последним ротором и ламповой панелью. В ней имелись пары тех же 26 буквенных контактов, соединенные между собой шнурами со штепселями. Таким образом, выходные параметры сигнала изменялись в зависимости от установки штепселей, являвшейся дополнительным ключом и также передававшейся в начале сообщения. Теперь “Энигма” позволяла достичь степени секретности в 10 квадриллионов комбинаций, и тем же условным операторам из примера Шербиуса для последовательного подбора ключей потребовалось бы 900 миллионов лет. Секретность переписки обеспечивалась порядком расположения роторов на оси, установкой их колец с буквами и заданной комбинацией на штепсельной панели. Такой вариант шифратора уже вполне устроил моряков. Они убедились, что даже захваченный экземпляр машины совершенно бесполезен для противника, не имеющего изменявшихся ежедневно и державшихся в строжайшем секрете ключей. Каждому оператору в закодированном виде сообщался его конкретный ключ, так что он всегда знал, свое ли сообщение принимает, поскольку дешифровать чужие просто не мог. Кроме того, в виде дополнительной меры предосторожности флот потребовал сохранять в секрете сам факт приобретения им “Энигмы”. Три года спустя его примеру последовал и рейхсвер.
Следует отметить, что немцы не обладали монополией на электромеханические шифраторы. В 1918 году аналогичную машину изобрел американец Хью Хеберн, а годом позже и швед Герхард Дамм, компанию которого затем перекупил швейцарец Борис Цезарь Вильгельм Хагелин. Этот последний даже организовал производство своих машин, но все они были несовершенны и не достигали уровня, достигнутого Кохом и Шербиусом. Британская разведка обратила внимание на рекламировавшуюся в коммерческих изданиях “Энигму”, однако попытка приобрести хотя бы один образец не увенчалась успехом. Правительство уже запретило Шербиусу продажу машин, а реклама пока продолжалась, чтобы своим внезапным исчезновением не привлечь внимание потенциальных противников Германии. Возможным покупателям просто вежливо отказывали, ссылаясь на временное отсутствие свободных шифраторов и трудности производства.
Немцы создали достаточно совершенную систему шифрованной связи, общее количество возможных ключей к которой после модификации 1930 года и введения штепсельной панели исчислялось 10 в 91 степени. К 1935 году во всех видах вооруженных сил и разведывательных службах Германии уже насчитывалось свыше 20 тысяч шифраторов “Энигма”, причем все они использовали различное расположение роторов и конфигурации штепсельной панели. Регулярно сменялись ключи. С 1938 года “Энигма” получила два дополнительных ротора, еще более повысивших стойкость шифра благодаря возможным теперь 11881376 сочетаниям. На практике из пяти имевшихся роторов при каждом новом использовании выбирались произвольные три, а в подводном флоте — четыре. Для повышения криптографической стойкости все сообщения разбивались на группы, не превышавшие 200 символов, каждая из них шифровалась отдельным ключом, а перед шифрованием документы закрывались кодированием. Все принятые меры давали немцам немалые основания считать свои линии связи вполне защищенными, но практически это оказалось не так.
До сих пор достоверно неизвестно, как именно польская разведка впервые сумела установить сам факт использования германскими вооруженными силами машины “Энигма”. Одна из версий гласит, что впервые о ней сообщил эмигрировавший в Варшаву из Германии инженер-математик, польский еврей, известный под псевдонимом Р. Левинский, до прихода к власти НСДАП занимавшийся в Берлине работами, связанными с проектом “Энигма”. Нацисты опрометчиво выгнали его из страны, и носитель секрета очутился в Варшаве без средств к существованию, зато с ценной информацией, которую предложил передать англичанам за 10 тысяч фунтов и вид на жительство во Франции. Приверженцы этой версии считают, что поляк пошел на контакт с СИС по прямому указанию польской разведки, вначале пытавшейся самостоятельно разработать систему вскрытия шифров “Энигмы”. Однако ее руководители объективно оценили относительно скромные финансовые возможности своей службы и поняли, что имевшихся в их распоряжении сил и средств недостаточно для решения столь серьезной проблемы.
Приведенная версия имеет достаточно широкое хождение, но, судя по всему, страдает излишней поверхностностью. Существует несколько других предположений о путях, которыми поляки получили сведения об устройстве шифратора. Согласно одному из них, агенты II отдела просто подкупили кого-то в службе связи рейхсвера, а затем, на основании полученной от него информации, сумели выйти на персонал завода-производителя “Энигм”. Другая версия гласит, что однажды коммерческая версия шифратора была отправлена из Берлина дипломатической почтой в посольство Германии в Варшаве, и разведка на два дня получила ее в свое распоряжение. Имеется и несколько измененный вариант этого предположения, гласящий, что немцы по ошибке отправили “Энигму” обычной почтой, притом совершенно не по тому адресу, но затем спохватились и попросили поляков вернуть ее обратно. Тревога отправителя по поводу своего имущества явилась достаточным основанием для более близкого знакомства с ним, после чего Бюро шифров смогло тщательно изучить машину.
Независимо от деталей предыстории, к началу 1930-х годов поляки сумели воссоздать схему “Энигмы”, что, однако, не приблизило их к прочтению закрытых с ее помощью сообщений. В результате многочисленных попыток дешифрования в 1932 году выявилась необходимость укомплектовать Бюро шифров профессиональными математиками. Ранее, в 1929 году, директор Математического института Познанского университета профессор Здислав Кричевский в сотрудничестве с БШ отобрал свободно владевших немецким языком студентов 3–4 курсов, в основном уроженцев территорий, вошедших в состав Польши в результате подписания Версальского мирного договора. После нескольких этапов предварительного отбора с молодыми людьми провели соответствующие беседы майор Франтишек Покорный и его заместитель лейтенант Максимилиан Цезкий, первоначально не раскрывшие свою принадлежность к разведке. Они окончательно оценили кандидатов и предложили двадцати из них пройти обучение на открывающемся дополнительном курсе криптологии, предварительно предупредив их о том, что следует хранить в секрете как факт их обучения там, так и факт самого существования подобного курса. Заниматься предстояло без отрыва от основного обучения математике дважды в неделю по вечерам, что создало немалую дополнительную нагрузку. Преподавали предмет приезжавшие из Варшавы криптоаналитики реферата БШ-4.
Мариан Реевский
Ежи Розицкий
Хенрик Зигальский
В процессе обучения наиболее отличились Мариан Реевский, Ежи Розицкий и Хенрик Зигальский, а также пятеро других, в дальнейшем принятых на службу в германский отдел Бюро шифров. Первоначально их направили в пункт перехвата в Познани, но после закрытия этой экспериментальной точки с 1 сентября 1932 года Реевский, Розицкий и Зигальский перешли в центральный аппарат БШ в Варшаве.
Вначале они раскрывали простые немашинные коды ВМС Германии, однако такое применение математиков было неразумным расточительством. Поскольку в кодах цифро-группы заменяют не буквы, а целые слова или их сочетания, такая работа является скорее уделом лингвистов. Тем не менее, некоторое время спустя к молодым криптоаналитикам пришел первый успех. Позднее майор Лангер полностью сориентировал их на вскрытие “Энигмы”, натурный экземпляр которой к этому времени уже успели реконструировать. Интересно, что первоначальным побудительным мотивом, заставившим поляков
