Ловеласъ.
Письмо CXXXV.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ ГОСПОЖѢ ГЕРВЕЙ.
Въ Четвертокъ 20 Апрѣля.
Милостивая Государыня тетушка!
Не получа отвѣта на письмо мое писанное отъ 1 сего мѣсяца, я ласкаюсь, для моего собственнаго утѣшенія, что оно къ вамъ не дошло; ибо весьма прискорбно было бы для меня мыслить, что моя любезная тетушка Гервей щитаетъ меня недостойною своего вниманія.
Въ сей надеждѣ, не умѣя лучше изъясниться въ таковыхъ обстоятельствахъ, списала я съ чорнаго первое письмо и беру смѣлость препроводить его къ вамъ въ одной обверткѣ съ теперишнимъ, прося васъ униженно, что бы вы имѣли милость благопріятствовать моимъ предложеніямъ. {Содержаніе сего письма видѣли подъ Ном. 100.}
Я все еще властна ихъ выполнить; но для меня будетъ огорчительно видѣть себя принужденною къ такимъ мѣрамъ, которыя могутъ сдѣлать примиреніе мое затруднительнымъ.
Когда бы мнѣ позволено было, милостивая Государыня, писать къ вамъ во ожиданіи отвѣта, то я могу оправдать намѣренія сего страннаго поступка, хотя въ глазахъ строгихъ судей я не ласкаю себя оправить отъ порока неблагоразумія. Что касается до васъ, я увѣрена, что вы бы имѣли ко мнѣ жалость, естьли бы знали все, что я могу сказать въ мое извиненіе, и сколько я щитаю себя нещастною потерявъ уваженіе всѣхъ моихъ пріятелей.
Я не отчаиваюсь еще въ возвращеніи онаго. Но какое бы ни было осужденіе мое въ замкѣ Гарловъ, любезная тетушка, не откажите мнѣ нѣсколько строкъ вашего отвѣта, для увѣдомленія моего, есть ли надежда получить прощеніе на условіяхъ не столько суровыхъ, какъ прежде мнѣ предписывали, или уже я вовсе оставлена, чего избави Боже!
По крайней мѣрѣ, любезная тетушка, постарайтесь чтобъ оказали мнѣ справедливость, которую я требовала въ одномъ письмѣ къ сестрѣ моей, въ разсужденіи моего платья и малаго количества моихъ денегъ, чтобъ я не была лишена самыхъ необходимыхъ выгодъ и не принужденабъ была одолжаться тѣми людьми, которымъ я болѣе прочихъ не хочу дать надъ собой такого права. Позвольте мнѣ замѣтить, что когда бы мой поступокъ былъ предумышленной; я бы могла по крайней мѣрѣ, посредствомъ денегъ и дорогихъ каменьевъ, избѣгнуть огорченій мною претерпѣнныхъ, и которыя еще болѣе умножатся, естьли мое требованіе будетъ отвергнуто.
Ежели вы получите позволеніе принять обьясненія мною предлагаемыя, то я открою вамъ тайны сердца моего, и увѣдомлю о томъ, что вамъ не извѣстно.
Когдажъ меня хотятъ мучить, ахъ! скажите имъ, что мученіе мое уже чрезвычайно; однакожъ оно происходитъ отъ собственнаго моего размышленія, а не отъ той особы, отъ которой ожидали многихъ бѣдъ. Вручитель моего письма имѣетъ какія то дѣла, кои должно ему окончить въ одномъ мѣстѣ недалеко отъ васъ отстоящемъ и вы дайте ему время дождаться вашего отвѣта и принесть мнѣ его въ субботу по утру, естьли вы меня удостоите такой милости. Сей случай былъ нечаянный. Остаюсь, и проч.
Кл. Гарловъ.
П. П. – Никто не будетъ знать о вашемъ письмѣ, естьли вамъ угодно, что бы то осталось тайной.
Письмо CXXXVI.
АННА ГОВЕ, къ КЛАРИСѢ ГАРЛОВЪ.
Въ субботу 22 Апрѣля.
Я не знаю какъ толковать поступки твоего вѣтреника; но онъ точно сомнѣвается, что сердце твое не при-надлежитъ ему: и въ томъ покрайнѣй мѣрѣ нахожу я въ немъ великую скромность; потому что ето значитъ тайное признаніе, что онъ того недостоинъ.
Онъ не можетъ терпѣть слыша твои сожалѣнія о Египетскомъ Лукѣ, и безпрестанныя укоризны ради твоего побѣга, и всего того, что ты называеть его пронырствами. Я разсмотрѣла всѣ его поступки, сравнила ихъ съ его нравомъ, и нашла, что въ гордости его и мстительности, то есть въ малодушіи, гораздо болѣе видно довѣренности и единообразія, нежели мы обѣ воображали. Отъ самой колыбели, потачка употребляемая родными въ разсужденіи одинакаго сына, сдѣлала его робенкомъ злонравнымъ, прихотливымъ, пронырливымъ, и учителемъ своихъ учителей. Въ большомъ возрастѣ, сдѣлался онъ повѣсою, щеголемъ и присяжнымъ волокитою, который не уважаетъ благопристойности, и вообще презираетъ весь нашъ полъ, за погрѣшности нѣкоторыхъ женщинъ, которые весьма дешево продали ему свою благосклонность. Какъ велъ онъ себя въ твоемъ семействѣ, имѣя на тебя подобныя виды? Съ того времени, какъ твой безпутный братъ по случаю сталъ обязанъ ему жизнію, онъ платилъ наглость наглостію и тебя запуталъ въ свои сѣти, посредствомъ ужаса и хитрости. Какую вѣжливость ожидать можно отъ человѣка подобнаго сложенія? -
Такъ, но что дѣлать въ твоемъ положеніи? Мнѣ кажется, что ты бы должна его презирать, ненавидѣть… естьли можешь… и вырваться отъ него: но куда скрыться?
