Здесь был не иначе как щит управления — множество странных клавиш и рычагов с полузнакомыми значками, горящие огоньки и огромные экраны на два человеческих роста вверх, один к одному, на полукруглой стене. Двое в прочнейших тяжёлых скафандрах стояли у щита, глядя на дрожащие картинки в стеклянной глубине. Фрисс увидел золотые извилистые узоры на красной броне, глухой шлем и длинноствольный громоздкий бластер за плечом одного, чёрную броню с серебряными насечками и коротко стриженный тёмный затылок, не прикрытый шлемом, другого. Двое Древних Сарматов глядели на экраны, ничего не замечая вокруг, Речник бросил взгляд туда же и едва сдержал крик.
Там были руины — тысячи гигантских зданий, окна которых казались крохотными щербинками на высоченных стенах, разом оплавились и накренились, крыши просели внутрь, стены пошли трещинами и потёками. Внизу, в ущельях улиц, громоздились друг на друга стальные машины, что-то ещё дергалось и пыталось выползти из-под завала. Одни экраны показывали развалины сверху, издалека, оттуда, где улицы казались тонкими, как волоски — и Фрисс видел, как башни, будто от удара с двух сторон, клонятся к центру, а на двух окраинах поднимается чёрный дым. Сармат в чёрной броне смотрел туда, задумчиво потирая подбородок. Второй быстро двигал рычажки, и боковые экраны при каждом движении вспыхивали. Там сменяли друг друга пылающие здания, поваленные друг на друга небесные корабли, участки улиц с корчащимися на мостовой людьми. Они выглядели странно и странно были одеты, но Фрисс уверен был, что это люди — и что они умирают.
Некоторые уже умерли — неподвижно лежали под обломками кораблей, у стен своих домов, съёжившись и прижав окровавленные ладони ко рту. Другие ещё шевелились, пытались ползти, вставали, покачиваясь, и складывались пополам, выплёвывая кровь. Сармат в красной броне ударил «чёрного» по плечу и коротко хохотнул, тыкая пальцем в экран. Там лежал, направив нос в небо, тёмно-зелёный корабль с бластерами на крыльях, и человек свисал из его люка, лицом вверх, неестественно вывернув шею. Глаза его вытекли, на щеках засохла кровь. Речник, вздрогнув, посмотрел на свою руку… да, такая же серовато-зелёная одежда, слишком тонкая, чтобы стать бронёй…
У корабля были ещё люди — они судорожно царапали себе лица, пытаясь содрать маски. Один из них стоял, прислонившись спиной к броне, и кричал что-то в небо — бесполезный фильтр, наполовину оторванный, свисал на грудь, рот широко раскрывался. Потом его повело в сторону, и он схватился за грудь, мучительно кашляя, и сплюнул на землю чёрной слюной.
— Сработало, — довольно кивнул сармат в чёрной броне, и Фрисс вздрогнул ещё раз — будто ледяной плетью заехали по спине. «Гедимин?!»
— Ты знаешь, что делаешь, Гедимин Кет, — посмотрел на него «красный». — Ты накрыл этот обезьянник. Так бы всегда! Как считаешь, многие добежали до убежищ?
— Излучение догнало всех, — «чёрный» внимательно рассматривал развалины. — Ни к чему терять время. Успеем ударить ещё раз. Цель?
— Смотри, — «красный» щелчком кнопки смахнул всё с экранов. — Вот она. Флот и купол на нас, с тебя — красивый взрыв. Не подведи, Гедимин, пусть макаки увидят зелёное солнце!
Он с силой сжал плечо сармата. Тот хмыкнул.
— Ца атеска! Выводи на цель. Мне нужно семь или восемь секунд до нырка.
— Будет, — кивнул «красный». — Действуй. Ца атеска!
