Ты скажешь, что мой разсудокъ заблуждается. Но получа отъ тетушки запрещеніе къ ней писать, узнала, что я должна отчаяваться о моемъ примиреніи; если средство сохранить свободу моего разума? И ты сама, моя дражайшая, должна чувствовать мое страстное смятеніе О! сколько я нещастна, согласясь добровольно на сіе пагубное свиданіе, и отнявши у себя власть ожидать общаго собранія моихъ пріятелей! я бы освободилась уже теперь отъ перваго моего страха, а кто знаетъ, когда окончатся настоящія мои безпокойствія? Избавлена отъ обоихъ мущинъ, можетъ быть находилась бы я теперь у тетки Гервей, или у дяди Антонина, въ ожиданіи возвращенія г. Мордена, который бы сдѣлалъ конецъ домашнимъ раздорамъ.
Намѣреніе мое конечно было ожидать конца всему дѣлу. Однакожъ, знаю ли я, какое бы теперь носила названіе? Былаль бы я способною упорствовать снисхожденіямъ, умоленіямъ отца моего на колѣняхъ, а особливо, ежели бы онъ сохранилъ со мною умѣренность?
Однакожъ тетушка увѣряетъ, что онъ потерялъ бы тернѣніе, естьли бы я осталась не поколебимою. Можетъ быть онъ бы тронулся моимъ смиреніемъ прежде, нежели сталъ на колѣни передо мною. Милостивое его ко мнѣ расположеніе могло бы увеличиться въ мою пользу; но рѣшеніе его, уступить мнѣ наконецъ, оправдываетъ моихъ родныхъ; сколь осуждаетъ меня сіе рѣшеніе! Ахъ! зачѣмъ увѣдомленія тетушкины были такъ темны и осторожны! я ихъ теперь припоминаю. Я хотѣла съ нею говорить послѣ нашего свиданія, и можетъ быть тогда бы она все мнѣ изъяснила. О! вредный, злоумышленный Ловеласъ! Но должно еще признаться; я одна повинна носить осужденіе за плачевное свиданіе.
Но прочь отъ меня, прочь всѣ тщетныя упреканія! прочь; потому, что онѣ безполезны. Мнѣ остается только защитить себя покровомъ собственной моей твердости, и утѣшать себя непорочностію моихъ намѣреній. Поелику уже поздно обращать глаза на прошедшее; то буду единственно стараться собирать всѣ мои силы для снесенія ударовъ раздраженнаго Провидѣнія, и обратить въ мое исправленіе испытанія, которыхъ мнѣ избѣжать не возможно. Соединись и ты со мною въ сей молитвѣ, моя нѣжная и вѣрная Гове, для собственной твоей чести и нашего союза, дабы важнѣйшее паденіе твоего друга не сдѣлало вѣчнаго пятна дружеству не легкомысленному, и котораго основаніемъ была взаимная польза въ самыхъ важныхъ, равно какъ и въ самыхъ малѣйшихъ случаяхъ.
Кл. Гарловъ.
Письмо CXL.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ субботу послѣ обѣда 23 Апрѣля.
О! дражайшій мой, единый другъ! теперь уже я не могу болѣе жить; я получила ударъ въ сердце; и никогда отъ того неизлѣчусь. Не помышляй болѣе о малѣйшемъ сообщеніи съ нещастною, которая отъ всѣхъ отвергнута. Какая осталась надежда, естьли проклятіе родителей такъ важно, какъ я всегда считала, и естьли столько примѣровъ доказываютъ, что исполненіе за ними послѣдуетъ! Такъ, моя любезная, теперь я должна бороться съ ужасными слѣдствіями отцовскаго проклятія, къ довершенію моего злощастія. Достанетъ ли мнѣ силы къ снесенія такого размышленія! Развѣ страхи мои уже не оправданы обстоятельствами моего положенія?
Наконецъ получила я отвѣтъ отъ немилосердой моей сестры. Ахъ! зачемъ я въ томъ настояла во второмъ письмѣ моемъ къ тетушкѣ? Кажется; что уже оно было заготовлено для случая. Громъ былъ какъ бы въ усыпленіи, пока я его не возбудила. Посылаю къ тебѣ подлинное письмо. Мнѣ невозможно его переписать. Одна мысль меня отягощаетъ. О! ужасная мысль! проклятіе простирается даже до той жизни!
Самыя мрачныя предчувствія смущаютъ и терзаютъ мое сердце. Мнѣ достаетъ силы только повторить оное. Избѣгай, перерывай, страшись всякой переписки съ жалостнымъ предмѣтомъ родительскихъ заклинаній!
Письмо CXLI.
АРАБЕЛЛА ГАРЛОВЪ къ КЛАРИССѢ.
Въ Пятницу 22 Апрѣля.
Мы предвидѣли, что отъ тебя кто нибудь придетъ къ намъ; къ намъ, то есть, къ моей тетушкѣ и ко мнѣ; и письмо при семъ приложенное ожидало прихода твоего посланнаго. Ты не получишь отвѣта ни отъ кого, къ кому бы ты ни писала, какая бы ни была твоя неотступность или требованія.
