ без документов и кустарного производства. Бухгалтера кафе, Мироненко Зинаиду, тут же хватил удар и забрала „Скорая“. Врачи, ничтоже сумняшеся, поставили диагноз прямо с колес: „гипертонический криз“, хотя, как стало известно нашей редакции, ранее данная гражданка на здоровье не жаловалась.
Тем временем облюбованное криминалитетом кафе стыдливо сменило название с „Ромашки“ на „Ландыш“. Сменило оно и юридическое лицо (а хозяева? Вопрос риторический!) Что же получается? На глазах нищих и честных граждан сильные мира сего уходят от возмездия и вершат беспредел. Расследование продвигается очень медленно: не ровен час, что и это дело будет спрятано под сукно. Возникает серьезный вопрос к нашей судебной и правоохранительной системе про коррупцию и взяточничество в высших сферах. Мы будем внимательно следить за ситуацией и всегда радовать нашего читателя новыми подробностями этого запутанного дела».
В трубке что-то щелкнуло.
– Саня, ты меня слышишь?
– Да, Егор. Честно говоря, я мало что понял.
– Что тут понимать? – Том с трудом сдерживал хохот. – Первое. «Скорая» забрала тогда не подстреленного тобой, а тетку-бухгалтера. Сердце у нее схватило. Оля не видела, кто лежал на носилках. А мы подумали, что это был Бес. Второе. Бандиты тогда разбежались, и никого из них не поймали. Значит, – уехали из города.
– Я приеду к тебе сегодня, – осторожно сказал Монгол. – С меня мясо.
– С меня мангал, – Том отключил трубку.
* * *
Тихо, почти незаметно приползла в город старуха-осень. Зачавкала под ногами, забередила душу неизбывной тоской по утраченному теплу.
Лелик куда-то пропал. Говорили, что в харьковской милиции занял высокий пост кто-то из его друзей, и он уже без опаски вернулся в Харьков. К Егору милиция приходила по совсем другому поводу: умер отравившийся электролитом его бывший напарник Володька, и следователь хотел прояснить детали отношений в коллективе. Все проблемы рассосались сами собой, лишь иногда всплывая в памяти темным грозовым облаком вчерашнего дня.
Егор по-прежнему жил на даче. Монгола он почти не видел, кроме тех редких репетиций, на которых тот еще бывал.
– То, что ты более-менее стучать научился, не дает тебе права прогуливать! – ругался Дрим. – Давайте уже альбом запишем, наконец.
Монгол отмалчивался. Действительно, всего за несколько уроков Михаил поставил ему руки. Злополучную песню тот, впрочем, стучал как и прежде, в четыре доли. Но теперь, по совету послушника, на первом такте ударял палочкой по коленке.
Однажды после репетиции Том с Монголом возвращались домой вместе.
– Кассета моя у тебя осталась?
– У меня, – ответил Монгол.
– Занеси мне.
– Ты сегодня не на дачу?
– Дома переночую.
– Записаться, конечно, нужно… – Монгол на секунду замялся. – Но, как говорил Колобок, я закругляюсь… Я Дриму говорить не хотел. Ухожу я. Из группы.
– Монгол, ты что? Почему?
– Бессмысленно все это. Не то.
– Ты ж только стучать научился.
– Ничего, с меня не убудет. Мне тогда Индеец здорово мозги вставил.
– Ты ж почти не слушал.
– Пацан услышал.