Фрисс вжался в стену, но сармат не пошёл в его коридор — скрылся в большом люке чуть левее, и тяжёлые шаги затихли. Гедимин снова хмыкнул и покосился на пульт. Стены мелко задрожали, экран замерцал, но сармат не шелохнулся — он смотрел на очертания города, выплывающие из стеклянного тумана. Ещё один Старый Город, башни, пронзающие небеса, стекло и сталь…
Что-то невидимое сбоку надавило на уши Речника, он судорожно сглотнул. Город приближался, Древний Сармат замер на месте и очень медленно потянулся к пульту. Фрисс шагнул вперёд, поднимая бластер.
— Стой!
Он не ждал, что его услышат, — обугленные стены и люди, захлёбывающиеся кровью, всё ещё стояли перед глазами, и сердце колотилось в горле. Пальцы до боли стиснули рукоять. «Обжечь лицо. Чтобы не дотянулся. Потом — в пульт,» — мысли стрелами свистели в голове. Кнопка на рукояти плавно погрузилась в металл.
Сармат успел повернуться — на самую малость. Луч сверкнул, впиваясь в его затылок — чуть-чуть позади виска — и оставляя чёрную дыру, и экран вспыхнул и вздулся пузырями. Руки сармата вздрогнули и повисли, он неловко, боком, повалился на пульт — экраны полыхнули красным — прокатился по нему, ломая рычажки, и рухнул навзничь. Фрисс, выронив бластер, бросился к упавшему, уже видя выжженную дыру на месте глаза и судорожно сгибающиеся пальцы.
— Гедимин! — он обхватил ладонями голову сармата — от серой кожи ещё шёл жар. Уцелевший глаз Древнего удивлённо смотрел прямо на Речника. Губы сармата едва заметно шевельнулись.
— Фриссгейн?!
Град холодных брызг накрыл Речника, и он взвыл — но ни звука не сорвалось с оцепеневших губ. Яд сковал его прочнее оков. Он всё ещё лежал в трюме вакаахванчи, и белая крыса, вырвав из его груди короткую тонкую стрелу, украдкой слизывала кровь. Речник зажмурился и стиснул зубы, ногти до боли впились в онемевшую ладонь.
«Гедимин видел меня. Узнал меня. Он был там, не морок — это точно был он! И я… я убил его,» — кровь брызнула из-под ногтей, но Фрисс ничего не заметил. «Я стрелял в него, в безоружного… в спину…»
Он тихо застонал.
— Уже воешь, коатек? — кто-то пнул его под рёбра, и крыса сердито взвизгнула, хвостом, как плетью, проходясь по ногам стражника.
— Через полдня мы будем в Джегимсе, — сказал Призыватель, вытирая Речнику лицо. — Что бы ты ни совершил, Водяной Стрелок, кровью ты смоешь вину. Да пошлёт тебе Укухласи лёгкую смерть!
— Призыватель, — язык и губы ещё подчинялись Фриссу, но слова куда-то разбежались. — Что… где Нецис? Я хочу… поговорить… с ним. Ради всех богов…
Стражники переглянулись и потянулись к стреляющим трубкам. Крыса подпрыгнула на пол-локтя вверх и метнулась к стене.
— Если позволит почтенный Яо, — пробормотала она и заторопилась к лестнице. Стражники, воткнув в Речника стрелу, пошли следом, то и дело на него оглядываясь. Он попытался закрыть глаза — получилось. Похоже, он начал привыкать к яду, — он снова чувствовал веки и губы, и даже мог шевелить ими, хоть и очень медленно.
Когда он снова открыл глаза, воины Ксази снова выстроились вокруг, а Призыватель торопливо слизывал кровь. Кожа вокруг ранки покраснела, каждое прикосновение отзывалось болью. За стеной было тихо — движители замолчали, и корабль не поскрипывал бортами на поворотах, и пол не раскачивался вместе с Речником. Дверца была открыта и покачивалась на сквозняке, снаружи едва уловимо тянуло илом, рыбьей чешуёй и мокрым камнем. Где-то совсем рядом текла большая река.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
