— Здесь, — Тсимаратау покрутил стилетом в районе северо-западной части суши; она изображалась в перевернутом виде, как было принято у северян — Северный полюс находился вверху, тогда как на картах ори все выглядело бы привычнее, поскольку их картографы вели отсчет от полюса Южного. — Это поселение Оганги. Я точно это знаю, бывал там. На новых изображениях не зафиксировано какого-либо заметного роста городка. Напрашивается два варианта вывода: либо те, что ушли без нас дальше, так и не добрались до места и погибли или рассеялись по пути, либо…
Он перевел взгляд на Фирэ, потом на Тиамарто — и так оглядел всех по очереди, желая услышать их предположения.
— Может быть, такая же маскировка, как над нами? С ними ведь был Кронрэй… — проговорил бывший командир их небольшого отряда.
Учитель кивнул, но взгляд не погасил, точно ждал еще чего-то.
— Либо они остановились в другом месте? — не слишком решительно предположил Фирэ, подумав — а почему бы и нет, их же там было несколько тысяч, даже если учитывать большие потери по пути.
Мрачные глаза вспыхнули и посветлели, будто тучу сдуло с голубого неба:
— Смотри.
Тсимаратау черкнул лезвием по бесплотному изображению, и то, приблизившись максимально, перешло в северо-восточную часть Осата, ткнувшись в два моря, что ограничивали по бокам материк. Стало видно и длинную реку, уползавшую куда-то вниз, за пределы видимости, и странный городок, зажатый между саванной и пустыней. Это был самый настоящий городок, а не поселок, вроде западного. Сверху можно было различить и подобие Храма, только четырехгранного и маленького.
— На старых картах этого не найти, — добавил Учитель.
Фирэ встретился взглядом с Тиамарто, и тот, приложив к носу платок, лишь дернул бровью, словно что-то этим ему напоминая.
Город, который вырос за считанные годы… Многим ли выжившим было под силу такое? И этот узнаваемый «почерк» расположения домов, манера совмещать то, что кажется несовместимым — природный ландшафт и растения с каменными творениями не стихии, но мастера в гениальном сотрудничестве сердца, разума и духа…
— Кронрэй? — спросил молодой человек.
— Да, — Учитель отключил кристалл и уселся на место: — Что я хотел бы от вас. Подберите надежного человека, никогда не бывавшего в Кула-Ори, человека, который не вызовет подозрений там. Разузнать о порядках в том городе с воздуха нельзя, поэтому нам нужен… — он поглядел на ученика.
— Шпион, — слегка усмехнулся Фирэ.
— Да. Лучше не один. И второе. Сдается мне, мой мальчик, что пора бы уже навестить горы Виэлоро. Тебе возглавлять эту экспедицию и руководить техникой, я пока не смогу оставить Тау-Рэю. Но мы должны расчистить завалы и открыть доступ к «куламоэно». И надеюсь, — добавила женщина его устами, не слышимая больше никому, кроме Фирэ, — что мне не придется снова мчаться за тобой к пещере, где ты доверчиво попытаешься продемонстрировать очередной когтистой твари свои внутренности?
Темные зрачки смеялись. Засмеялся и он, удивив соседей по столу.
— Все будет сделано, Учитель, — кивнул молодой человек.
На том и разошлись.
* * *
soundtrack - http://samlib.ru/img/g/gomonow_s_j/geometria/within_temptation-pale.mp3
— Мама, что это за летающая звезда?
Танрэй вышла во внутренний дворик и поглядела в небо. Среди россыпи звезд выделялась одна, медленно продвигаясь меж неподвижных соседок. Она была тусклой, и слабеющее с возрастом зрение могло бы ее просто не различить. Однако Танрэй видела не хуже своего шестилетнего сына.
Это были призраки погибшей цивилизации. Еще много веков они будут вращаться по сужающейся орбите над планетой, пока не сгорят в верхних слоях атмосферы или не рухнут на землю, чтобы окончательно рассыпаться прахом.
Коорэ с любопытством следил за полетом.
— Это такие летающие приспособления… Теперь они никому не нужны, — вздохнула женщина. — Они служили тем, кто погиб до того, как ты родился… Погибли в тот самый день…
Он помолчал и сказал:
— А я видел другое, однажды, днем. Оно пролетело низко, прямо над городом, а потом умчалось вон туда, за реку, и растворилось в небе. Мне почему-то казалось, что оттуда на меня смотрят.
Да, Танрэй уже слышала такие разговоры. О непонятных летающих приборах рассказывали пришедшие с ними сюда кхаркхи, называя увиденное небесной колесницей и утверждая, что она совсем не была похожа на орэмашины, которые они встречали не раз еще в Кула-Ори и совершенно к ним привыкли. А вот ей самой увидеть подобное пока не доводилось.
— А ты бы позвал его, — засмеялась Танрэй. — Вдруг это птица, а они ведь тебя слушаются.
— Это была не птица, — серьезно ответил мальчик. — Может быть, если оно появится еще, я смогу его разглядеть поближе.
Она не сомневалась, что Коорэ это умеет. Он умел переносить сознание отдельно от тела — с трудом, но умел, хотя никто его этому не обучал. При желании сын смог бы подселить себя в тело какой-нибудь пичуги и подняться в воздух. Танрэй побаивалась: так можно и не вернуться, — но никогда не ограничивала его в экспериментах.
— Идем спать, сердце мое, — сказала она, беря сына за руку. — Тебе завтра с утра к Кронрэю…
— К Зейтори!
— Нет, Зейтори будет ждать тебя позже, сначала к Кронрэю.
Он зевнул:
— Я хотел бы туда, в небо. Оттуда, наверное, все внизу выглядит совсем по-другому…
— Конечно, птенчик.
— Расскажи мне перед сном об Оритане.
Она часто рассказывала ему о потерянной родине, пела песни, как могла, и он был единственным благодарным слушателем, не сбегавшим после первого же куплета. И, когда мастера стали обучать его своим ремеслам, он схватился за них, как взрослый, а однажды сказал матери, что хочет возродить Оритан и не дать людям забыть о том, кто они такие. Вот бы порадовались Паском и Тессетен, услышав такие речи из уст младенца! А отец… отцу все равно. Это была боль Танрэй, которую она прятала глубоко-глубоко в душе и никогда никому не жаловалась. И лишь мальчик прекрасно чувствовал других людей, он безошибочно угадывал, когда ей было плохо, и точно знал, отчего.
Коорэ засопел, и она ушла к себе, легла в постель, а мысли все лезли в голову, бередя воспоминания — и страшные, и счастливые.
Ал изменился до неузнаваемости. В стране Ин, которую строили по его решению Кронрэй и созидатели, им, бывшим скромным и любознательным ученым, насаждался какой-то странный режим управления, подобный диктату на Ариноре. Ему стал нравиться страх людей, он им насыщался, как насыщается жаждущий родниковой водой. Страх порождал слепую покорность, когда не надо держать ответ, что и для чего ты делаешь. Ты мог ошибаться — и твои ошибки принимались так же безропотно, как всё остальное. Люди сами хотели этого страха, он опьянял их, им хотелось еще и еще. Танрэй видела, что этот ужас перед властью каким-то непостижимым образом рождает в них иллюзию уверенности в завтрашнем дне. Им казалось, что они защищены больше, чем любой иной народ, что это заслуга их лидера. Почему-то на Танрэй гипнотическое влияние мужа не распространялось, и она видела все таким, каким оно было на самом деле — во всей грязи, мерзости и деградации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
