— Нет!!! — завизжал Аламжи.
Хашум отшатнулся от своего повелителя, настолько громким и отчаянным был этот вопль.
— Не заставляй меня гневаться, Хашум! Разве наших войск недостаточно, чтобы оборонить Сихем? Разве териф Бали не видит, что варвары стоят уже на пороге его дома? Прикажи послать гонца к нашему другу, соседу и союзнику. И никаких вольностей, слышишь меня?
— Да, государь, — поклонился Хашум.
Он был в недоумении. Обычно Аламжи возлагал на него все заботы, а соответственно, и право решающего голоса. Он подписывал законы не глядя, миловал и карал по наущению первого министра. Что же изменилось?
Не переставая отбивать поклоны, ниже, чем обычно, на всякий случай, Хашум удалился из государевых покоев. Все тревожило его: и бесчисленные войска урмай‑гохона, которые, подобно голодным волкам, окружили крепость, и настроение повелителя Аламжи, и гибель друга Фахида, на которого он мог всецело полагаться, и собственная судьба, впервые показавшаяся ему не столь уж и обеспеченной.
А государь Аламжи моментально потребовал к себе начальника дворцовой стражи.
Хамадан — старый воин, занимавший свой пост еще во времена прежнего правителя и так и не оправившийся до конца после дворцового переворота, во время которого не сумел спасти своего господина, — был оставлен начальником дворцовой стражи, к немалому удивлению всех вельмож и придворных. Но больше всех недоумевал он сам, потому что казнил бы себя одним из первых на месте Аламжи и Хашума.
С первым министром у Хамадана были старые счеты. Начало их вражды уже затерялось во мгле и смуте прошедших годов, но взаимная ненависть не только не угасла, но и разрослась и окрепла. Однако ни Хашум, ни Хамадан никогда не использовали своего влияния на государя Аламжи и положения при дворе, чтобы навредить друг другу. Вот такая странная была у них вражда.
Повелитель Аламжи был гораздо хитрее, нежели предполагали его советники и недоброжелатели. И он прекрасно знал, чего хочет, а чего — нет.
— Хамадан, у меня есть к тебе дело, которое должно тебе понравиться, — обратился он к седому воину, стоявшему у дверей в почтительной позе.
— Я верный слуга государя. И мне нравится все, что мой повелитель мне прикажет.
— За это я и ценю тебя. Вот что, Хамадан. Настало время посмотреть правде в глаза. Я слишком доверял своему первому министру Хашуму и полагался на его ум и порядочность. Я верил в правильность его выбора и одобрил план военачальника Фахида. Но эти люди разочаровали меня. Они меня обманули! — возвысил голос правитель. — Они принесли горе и слезы моей прекрасной стране и заслуживают наказания. Смерть — этого будет достаточно, чтобы искупить свою вину. И Фахид ее уже искупил. Теперь очередь за Хашумом.
Начальник дворцовой стражи с ужасом смотрел на своего повелителя. Он был предан, он был верен — за это его и держали на его посту. Но он не любил предательства, подлости и ненужных смертей. Это не вязалось с его представлениями о долге и чести. У него были очень четкие представления о долге и чести. И, как ни странно, они почти во всем совпадали с принципами первого министра Хашума — его давнего врага.
— Что молчишь? — спросил Аламжи.
— Думаю…
— Тебе не о чем думать, если за тебя принимает решения твой государь. Найди способ избавиться от первого министра в течение ближайших нескольких часов — иначе вся наша страна будет отдана под власть фаррского захватчика. Я не хочу, чтобы Сихем уподобился Урукуру, Курме, Джералану… что он там еще завоевал?
— Великий Аламжи! У ворот крепости стоят не тхаухуды и акара Зу‑Л‑Карнайна, а чайджины и багара Самаэля.
— С варварами мы справимся и сами! Или, — тут государь прищурился и остро посмотрел на своего слугу, — ты хочешь тоже искупать свою вину передо мной? Запомни: Хашум — предатель, его нужно стереть с лица земли. А теперь ступай.
Хамадан вышел из покоев государя и остановился около высокого стрельчатого окна, колеблясь, что ему предпринять в первую очередь. Одно для него было совершенно ясно: Аламжи слишком легко распоряжается жизнями своих сановников. А сейчас не время самому уничтожать своих слуг, когда убийца караулит у порога. Он не собирался потакать злобному нраву повелителя и считал себя обязанным предупредить Хашума о грозящей опасности. Но Хамадан слишком долго прослужил при дворе, чтобы не понимать, какая опасность угрожает в этом случае ему самому.
Можно сказать, что ему повезло, потому что по коридору как раз торопился слуга первого министра с каким‑то поручением. Он был бледен и взволнован.
