В период январских боев 1945 года штабы армий и отдельных корпусов 1-го Белорусского фронта донесли об уничтожении 1749 и о захвате 599 танков и самоходных орудий противника, что соответствовало количеству танков и самоходных орудий 2348, потребному для укомплектования четырнадцати немецких танковых дивизий. В действительности всего в январе 1945 года перед фронтом действовали две танковые дивизии, три бригады штурмовых орудий, две мотодивизии и отдельные танковые части и подразделения общей численностью не свыше 920 единиц. А мы уже уничтожили и захватили 2348.
Аналогичное явление отмечалось и во время Берлинской операции. Как известно, число немецких танков и самоходных установок, участвовавших в боях с 16 апреля по 1 мая, не превышало 850. Ну, допустим, как некоторые считают, 1000 единиц. Однако, если взять донесение только танковых соединений, то они уничтожили за это время 793 танка, т. е. 95 % всех танков и самоходных единиц, действующих перед фронтом. А на долю пехоты осталось только всего 4–5 % танков и самоходных орудий. Тем не менее по донесению пехотных армий (общевойсковых, без танков), выходит, что они уничтожили 803 танка, также 93 %, и оставили для танкистов только 47 танков и самоходных орудий. А артиллерия дает данные о том, что и она еще уничтожала танки. Авиация — также. Как можно было командованию [499] фронтом ориентироваться в том, как выполнена эта большая и ответственная задача — «перемолоть» силы и средства противника на подступах к Берлину? А тут вдруг доносят, что в районе Мюнхенберга и дальше до Берлина танки не пускают — «тыкают все в нос» танками, самоходками и проч. и проч. Откуда же эти танки и самоходки выявились, когда их уже уничтожили в три раза больше? Такое несерьезное отношение к этому делу может привести к серьезным заблуждениям, к неправильным решениям и ошибкам. Хотелось бы, товарищи, чтобы этих фактов в будущем было меньше всего. Напомню Вам еще об одном примере, что Вы знаете уже по нашей директиве. После Варшавско-Лодзинско-Познаньской операции мы стали подсчитывать, сколько же пленных было захвачено и сколько фактически поступило на сборно-пересыльные пункты в лагеря. Получилась поразительная картина. Так, например, с 14 января по 12 марта 8-я гв. армия показала нам в донесении 28 149 чел., а по декадным донесениям армией было взято 40 тыс., на фронтовые пункты — по ее же донесениям — оказалось сданными только 27 953 чел., фактически было принято от 8-й гв. армии — 5221 чел. Из 40 тысяч осталось 5 тысяч. Почему доносили, что на фронтовые пункты сдано 28 тысяч? 47-я армия донесла, что сдано на приемные пункты 61-й армии 4497 чел., а 61-я армия никакими документами не подтверждает это.
Вот еще такой же очень печальный факт, который был уже здесь в Берлине. Вы знаете, что с 30.4 на 1.5 и с 1.5 на 2.5 противник начал прорываться из Берлина. Первое донесение получено из 47-й армии о том, что мелкие группы противника прорываются на запад. Ведем их уничтожение. Но эти мелкие группы начинают расти, расти, начинают «бить по шапке», «гулять» по тылам, начинают убивать наших людей, громить наши штабы. Всполошились, встряхнулись. Вот тут сидит генерал-лейтенант тов. Андреев. Он в результате этой операции набрал чуть не 15 тысяч этих так называемых мелких групп, прорывавшихся из Берлина, а все время официальными документами доносил: «Прорываются мелкие группы, уничтожаем, закончили ликвидацию». Тут тов. Савицкий рассказывал, что им пришлось аэродромы защищать наземным оружием и захватить в плен до двух тысяч человек этих «мелких» групп.
Всего прорвалось до 300 руководителей этих боевых групп и примерно 17 тысяч человек, при наличии 80–90 бронеединиц. В других условиях, имея достаточное количество боеприпасов, противник в составе 17 тыс. человек, почти с сотней бронеединиц, наделал бы у нас в тылах большой беды. Войска 47-й армии и 2-й танковой армии понесли бы большие потери. И все из-за того, что сразу начали неправильно информировать штаб фронта, что только мелкие группы, а не крупные силы противника пробиваются на запад. Здесь немало раздавалось голосов, оспаривавших первенство своего рода войск в выполнении задачи. Конечно, это были очень несерьезные разговоры для научной конференции.
