Когда она уходила от него по вечерам, Стас всегда требовал, чтобы Кира непременно звонила ему на сотовый и обязательно с домашнего, дабы он точно знал, что сестра добралась живой и невредимой. Правда, держать при себе телефон ему вначале категорически запретили, заявив, что сейчас ему даже музыку слушать вредно, а не то, что отвечать на звонки, но Стас все же добился своего, устроив грандиозный скандал, и Кира не переставала удивляться тому, как человек, прикованный к постели, ухитрился переполошить не только все нейрохирургическое отделение, но и два соседних. Он упорно уговаривал ее не ночевать дома и так же упорно уговаривал обязательно уходить от него засветло и каждый раз спрашивал, не поймали ли сумасшедшего, учинившего резню в соседнем доме — и особенно, его собаку. Собака беспокоила его больше всего.
— Может, это и не собака, — заметила однажды Кира. — Может, это что-нибудь другое.
— Что-нибудь другое не проведешь запросто по улице ранним вечером, — логично заметил Стас, потягивая чай через соломинку. — И ведь тогда, когда этого психа… ты ведь видела собаку?
Помня, что его ни в коем случае нельзя волновать, Кира хмыкнула и перевела разговор на другое, а вскоре Стас заснул, избавив ее от необходимости выстраивать тонкую, легкую беседу. И можно было собираться и возвращаться домой.
А дома были тени.
* * *
Черные тени приходили редко, иногда они не приходили вовсе, и Кира никак не могла уловить закономерности их появления. Чаще всего они появлялись глубокой ночью, когда мельтешение серых теней на стенах почти сходило на нет — верно, большинство хозяев этих движений спало в такую глухую пору в тот лунный день — кто прошлым летом, а кто и лет десять назад. Они неспешно и бесцельно бродили по стенам, но большей частью стояли, повернувшись в анфас — густо черные, безликие, и все чаще и чаще Кире казалось, что у них есть глаза, которыми они могут ее видеть. Они стояли и словно ждали чего-то — разного роста, с разными прическами, мужчины и женщины, и несколько раз Кира видела даже детей. И она тоже смотрела на них, пытаясь понять, чего же именно они могут ждать, и когда они поворачивались в профиль, в какой-то степени утрачивая свою безликость, она смотрела на них еще внимательней. Она искала, и только спустя несколько ночей поняла, что именно ищет — черты пропавших людей. Она раскладывала перед собой фотографии и вглядывалась в них и в черные профили на стенах до боли в глазах. Она не понимала, зачем это делает, но была уверена, что стоит на верном пути. Неспроста тени были разными, неспроста вели себя по разному, неспроста тогда пошла к ней тень деда, будто могла чувствовать и даже думать, и неспроста его документы были спрятаны в ящике под свечами. Она искала.
И вскоре она нашла.
В эту ночь Кира сидела в столовой. За неделю она сильно похудела, черты лица стали резкими, кожа утратила золотистость, все дальше уходя в бледные тона. Глаза при свете десятков свечей мерцали, как у голодной кошки, и периодически в них вспыхивало что-то нетерпеливое и маниакальное. Пальцы задумчиво мяли и комкали пластилин, а большой обеденный стол был сплошь уставлен разноцветными пластилиновыми фигурками людей. У некоторых лица были сглаженными, неопределенными, но многие уже обрели индивидуальность. Большей частью они были слеплены с серых теней — тех, которые появлялись чаще прочих и позже всех исчезали, так что Кира имела возможность видеть их четко и ясно. Каждую из этих фигурок она переделывала много раз — до тех пор, пока ее пальцы, с каждым разом становившиеся все проворнее и умнее, не решали, что теперь фигурка — точная копия жившего здесь человека. А потом она искала их на фотографиях, и находила, и изумлялась тому, что удавалось ее пальцам. Казалось, они теперь знали даже больше, чем она сама. И каждая тень теперь виделась ей все более и более индивидуальной. Вскоре Кира начала удивляться тому, как они раньше могли казаться ей просто серыми профилями, похожими один на другой.
Но все это были тени людей, которые и до сих жили и поживали себе в разных городах.
С черными тенями было сложно. Каждый раз приходил кто-то другой, она путалась в них и никак не могла запомнить. Знать бы способ, чтобы удержать их на месте, заставить появиться кого-то определенного. Свою собственную тень и тени, связанные с ней в тот или иной лунный час она легко могла вызвать, встав вплотную к стене рядом со свечами, но это ей быстро надоело. Большей частью ее тень сопровождала тень Стаса, и в этом не было совершенно ничего интересного. К тому же, они были простыми, серыми. А ей нужны были черные.
Кира бросила пластилин на стол и устало потерла виски. Часы показывали начало третьего. Скоро уже и утро, нужно лечь поспать перед визитом в больницу. Конечно, на тени можно смотреть и днем, сделать тьму в этой квартире ничего не стоит, но днем на стенах поднимался такой кавардак, что практически ничего нельзя было разобрать. Иногда она даже начинала злиться на эти бесплотные отпечатки, хоть это чувство и было совершенно нелепым. Если все эти люди снимали квартиру летом, то какого черта делали дома — шли бы на море, хотя бы бóльшая их часть! Пару раз Кира поймала себя на том, что думает о них, как о некоем шкодливом зверинце, и это ей совершенно не понравилось.
Она подняла глаза от стола и вздрогнула, увидев шесть черных теней, неторопливо бредущих в различных направлениях. А ведь буквально только что их не было. Все-таки иногда они пугали ее своей неожиданностью! Кира присмотрелась к ним и вдруг вскочила, пристально глядя на одну. Нет, она не могла ошибаться, ведь она так часто смотрела на эту фотографию — много чаще, чем на другие, чувствуя, как сердце сжимается в непонятной глухой и злой тоске. Тень, маленькая черная тень — аккуратный носик и такой же аккуратный подбородок, короткое платье, пышная густая челка и множество мелких косичек, смешно торчащих в разные стороны — этакая крохотная африканская принцесса.
— Господи, это же его дочь!.. — потрясенно прошептала Кира и вскочила. Тень скользнула по стене возле дверного проема, явно собираясь перейти в гостиную, и когда она уже, изламываясь, двигалась по дверному косяку, из горла Киры неосознанно вырвалось:
— Юля!
Произошло невероятное — тень дрогнула и попятилась. Остановилась, снова оказавшись на стене, после чего медленно и как-то сонно развернулась, и теперь ее профиль был обращен к Кире, словно она и вправду смотрела на нее, будто живой человек, которого окликнули, и он ждет, когда ему объяснят зачем. Кира застыла, прижавшись к стене и на мгновение словно сама превратившись в тень, потом глухо произнесла:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