Съ начала хотѣли возвратить тебя пристойною властію, или перевести въ такое мѣсто, гдѣ бы можно было надѣяться, что стыдъ покрывающій насъ всѣхъ, былъ бы со временемъ погребенъ вмѣстѣ съ тобою; но я думаю, что оставили такое намѣреніе. И такъ ты можешь быть въ безопасности. Никто не щитаетъ тебя достойною, чтобъ безпокоиться о тебѣ. Однакожъ матушка получила позволеніе послать тебѣ платье твое; но только одно платье. Ты узнаешь по письму, что не расположены были сдѣлать тебѣ и сей милости, и которую не для тебя теперь позволяютъ, но единственно для того, что оскорбленная матушка не можетъ ничего видѣть, что тебѣ принадлежало, читай и трепещи!
Арабелла Гарловъ.
КЪ НЕБЛАГОДАРНѢЙШЕЙ И НЕПОКОРНѢЙШЕЙ ДОЧЕРИ.
Въ замкѣ Гарловъ, въ Субботу
15 Апрѣля.
Ты, которая была моей сестрою, (теперь я не знаю, какое должно тебѣ дать названіе, и какое имя смѣешь ты носить, узнай, если ты хотѣла имѣть объясненіе, что ты наполнила все семейство ужасомъ. Отецъ мой, получа извѣстіе о постыдномъ твоемъ побѣгѣ, въ первыхъ своихъ движеніяхъ, ставъ на оба колѣна, произнесъ страшное проклятіе. Кровь твоя должна оледенѣть при семъ чтеніи. Онъ просилъ отъ Бога,,,что бы ты въ сей жизни и въ будущей была наказана тѣмъ самымъ подлецомъ, на комъ ты основала свою законопреступную довѣренность.,,
Платье твое не будетъ отослано. Кажется, что пренебрегши его взять, ты щитала навѣрное, что можешь всегда получить, когда тебѣ угодно будетъ потребовать; но можетъ быть ты въ мысляхъ имѣла только своего любовника, что бы поспѣшить къ нему потому, что все кажется быть забыто, исключая того, что могло служить къ твоему побѣгу. Однакожъ ты имѣла причину также думать, что стараясь увезти платье, могла бы отвратить свое намѣреніе. О! хитрое твореніе! какая осторожность, что бы не подать поводъ сумнѣваться! хитрое, то есть, для своей погибели и для стыда фамиліи.
Но подлецъ твой, не присовѣтовалъ ли тебѣ написать о платьѣ, чтобъ ты ему не причинила много издержекъ? Я полагаю и ту причину.
Видѣлъ ли кто нибудь такую вѣтренницу! однакожъ ето славная, блистательная Кларисса… Какъ назвать ее? безъ сомнѣнія, Гарловъ; такъ, Гарловъ, для общаго нашего стыда.
Всѣ твои рисунки и труды живописные вынесены, также и большой портретъ твой во вкусѣ Вандека, {То есть, природной величины. Онъ былъ работы г. Гигонора, который выпросилъ его себѣ у фамиліи, и теперь имъ владѣетъ.} которой былъ въ гостиной прежде твоей. Ихъ заперли въ твоемъ кабинетѣ, котораго дверь будетъ заколочена и запрещена, какъ будто бы онъ не составлялъ часть дома, и все ето должно тамъ пропасть отъ гнили, или можетъ быть сожжено небеснымъ огнемъ. Кто можетъ сносить ихъ видъ? Припомни, съ какою поспѣшностію, какимъ удовольствіемъ показывали ихъ всѣмъ, удивляясь работѣ прекрасныхъ рукъ твоихъ; или превознося въ портретѣ мнимую важность твоей осанки, которая теперь въ грязи. И кто же, кто полагалъ въ сей благосклонности свое щастіе? тѣ самые родители, которыхъ нѣжность не воспрепятствовала тебѣ перелѣзть чрезъ садовые стѣны и безчинно уйти съ мущиною.
Братъ мой поклялся отмстить твоему развратнику, понимается для чести фамиліи, безъ всякаго вниманія къ тебѣ; ибо онъ объявляетъ, что если тебя гдѣ встрѣтитъ; то съ тобою поступитъ, какъ съ публичною дѣвкою, и не сомнѣвается, что бы ты не была въ семъ званіи поздо или рано.
Дядя Гарловъ отрекается отъ тебя вовсе.
Дядя Антонинъ также;
Равно, какъ и тетушка Гервей;
И я также отрекаюсь отъ тебя; подлая и недостойная тварь! злодѣйка своего семейства, добыча безчестнаго обольстителя, которою неизбѣжимо будешь, когда еще не была его жертвою!
Книги твои не будутъ также тебѣ отданы, когда они не научили тебя, чѣмъ ты обязана своимъ родственникамъ, твоему полу и воспитанію; деньги твои и каменья, которыхъ ты такъ мало стоишь, также не будутъ тебѣ возвращены. Всѣ желаютъ тебя увидѣть въ Лондонѣ просящую хлѣба изъ милости.
Естьли такая строгость тебѣ тягостна, приложи руку къ сердцу, и спроси у самой себя, зачемъ ты ее заслужила?
Всѣ честные люди, которыхъ гордость твоя отвергала съ презрѣніемъ (исключая г. Сольмса, которому однакожъ надо бы было радоваться, что тебя упустилъ.) торжествуютъ твоимъ бесчестнымъ побѣгомъ, и узнаютъ теперь, отъ чего происходили твои отказы.
Достойная твоя Нортонъ краснѣетъ за тебя. Она смѣшиваетъ свои слезы съ слезами матушки, и обѣ упрекаютъ себѣ, что учавствовали, одна въ твоемъ рожденіи, другая въ воспитаніи.
Однимъ словомъ, ты служить къ поруганію всѣхъ твоихъ ближнихъ, а болѣе всѣхъ къ стыду.