Успех задачи решается не каким-то одним родом войск, а их совокупностью, их взаимодействием и пора бы уже нам бросить эти никчемные разговоры. В этой операции все рода войск показали высокие образцы воинского мастерства и обеспечили победу. За это они получили высокую оценку Родины и товарища Сталина. И, безусловно, безосновательно некоторые товарищи охаивали всю работу авиации. Она делала свое дело в целом хорошо, но допускала нетерпимые осечки, когда бомбила по своим.
Главный недостаток здесь в том, что эти факты относятся на счет вновь прибывших на фронт соединений (Ту-2 особенно), которые командование 16 ВА не обеспечило необходимой подготовкой, не снабдило опытными штурманами и не организовало как следует управление с земли. К началу операции 16 ВА приняла новых 590 экипажей. Действие по крупным населенным пунктам требует особой подготовки летчика не только над планом или картой, но и над объектами, что, однако, не было сделано в должной степени командованием армии, и это должно быть ими крепко учтено.
Некоторые товарищи, по-моему, не совсем правильно пытаются трактовать вопросы о расчетных нормах артиллерийско-танковой плотности при организации прорыва. Здесь нельзя оперировать только какими-то среднеарифметическими данными, без тщательного анализа всех внешних и внутренних условий для данной операции.
Почему, например, при ликвидации сталинградской группировки противника мы считали исключительно высокой артплотность в 118 стволов? Да потому, что это была операция, изолированная от других войск. Противник уже морально и физически был ослаблен, имел минимальные средства обороны. Но Ставка на эту высокую плотность пошла, ибо надо было в самое короткое время вырезать этот аппендицит, освободить силы и, используя благоприятную ситуацию, развертывать начавшиеся наступательные операции Красной Армии по изгнанию немцев с советской земли. Это диктовалось и тем, что противник, развертывая формирование резервов для восполнения неожиданно возникших для него потерь, смог подготовить эти резервы к апрелю-маю, а нам надо было упредить его.
Почему, например, в Бобруйской операции мы считали мало даже 235 орудий и вынуждены были дать больше время на артподготовку? Местность на участке 3-й армии была выгоднее у противника. Оборона его была крепкой. Сильные резервы противник имел и в тактической, и оперативной глубине. Вообще противник еще имел большие силы на земле и в воздухе.
Принимая решение на создание плотности до 300 орудий на отдельных участках прорыва в Берлинской операции, опять-таки были учтены очень многие факторы, даже идущие вразрез с объективными возможностями плацдарма, а именно:
решительная цель операции;
превосходство над противником в живой силе и технике;
способность авиации и зенитной артиллерии надежно прикрывать свои войска;
готовность артиллерии фронта подавлять активность артиллерии противника и защищать войска от потерь, а насыщенность их на плацдармах была исключительно велика (см. справку № 10).
Однако это можно было допускать только при указанных выше благоприятных условиях, а когда противник будет превосходить в воздухе и в артиллерии, тогда придется еще очень крепко подумать — можно ли на таких ограниченных плацдармах создавать такую плотность, не рискуя преждевременно израсходовать живую силу и технику.
Из доклада, который мы заслушали с вами по работе тыла в этой операции, со всем ее своеобразием и особенностями был довольно наглядно показан огромный объем работы, с которым наш тыл справился успешно. Однако выводы, предложенные тов. Шебуниным по устройству тыла и необходимых запасов в различных инстанциях, нуждаются в критическом рассмотрении, ибо они составлены на основе опыта в условиях нашего превосходства над противником. Многие знают иные времена, например, Сталинград, Курская дуга, когда обстановка заставляла несколько по-иному устраивать тыл и содержать запасы.
Обо всем этом я говорю только с единственным желанием — предупредить товарищей от всякой догматизации и формального применения в работе отдельных выводов из этой операции.
Если мы хотим опереться на какой-то опыт и применить его в данных условиях, надо критически переработать его соответственно уже новым условиям, ибо жизнь не стоит на месте, она идет вперед, особенно быстро двигается вперед военное дело. А это требует не формального, а творческого применения опыта.
Товарищи, с 21.4 фашистский режим начал агонизировать. Как крысы с тонущего корабля, начали разбегаться эти организаторы и руководители «нового порядка». Рушились надежды на спасение. Все истеричнее и безнадежнее тон разговоров и приказов. Наконец, осознание краха и «собачья смерть».
