вызывающе, когда тот, у кого нет никакой власти, говорит таким тоном.
– Нижний слой коры дикой черной вишни – он успокоит ее кашель и облегчит родовые муки, – объяснила Эйла, – смешивается с сухими корнями петрушки и измельчается в порошок, чтобы усилить работу мышц и ускорить исход. Роды уже не остановить.
– Хм… – произнесла Крози, понимающе кивнув.
Она знала точный состав, и этого было достаточно. Не то чтобы ей было так уж важно, какие именно травы использует Эйла, – но она убедилась, что молодая женщина знает свое дело. Крози не разбиралась в лечебных снадобьях, но она поняла, что Эйла в них разбирается.
* * *
В течение дня все подходили на несколько минут, чтобы оказать моральную поддержку, но в одобрительных улыбках сквозила печаль. Они знали, что Фрали предстоит тяжкое испытание и что очень мало надежды на счастливый исход. Для Фребека время тянулось медленно. Он не знал, чего ждать, и чувствовал себя потерянным. Он несколько раз был свидетелем родов, но не помнил, чтобы это занимало так много времени и чтобы рождение ребенка представляло такую трудность для других женщин. Неужели все они мечутся, тужатся и орут?
Для него не осталось места в его очаге – слишком много женщин там набилось. В его помощи не нуждались, никто даже не замечал его. Наконец Фребек поднялся с лежанки Кризавека и вышел. Он решил, что голоден, и направился к кухонному очагу в надежде найти оставленный кусок жареного мяса или еще что-нибудь. Подсознательно он подумал, что надо найти Талута. Ему нужно было с кем-то поговорить, поделиться пережитым с тем, кто мог бы понять его. Возле очага Мамонта Ранек, Дануг и Торнек разговаривали с Мамутом у кострища, частично перекрывая проход. Фребек остановился в нерешительности, не желая прерывать их беседу. Но не мог же он стоять вечно, поэтому он пошел к ним через центральное пространство очага Мамонта.
– Фребек, как она? – спросил Торнек.
– Если бы я знал, – ответил Фребек, немного удивленный его дружеским тоном.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал Торнек, криво улыбнувшись. – Я никогда не чувствую себя более бесполезным, чем когда рожает Трони. Не могу видеть, как она страдает, хочу чем-нибудь помочь ей, но… Это должна сделать сама женщина. Такова ее судьба. Меня всегда удивляет, как быстро она забывает боль и муки, увидев ребенка. – Он замолчал, понимая, что сказал слишком много. – Извини, Фребек. Я не имел в виду…
Фребек нахмурился и повернулся к Мамуту.
– Фрали сказала, что ребенку еще не пора родиться. А Крози говорила, что дети, родившиеся прежде времени, не живут. Это правда? Ребенок умрет?
– Я не могу ответить тебе, Фребек. Это в руках Мут, – ответил старик. – Но я точно знаю, что Эйла не сдастся. Это зависит от того, насколько он недоношен. Обычно такие дети очень малы и слабы, поэтому и умирают. Но это происходит не всегда, особенно если срок близок к нормальному. Чем дольше они живут в матери, тем больше шансов. Я не знаю, чем тут помочь, но если кто-нибудь и может сделать что-то, то это Эйла. У нее сильный дар, и я уверяю тебя, ни один целитель не имел лучшей практики. Я знаю из личного опыта, как искусны женщины-целители клана. Одна из них вылечила меня.
– Тебя? Тебя вылечила плоскоголовая женщина? – удивился Фребек. – Я не понимаю. Как? Когда?
– Когда я был молодым, во время моего странствования, – сказал Мамут.
Молодые люди ждали, что он продолжит свой рассказ, но быстро поняли, что больше ничего не услышат.
– Старик, – сказал Ранек, широко улыбаясь, – интересно, сколько историй и тайн спрятаны в тебе за долгие годы жизни?
– Я забыл больше, чем хранит вся твоя жизнь, молодой человек, и я помню очень многое. Я был уже стар, когда ты родился.
– Сколько тебе лет? – спросил Дануг. – Ты знаешь?
– Было время, когда каждую весну я отмечал на изнанке шкур важное событие, случившееся за прошедший год. На это ушло несколько шкур. Одна из них служит церемониальным экраном. Теперь я так стар, что уже потерял счет. Но я скажу тебе, Дануг, сколько мне лет. Моя первая женщина родила троих детей. – Мамут посмотрел на Фребека. – Первенец, сын, умер. Второй ребенок, девочка, родила четверых. Самая старшая из ее детей, девочка, родила Тули и Талута. Ты – первый ребенок женщины Талута. К этому времени женщина первенца Тули может ожидать ребенка. Если Мут даст мне прожить еще один год, я смогу увидеть пятое поколение. Вот какой я старый, Дануг.
Дануг покачал головой. Он даже вообразить не мог, насколько стар Мамут.
– Мамут, ты и Манув – родственники? – спросил Торнек.
– Он – третий ребенок женщины моего младшего двоюродного брата. А ты – третий ребенок женщины Манува.
В этот момент в очаге Журавля послышалось какое-то оживление. Все обернулись посмотреть.
* * *
– Теперь – глубокий вдох, – сказала Эйла, – и еще раз поднатужься. Мы почти уже у цели.
Фрали тяжело вздохнула и опустилась на руки Неззи.
– Хорошо! – подбодрила ее Эйла. – Сейчас! Сейчас! Хорошо… Еще немного…
– Девочка, Фрали! – воскликнула Крози. – Я говорила, что это будет девочка!
– Как она? – спросила Фрали. – Она…
– Неззи, помоги ей – еще должен выйти послед, – сказала Эйла, отирая слизь с ротика ребенка, который пытался издать первый крик. Минута ужасной тишины. А потом – волшебный крик, крик жизни, от которого замирает сердце.
– Живая! Она живая! – воскликнула Фрали. Слезы облегчения и надежды текли по ее щекам.
«Да, живая, – подумала Эйла, – но такая маленькая». Никогда еще она не видела такого слабенького ребенка. Эйла приложила младенца к животу Фрали и вдруг припомнила, что прежде она видела лишь новорожденных из клана. Дети Других с самого начала должны быть меньше. Она помогла Неззи принять послед, потом перевернула ребенка и в двух местах перетянула пуповину заранее припасенными кусочками сухожилий, а потом перерезала ее между двумя перевязями острым кремневым ножом. Теперь, к добру или худу, эта девочка предоставлена самой себе, дышащее, живое человеческое существо. Но следующие несколько дней будут решающими.
Отирая ребенка, Эйла внимательно осмотрела его. Девочка была на вид совершенно нормальной, но маленькой, да и крик ее был слабоват. Эйла завернула младенца в мягкую выделанную шкуру и протянула Крози. Когда Неззи и Тули приняли послед, Эйла убедилась, что Фрали удобно устроена, что она закутана в теплую мамонтовую шерсть, и положила новорожденную дочь на сгиб ее руки. Потом она дала знак позвать Фребека: пусть поглядит на первого ребенка его очага. Крози была рядом.
– Такая маленькая… Она