А особливо теперь, когда братъ твой выдумываетъ странныя умыслы, и хочетъ сдѣлать участь твою еще нещастнѣйшею?
Естьли ты не можешь его презирать и ненавидѣть, естьли не хочешь его оставить; то тебѣ надо убавить не много твоей суровости. Когдажъ и такая перемѣна не причинитъ скорой свадьбы, я бы прибѣгла подъ покровительство его родственницъ. Почтеніе, которое онъ повидимому къ тебѣ имѣетъ, есть уже достаточная ограда твоей чести, хотябъ и выдумали новое какое подозрѣніе. Ты бы напомнила ему по крайней мѣрѣ о предложеніи его, доставить тебѣ въ сотоварищи одну изъ двоюродныхъ сестеръ его Монтегю, что бы провождать съ тобою время въ новой Лондонской квартирѣ, до окончанія всѣхъ твоихъ подозрѣній.
Но тѣмъ обьявишь ты, что уже принадлежишь ему. Я въ томъ согласна. Какоежъ остается тебѣ другое теперь убѣжище? Злоумышленіе брата твоего развѣ не увѣряетъ тебя, что нѣтъ другаго средства?
И такъ, вѣрь мнѣ, моя любезная, что время отказаться отъ тщетной надѣжды къ примиренію, которая держала тебя по сію пору въ нерѣшимости. Ты мнѣ признаешься, что онъ предложилъ тебѣ о супружествѣ весьма ясными выраженіями, о которыхъ ты не упоминаешь; и я вижу, что онъ даже изьяснилъ причины понуждающія тебя принять его предложенія. Въ людяхъ его свойства, которые обыкновенно стараются унижать наше самолюбіе, значитъ чрезвычайное великодушіе, когда говорятъ они, что мы должны ихъ любить, хотя того они не стоятъ, за то единственно, что они насъ любятъ.
Будучи на твоемъ мѣстѣ, съ такими прелестными осторожностями, которымъ я удивляюсь, можетъ быть не иначе бы сама поступила. Я бы желала безъ сомнѣнія видѣть неотступность его страстною, но почтительною, прошенія постоянными, и что бы всѣ рѣчи и дѣла любовника стремились къ одной только цѣли. Однакожъ, естьли бы я подозрѣвала въ его поведеніи хитрости, или какую медлѣнность основанную на сомнѣніи въ моихъ чувствахъ, я бы рѣшилась, или обьяснить такіе сомнѣнія, или отвергнуть его навсегда. Естьли бы послѣдній случай сей былъ тебѣ приличенъ, бывъ твоимъ вѣрнымъ другомъ, я бы собрала всѣ мои силы, что бы доставить тебѣ неизвѣстное убѣжище, или что бы раздѣлять твое несчастіе.
Какой презрительной съ его стороны поступокъ, согласиться съ такою удобностію на твою отсрочку до пріѣзда г. Мордена! Но я опасаюсь что ты была съ лишкомъ строга; ты признаешься, что онъ восчувствовалъ такую непристойность. Естьли бы я была увѣдомлена его собственными извѣстіями; то увѣрена, что бы нашла излишнюю суровость въ твоихъ подозрѣніяхъ и недовѣрчивости. Поймавъ его на словѣ, ты бы пріобрѣла надъ нимъ такую власть, какую онъ теперь надъ тобой имѣетъ. Ты знаешь сама, моя любезная, что женщина, упавшая въ подобную сѣть, должна сносить множество огорченій.
Но на твоемъ мѣстѣ, съ моею скоростію, я тебя увѣряю, чрезъ четверть часа, я бы все разобрала и увидѣла бы ясно все основаніе дѣла. Его намѣренія должны быть добрыми или худыми: когда онѣ худы; надо скорѣе о томъ увѣриться; естьли же по щастію тому противное, можетъ быть онъ испытываетъ скромность своей жены.
Мнѣ кажется, что я бы также убѣгала всѣхъ уличеній могущихъ растравлять досаду, и всѣхъ укоризнъ касательно старой распри въ разсужденіи нравовъ; особливо тогда, какъ ты еще столько счастлива, что не имѣешь причины говорить о томъ по собственному опыту. Признаюсь, что великое удовольствіе для благородной души сражать порокъ; но естьли такое сопротивленіе не умѣста, и естьли порочный расположенъ къ исправленію, сіе не столько послужитъ къ ободренію его, сколько для ожесточенія, и принудитъ его прибѣгнуть къ лицемѣрію.
Малое уваженіе его къ умному намѣренію твоего брата, мнѣ нравится равно, какъ и тебѣ. Бѣдный Жамесъ Гарловъ. Ето полоумная голова осмѣливается вымышлять безчинныя предпріятія и дѣйствовать хитростію, въ то время, когда дѣлаетъ г. Ловеласа главнымъ обвинителемъ за его умыслы? Мошенника остроумнаго, по моему мнѣнію, должно тотчасъ повѣсить, безъ всякихъ обрядовъ но безумнаго, который мѣшается не въ свое дѣло то есть въ злоумышленія, надлежало бы прежде колѣсовать, а потомъ повѣсить, коли угодно. Я нахожу, что г. Ловеласъ описалъ Жамеса въ короткихъ словахъ.
