Он мягко отстранил ее и жестом подозвал Стилгара.
— Слушаю, Муад'Диб, — сказал Стилгар.
— Они идут сюда с корабля — Император и его люди, — сказал Пауль. — Собери пленных в центре зала. Держать их в десяти метрах от меня, если я не прикажу иначе.
— Слушаю, Муад'Диб.
Стилгар повернулся. Пауль услыхал возбужденный шепот фрименов: «Видите? Он знал! Никто не говорил ему — а он знал!»
Теперь в самом деле можно было услышать шаги императорской свиты и один из маршей Корпуса Сардаукаров, который сопровождавшая своего повелителя дворцовая гвардия тихонько напевала себе под нос для поддержания духа. Гурни Халлек, сказав что-то Стилгару, подошел к Паулю со странным выражением в глазах.
Неужели я потеряю и его? — подумал Пауль. Потеряю, как потерял Стилгара, и друг станет поклонником, верующим?
— У них нет метательного оружия, — доложил Гурни. — Я лично проверил.
Он оглядел зал, заметил сделанные приготовления.
— Фейд-Раута Харконнен тоже с ними, — добавил он. — Не впускать?
— Пусть входит.
— Там еще люди Гильдии. Они требуют каких-то особых привилегий. Угрожают введением эмбарго против Арракиса. Я им сказал, что передам Муад'Дибу их требования.
— Пусть угрожают…
— Пауль! — прошептала сзади Джессика. — Это же Гильдия!
— Вот я сейчас у нее клыки и выдерну, — пообещал Пауль.
И он подумал о Гильдии. О силе, которая так долго специализировалась в одном деле, что стала в конце концов паразитом, не способным существовать самостоятельно. Они никогда не осмеливались поднять меч… а теперь были уже и не в состоянии сделать это. Они могли бы захватить Арракис, когда осознали опасность использования «просветляющего» меланжевого наркотика Гильд-навигаторами. Да, они могли пойти на это, пережить день своей славы — и погибнуть. Вместо этого они предпочли жить моментом — плавать в своих безбрежных межзвездных морях в надежде, что по смерти старого хозяина появится новый и они по-прежнему будут жить его соками… Гильд-навигаторы с их ограниченным даром предвидения совершили фатальную ошибку: они решили всегда держаться спокойного и безопасного курса. А такой курс неизменно ведет в болото застоя.
Что ж, пусть посмотрят на своего нового хозяина и прикинут, смогут ли паразитировать на нем.
— И еще там с ними старая Преподобная Мать Бене Гессерит которая утверждает, что она — старый друг твоей… вашей матери.
— У моей матери нет друзей в Бене Гессерит.
Гурни вновь оглядел Зал и склонился к самому уху Пауля:
— С ними Суфир Хават, милорд. Я не сумел переговорить с ним наедине, но он с помощью наших старых знаков передал мне, что работал на Харконнёнов, думая, что вы погибли. И он дал знать, что должен остаться пока с ними.
— И ты оставил Хавата с этими…
— Он сам так хотел… И я решил, что так будет лучше всего. Если… что-то не так, он все равно в пределах нашей досягаемости. Если же он по-прежнему верен нам — у нас есть пара ушей во вражеском лагере.
Пауль вспомнил о вероятностных линиях будущего, увиденных им в пророческих видениях. Среди них была и такая, где Суфир Хават нес на встречу с ним отравленную иглу — Император велел ему пустить это оружие в ход против «этого самозваного герцога»…
Стражи у входа разошлись, образовав короткий живой коридор, сверкающий копьями и клинками. В наступившей тишине был хорошо слышен посвист широких одежд и шорох песка, нанесенного с улицы в залы дворца.
Падишах-Император Шаддам IV шел первым. Его шлем бурсега где-то потерялся, и рыжие волосы торчали вовсе стороны точно перья — монарх не успел привести себя в порядок. Левый рукав мундира лопнул по внутреннему шву; на Императоре не было ни пояса, ни оружия — но величие по-прежнему окружало его, словно невидимый кокон силового поля, заставлявший всякого держаться на почтительном расстоянии.
Но копья фрименов опустились крест-накрест перед ним, остановив повелителя Галактики там, где приказал Пауль. Свита и спутники Императора столпились позади — мозаика ярких цветов и лиц с застывшим на них потрясением, озвученная лишь неуверенным шарканьем ног.
Пауль обежал взглядом эту группу — заметил женщин, пытавшихся скрыть следы слез; холуев и прихлебателей, явившихся на Арракис насладиться победой сардаукаров и празднествами — и онемевших теперь от поражения. Увидел птичьи глаза Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, яростно сверкающие из-под черного капюшона, а подле старухи — худого, угрюмого Фейд-Рауту Харконнена.
Время выдало мне его лицо, подумал Пауль.
Затем он перевел взгляд дальше — там, позади Фейд-Рауты, его внимание привлекло подвижное лицо, напоминающее о ловкой, изящной, но хищной ласке. Лицо, которое он раньше ни разу не видел ни в пророческих снах, ни наяву. Но лицо, которое, казалось ему, он должен бы знать; лицо, в котором было что-то пугающее. — Почему я чувствую страх перед этим человеком? Пауль склонился к матери и шепотом спросил:
— Кто это там, левее Преподобной Матери, — вон тот, опасный с виду?..
Джессика взглянула и вспомнила лицо, украшавшее досье из тех, что в архивах Дома Атрейдес относились почти к настольным книгам.
— Граф Фенринг, — тихо ответила она. — Тот самый, который занимал этот дворец перед нами. Генетический евнух… и убийца.
«Мальчик на побегушках у Императора», — вспомнил Пауль. И эта мысль была почти потрясением: самого Императора он не раз видел на бесчисленных ветвящихся путях, ведущих в будущее, но граф Фенринг ни разу не промелькнул в его пророческих видениях.
Тут же Паулю пришло в голову, что он множество раз видел в паутине вероятностных линий свое мертвое тело, но сам момент своей смерти — ни единого раза. Может быть, я не мог увидеть этого человека как раз потому, что это он убьет меня? — пришло ему в голову. И эта мысль пробудила самые дурные предчувствия.
Он заставил себя оторваться от Фенринга и перевел взгляд на оставшихся в живых сардаукаров, офицеров и рядовых; на лицах прославленных воинов Дома Гинац застыли горечь и отчаяние. Некоторые на миг задерживали его внимание: кое-кто из офицеров тайком озирался, пытаясь разобраться в том, какие меры безопасности приняты хозяином и нельзя ли, как-нибудь исхитрившись, превратить поражение в победу.
Наконец взгляд Пауля остановился на зеленоглазой блондинке с чеканными чертами высокородной патрицианки, излучающими поистине классическую надменность. Никаких признаков слез, никаких следов перенесенного поражения. Тут и спрашивать было нечего, Пауль сразу опознал ее — принцесса самых высоких королевских кровей, дочь Правящего Дома, Бене Гессерит, все всякого сомнения, получившая великолепную подготовку. Лицо, которое многое множество раз глядело на него из будущего: Ирулан.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