— Ты‑то мне и нужен, — обрадовался Хамадан.
Слуга остановился в нерешительности. Всем при дворе было известно о вражде между начальником стражи и его господином. Но слуга — человек подневольный и не может позволить себе роскошь не откликаться на зов вельможи, когда тот соблаговолил обратить на него свое внимание.
— Да пребудет с тобой Шуллат! — пробормотал он, подходя к Хамадану.
— Ступай к своему господину и скажи ему, что я хочу его видеть по важному делу, не терпящему отлагательств. Скажи ему еще, что наши отношения здесь не в счет, о них мы поговорим потом. Беги же!
Слуга развернулся и заторопился в обратном направлении, а Хамадан двинулся следом за ним, как бы случайно — в ту сторону.
Он не знал, что сразу после него государь Аламжи вызвал к себе его помощника, жаждавшего заполучить золотую саблю начальника дворцовой стражи вот уже не первый год…
* * *
— С чем пришел, почтенный Хамадан? — спросил первый министр после того, как все слуги и рабы из его покоев были отосланы и они остались наедине со старым воином.
Он чувствовал себя неуверенно, не зная, как обращаться со своим недругом.
— С твоей жизнью в руках, — хмуро отвечал тот.
— Ты мне угрожаешь? Но чем?
— К моему глубокому сожалению, Хашум, это не я тебе угрожаю. Ты еще мальчишка, чтобы спорить со мной. Я не терплю тебя за многие черты, но я пришел к тебе не как враг.
Первый министр налил две полные чаши легкого красного вина и протянул одну из них Хамадану.
— Пей, и пусть охранит тебя огненный Шуллат.
— И тебе счастья и удачи. Они очень понадобятся тебе, Хашум. Слушай внимательно: наш прекрасный Аламжи приказал мне устранить тебя, в связи с тем что ты не оправдал его надежд. Короче, я так думаю, что он тебя выбрал козлом отпущения. Времени у тебя мало, Хашум. Спасайся.
— А почему же ты, старый враг, не выполнил волю повелителя и не добился тем самым исполнения собственной мечты? — спросил первый министр, все еще искавший подвоха в словах Хамадана.
— Да потому, мальчик мой, что я с превеликим удовольствием избавился бы от тебя, но не таким способом. Это противоречит моим представлениям о порядочности.
Хашум задумался всего лишь на минуту. Потом решился:
— Я верю тебе. Благодарю тебя. И взамен должен сказать, что твой помощник неустанно пишет на тебя подлые доносы, которые, конечно, попадают ко мне.
Министр порылся в связках бумаг и вытащил толстую кипу.
— Вот они, Хамадан. Я мог бы трижды уничтожить табя, пользуясь этой грязью, но это не в моих правилах. Я тоже хотел избавиться от тебя честным способом. И теперь рад этому. Вот, возьми, может, тебе пригодятся…
Хамадан протянул руку и взял увесистую пачку бумаг.
— Неужели этот подлец все это написал?
— Поверь мне, что это еще не все. Я оставлял только перлы его творчества. Но прости меня, я буду собираться.
— Давай, Хашум, давай. Знаешь, мальчик мой, что‑то говорит мне, что недолго я проживу. И наше государство не слишком меня переживет… Страшно мне, Хашум.
— Мне тоже, — откликнулся первый министр.
В переднем покое раздались крики и звон оружия.
— Что там еще? — забеспокоился Хамадан.
Хашум стоял побледнев, но лицо его оставалось спокойным.
— Ты опоздал с предупреждениями, старый враг, старый друг… Это за мной.
Двери распахнулись, и в комнату ворвался отряд стражников с обнаженными кривыми саблями в руках.
— Вот он, изменник! — заорал первый стражник.
— Стоять! — рявкнул Хамадан, выступая вперед на полшага. — Пока еще я командую вами. И вы уйдете отсюда сию минуту. Я сам отведу министра Хашума к повелителю…
— Нет, Хамадан, — произнес от дверей чей‑то звенящий от злобы голос.
Старый воин обернулся и увидел своего помощника.
— Ты тоже не нужен государю Аламжи, — насмешливо сказал тот. — Прощайте же.
Он махнул рукой, и стражники набросились на двух вельмож. Те не успели даже сабель вытащить…
Таким образом, гласит история, государь Аламжи уничтожил тех двух людей, которые могли каким‑то образом повлиять на развитие событий. Сихем не обратился за помощью к Зу‑Л‑Карнайну и был завоеван варварами в течение одного месяца. Файшан пал через неделю после смерти Хашума, и урмай‑гохон Самаэль верхом въехал в покои правителя. Государь Аламжи был убит, равно как и его дети.
