class="p">314
Впервые вопрос об особом положении г. Танжера был поднят в эпоху франко-испанских переговоров 1904 г. Ст. 9 договора от 3 октября 1904 г. было признано, что «город Танжер сохранит специальный режим, связанный с присутствием в нем дипломатического корпуса, а также свои муниципальные и военные установления». Эта статья была подтверждена ст. 1 нового франко-испанского соглашения от 1 сентября 1905 г., причем полицейские обязанности по охране Танжера было решено возложить на франко-испанский корпус жандармов. Эти постановления не были существенно изменены алжезирасским актом от 7 апреля 1906 г. и франко-германской декларацией и соглашением от 9 февраля 1909 г. и 4 сентября 1911 г. Ст. 1 франко-мароккско-го соглашения от 3 марта 1912 г. было снова подтверждено, что «город Танжер сохранит свой специальный режим, который был за ним признан и определен его муниципальной организацией», а ст. 7 франко-испанского договора от 27 сентября 1912 г. было решено, что специальный режим будет распространен как на самый город, так и на его окрестности. Самый режим должен был быть установлен позднее. В 1913 и 1914 гг. над установлением его работала специальная комиссия, но окончательное его применение не состоялось ввиду требований, предъявленных Испанией. После мировой войны вопрос о Танжере возбуждался неоднократно, причем к разрешению его стремилась, главным образом, Англия. В 1922 г., когда ею была признана независимость Египта, между английским и французским правительствами были начаты по поводу Танжера переговоры, не приведшие, однако, ни к каким положительным результатам. Новая конференция о Танжере была созвана сначала в Лондоне, а затем в Париже осенью 1923 г. и закончилась 18 декабря принятием статута, по которому город Танжер подчинен «постоянному режиму нейтралитета» (ст. 3).
315
В подлиннике пропуск одного слова. Буюкдере — местечко, расположенное на европейском берегу Босфора, вблизи входа в него из Черного моря, летняя резиденция российского посольства в Константинополе.
316
Пер. с фр.
317
Весной 1914 г., во время пребывания английского короля Георга V в Париже, между русским, французским и английским правительствами были начаты переговоры о присоединении России к англо-французской морской конвенции. Хотя до возникновения мировой войны между Россией и Англией по этому поводу и не было достигнуто соглашения, тем не менее к маю 1914 г. были установлены следующие русские пожелания: а) на Северном фронте Англия должна была удержать большую часть германского флота в Немецком море, для облегчения России десантной операции в Померании; Ъ) в Средиземном море Англия должна была сосредоточить количество судов, достаточное для того, чтобы помешать прорыву австро-итальянских судов в Черное море; с) операции у Проливов должны были носить военный характер и не затрагивать «политического вопроса» о Босфоре и Дарданеллах (заключение особого совещания от 13/26 мая 1914 г.). Окончательный обмен мнениями был отложен до августа 1914 г., когда Петербург должен был посетить первый лорд адмиралтейства принц Л. Баттенбергский (дело архива бывшего Министерства иностранных дел «О более тесном привлечении Англии к франко-русскому союзу» 1914 г.).
318
Германские крейсеры «Гебен» и «Бреслау» были отправлены в Средиземное море в эпоху второй балканской войны. Официальным поводом к их посылке послужили осложнения на Балканах, неофициальным — необходимость усилить австрийский и итальянский флоты быстроходными судами. До начала мировой войны оба крейсера входили в состав международного отряда, собранного у берегов Албании. О возможности перехода их в руки турок в русских военных и дипломатических кругах знали задолго до мирового кризиса. В подтверждение приводим телеграмму российского поверенного в делах в Константинополе Гулькевича от 8/21 января 1914 г. № 29: «Наш морской агент доложил мне, что, ввиду настойчивых слухов об уступке Германиею крейсера „Гебена“, он имел доверительную беседу с майором Штремпелем, бывшим германским здесь военным агентом, ныне начальником штаба генерала Лимана, который сказал дословно следующее: германский император уже однажды соглашался на продажу Турции крейсера „Мольтке“. Продажа эта не состоялась вследствие высокой цены, протеста семьи Мольтке и изменившихся политических условий. Если Россия, вопреки данному будто бы Германии обещанию не противиться заключению турецкого займа во Франции, помешает таковому, то нельзя поручиться в том, что император не отдаст „Гебена“ Турции. Уступка эта, по словам Штремпеля, даже якобы весьма вероятна, тем более что Россия, по-видимому, еще не считает себя удовлетворенною в деле Лимана. Штремпель просил нашего морского агента не называть его фамилии. Посетивший по этому поводу капитана Щеглова французский военный агент считает, что если бы слухи о продаже „Гебена“ подтвердились, то таковую можно было бы считать как подготовку Германией общестратегической обстановки. Капитан Щеглов просит сообщить сказанное морскому генеральному штабу. Со своей стороны, ссылаясь на телеграмму мою № 27, решаюсь высказать убеждение, что слова Штремпеля следует приписать его возбужденности и желанию его блюфировать, так как не вижу основания к такой откровенности немецкого офицера; тем не менее счел долгом довести вышеизложенное до сведения вашего высокопревосходительства ввиду просьбы Щеглова и положения, занимаемого Штремпелем. Турки продолжают отрицать покупку какого бы то ни было дредноута». На телеграмме имеется пометка Николая II: «Это все-таки поучительно и доказывает, как мало можно доверять заявлениям Германии». Царское Село, 11 января 1914 г. Тем более примечательным представляется поведение английского адмиралтейства и командующего средиземноморской эскадрой адмирала Мильна, особенно если мы примем во внимание, что инспектором турецкого флота был английский же адмирал Лимпус, несомненно осведомленный о переговорах относительно покупки иностранных судов Турцией.
319
В подлиннике «cohesion»; по-видимому, ошибка — следует читать «clause».
320
В деле архива Министерства иностранных дел «Сношения с иностранными представителями, 1914 г.» имеется копия следующей недатированной телеграммы Палеолога:
«Я не считаю возможным примкнуть к мнению, высказанному моим константинопольским коллегой. Вся история Оттоманской империи доказывает, что на нее можно оказать воздействие, только проявляя или даже применяя силу.
У меня сложилось убеждение, что с начала войны мы идем по ложному пути, поскольку дело касается Турции.
Когда с самого начала российское правительство предложило нам предпринять энергичные шаги в Константинополе, чтобы привлечь Порту на нашу сторону, предложив ей, в свою очередь, положительные выгоды, г. Бомпар высказал мнение, что не должно ничего предпринимать и что следует ограничиться „возбуждением аппетитов“ турецкого правительства.
Когда вслед за тем германские крейсеры приблизились к Дарданеллам, мы настаивали перед г. Сазоновым на том, чтобы российское адмиралтейство не допустило появления ни одного военного судна у северного входа в Босфор, чтобы не внушить опасения турецкому правительству. Несколькими днями позже, несмотря на приход германских крейсеров в Мраморное море, мы все еще прилагали усилия, чтобы
