class="p1">Но когда это случилось – словно огонь вспыхнул в мозгу Джондалара, боль и гнев обожгли все его тело. Первым его желанием было отправиться вслед за ней в очаг Лисицы и вернуть ее. Он представил себе, как усмехается над ним Ранек, и ему захотелось разбить в кровь это смазливое личико, стереть эту ехидную улыбочку. С трудом совладав с собой, он схватил свою парку и пошел прочь из дома.
Джондалар жадно вдыхал холодный воздух, пытаясь охладить свою ревность. Ранней весной часты были заморозки: грязь затвердевала, речки покрывались слоем льда, блестевшим, как серебро, глинистая жижа застывала крупными буграми – ходить было трудно. Он потерял в темноте сапог и, с трудом балансируя в темноте, добрался наконец до загона.
Уинни приветственно задышала, а Удалец фыркнул и потерся о него в темноте, нежно глядя на гостя. Джондалар провел с лошадьми немало времени в течение этой суровой зимы. Им нравилось его общество, а он отдыхал душой рядом с этими добрыми, теплыми, не задающими никаких вопросов существами. Внезапно он заметил, как шевельнулась завеса, отделяющая конский загон от дома. Потом он почувствовал, как коготки царапают его ногу, и услышал жалобный вой. Он нагнулся и погладил волчонка.
– Волк! – сказал он, улыбнувшись, но отпрянул, когда волчонок лизнул его лицо. – Что ты здесь делаешь? – И улыбка исчезла с его лица. – Она спасла тебя, да? Ты так привык к ней и теперь по ней скучаешь… Я понимаю, что ты чувствуешь. Тяжело остаться ночью одному, ведь ты так долго спал рядом с ней.
Гладя волчонка, Джондалар ощущал, как ослабевает его напряжение, и все не мог решиться опустить его на землю.
– Что же мне с тобой делать, Волк? Не могу же я прогнать тебя назад. Придется уложить тебя с собой.
И тут он нахмурился, сообразив, что возникает проблема. Как вернуться к себе с этим зверенышем? Снаружи холодно, и он был не уверен, что волчонку захочется идти с ним, а если направиться через очаг Мамонта – дальше придется идти через очаг Лисицы. Ничто в мире не заставит его пройти в эту минуту через очаг Лисицы. Ах, почему у него нет здесь с собой постели! В конском загоне не разводили огонь, но если бы он лег между лошадьми, укрывшись шкурами, – было бы достаточно тепло. Оставалось одно – взять волчонка с собой и идти к главному входу.
Он погладил лошадей и, спрятав маленького зверя на груди, отправился в холодную ночь. Усилившийся ветер хлестал его лицо ледяными пальцами и проникал под мех парки. Волк прижимался к нему и скулил, но вырваться не пытался. Джондалар осторожно ступал по ледяному насту и с облегчением вздохнул, добравшись до главного входа.
Он зашел в кухонный очаг; в доме было тихо. Он добрел до своей постели и положил Волка с собой, радуясь, что тот, кажется, готов остаться с ним. Быстро стянув парку и обувь, он забрался под покрывало, прижимая к себе волчонка. Он обнаружил, что спать на полу не так тепло, как на специально предназначенной для этого лежанке; ему приходилось спать в верхней одежде, которая от этого мялась. Потребовалось несколько мгновений, чтобы получше устроиться, – но уже скоро волчонок мирно засопел, зарывшись в теплые меха.
Сам Джондалар не был так счастлив. Стоило ему закрыть глаза – он слышал какие-то шорохи и вздрагивал в напряжении. Дыхание, храп, покашливание, шепотки – обычные звуки на ночной стоянке, и никто не обращал на них внимания. Но уши Джондалара слышали то, чего он не хотел слышать.
* * *
Ранек опустил Эйлу на меха и посмотрел на нее.
– Ты такая красивая, Эйла, такая идеальная. Я так хочу тебя, хочу, чтобы ты всегда была со мной. О Эйла… – промолвил он и наклонился, чтобы вдохнуть запах женщины.
Она почувствовала на губах его полные мягкие губы и ответила ему. Он положил руку на ее живот и стал медленно делать круговые движения, слегка надавливая. Потом обхватил ладонью ее грудь, наклонил голову, взял в рот набухший и отвердевший сосок и стал сосать. Эйла застонала, по ее телу пробежала чувственная дрожь, она подняла бедра к нему. Ранек прижался к ней, и она ощутила, как его теплый и твердый член коснулся ее бедра, когда он потянулся, чтобы взять в рот другой сосок. Он сосал с силой, урча от удовольствия.
Его рука пробежала по ее боку и бедру, затем по внутренней стороне бедра, нашла влажные складки, и его пальцы погрузились в ее глубины. Эйла чувствовала, как его пальцы исследуют ее, и потянулась к нему. Ранек опустился на нее, продолжая сосать то один сосок, то другой, потом уткнулся между ними.
– О Эйла. Моя красивая женщина, моя идеальная женщина. Как тебе удалось так быстро завести меня? Это метод Матери. Ты знаешь ее секреты. Моя идеальная женщина…
Он снова стал сосать ее грудь. Эйла ощутила движение внутри себя, и по ее телу пробежала дрожь, потом рука Ранека нашла ее место удовольствия. Она вскрикнула, когда ритмичное трение стало сильнее и быстрее. Почувствовав, что готова, она выгнулась всем телом и издала громкий крик.
Ранек очутился между ее ногами, и она направила его, издав вздох удовольствия, когда почувствовала, что он вошел в нее. Его тело ритмично двигалось, чувствуя приближение высшей точки наслаждения.
– О Эйла, Эйла, я так тебя хочу. Будь моей женщиной, Эйла! Будь моей женщиной! – воскликнул Ранек, чувствуя нарастающий прилив.
Ее крики были похожи на ритмичные вздохи. Он двигался все быстрее и быстрее, пока теплая волна неописуемого восторга не высвободилась и не накрыла их.
Эйла тяжело дышала, когда Ранек вышел из нее. Давно уже она не делила ни с кем Радость. Последний раз это была ночь ее принятия в мамутои, и она поняла, как ей не хватало этого. Ранек был так счастлив с ней и так хотел доставить ей радость, что действовал слишком жестко, но она была более готова к этому, чем думала, и, хотя все случилось быстро, она не чувствовала себя неудовлетворенной.
– Мне было очень хорошо, – прошептал Ранек. – Ты счастлива, Эйла?
– Да, делить с тобой дары Радости хорошо, Ранек, – ответила она и услышала, как он вздохнул.
Они неподвижно лежали, еще радуясь пережитому. Но мысли Эйлы вернулись к его вопросу. Счастлива ли она? Во всяком случае, не несчастна. Ранек хороший, внимательный человек, и она испытала Радость, но… чего-то недоставало. Это не походило на то, что было с Джондаларом, но она не знала, в чем
