но совершенно им не доверяла. Дамы… они часто… особенно в этом возрасте… Она думала, что у нее рак. Просто не сомневалась. Доктор всячески ее успокаивал. Но она не слушала. На дознании он показал, что ничего серьезного у нее не было. Что ж, каждый день слышишь о чем-то подобном. Ну и довела себя…
Он умудренно кивнул.
— Да, печально, — сказал Пуаро. — У нее не было друзей среди соседей?
— Насколько я знаю, нет. Видите ли, здесь живут главным образом люди занятые, у них дела, служба и — как бы это выразиться? — ну не в обычае у них приятельствовать.
— Собственно, я подумал о мисс Клодии Риис-Холленд. Они не были знакомы?
— Мисс Риис-Холленд? Не думаю. То есть они, наверное, знали друг друга в лицо, обменивались фразой-другой, если случалось вместе оказаться в лифте. Но не более того. Видите ли, они принадлежали к разным поколениям. И. — Мистер Макфарлейн замялся.
«Почему бы это?» — подумал Пуаро и сказал:
— Одна из девушек, квартирующих с мисс Холленд, была знакома с миссис Шарпантье, если не ошибаюсь. Мисс Норма Рестарик.
— Да? Чего не знаю, того не знаю. Она ведь поселилась тут совсем недавно. Я и видел-то ее мельком. Девушка с испуганными глазами. Только со школьной скамьи — такое, во всяком случае, у меня сложилось впечатление. — Он помолчал. — Могу ли я еще чем-нибудь помочь вам, сэр?
— Нет, благодарю вас. Вы были очень любезны. Вот только… Нельзя ли мне посмотреть квартиру? Чтобы у меня потом была возможность сказать… — Пуаро сделал выразительную паузу, не уточняя, что именно он намеревался сказать, и кому.
— Дайте сообразить. Теперь там живет мистер Трейверс. Он обычно целый день в Сити. Да, сэр, если хотите, то милости прошу.
Они поднялись на седьмой этаж. Когда мистер Макфарлейн ткнул ключом в замочную скважину, одна из цифр на двери сорвалась и чуть было не оцарапала лакированную туфлю Пуаро. Он ловко отскочил, а потом нагнулся и старательно поставил ее на место, нажав на шпенек.
— Едва держится, — сказал он.
— Простите, сэр. Обязательно этим займусь. Цифры на дверях то и дело срываются. Прошу пройти.
Пуаро вошел в гостиную. Она выглядела совершенно безликой. Обои под дерево. Мебель — удобная, но стандартная. Только телевизор и книги могли что-то сказать о хозяине.
— Видите, все квартиры укомплектованы мебелью, — объяснил Макфарлейн. — Жильцы могут вообще ничего не привозить. Ведь в основном у нас селятся временно.
— Отделка во всех квартирах одинаковая?
— Не совсем. Вообще-то все предпочитают обои под дерево — прекрасный фон для картин. Но можно сделать и вставки. Их жильцы выбирают по своему вкусу. Десять вариантов, — добавил мистер Макфарлейн с гордостью. — Скажем, японский сюжет — очень эффектный. Или английский сад. Есть очень красивый вариант с птицами или «Арлекин» — для любителей абстрактных сюжетов: линии и кубы яркой контрастирующей расцветки. Все композиции сделаны прекрасными художниками. А вот мебель везде одинаковая. Двух цветов. Конечно, жильцы могут добавить что-нибудь свое. Но обычно они избегают лишних хлопот.
— Видимо, ваши клиенты не очень нуждаются в домашнем уюте, — заметил Пуаро.
— Да, у нас тут все больше перелетные птицы или очень занятые люди, которым нужен комфорт, современные удобства, хорошее освещение, а отделка их почти не интересует. Попадаются, конечно, исключения: любители типа «сделай сам», что нас не очень-то устраивает. Мы даже внесли в контракт пункт, обязывающий их, когда они съезжают, возвратить квартире первоначальный вид — или оплатить ремонтные работы.
Они сильно отклонились от интересующей Пуаро темы, и он решил ненавязчиво к ней вернуться. Он подошел к стеклянной двери.
— Отсюда?.. — произнес он со сдержанной скорбью.
— Да. Эта дверь ведет на балкон.
Пуаро посмотрел вниз.
— Семь этажей, — заметил он. — Высоко, очень высоко.
— Да, смерть, к счастью, была мгновенной. Конечно, это мог быть и несчастный случай. Пуаро покачал головой.
— Вряд ли вы действительно так думаете, мистер Макфарлейн. Нет, это была не случайность.
— Ну, человеку всегда свойственно искать менее тягостные причины. Боюсь, она не была счастлива.
— Еще раз хочу поблагодарить вас, — сказал Пуаро, — за вашу любезность. Теперь я смогу рассказать, как все было ее родственникам во Франции.
На самом же деле картина того, что произошло, была куда менее ясной, чем ему хотелось бы. Ни единого подтверждения тому, что в смерти Луизы Шарпантье таится очень важный ключ. А он так на это надеялся… Пуаро задумчиво повторил ее имя. Луиза. Почему это имя вызывает в его памяти какой-то смутный отклик? Он покачал головой и, еще раз рассыпавшись в благодарностях, вышел.
Глава 17
Старший инспектор Нил принял Пуаро весьма официально и строго. Он вежливо поздоровался и предложил ему сесть. Но едва молодой человек, проводивший Пуаро к своему начальнику, скрылся за дверью, как инспектор преобразился.
— И что же вы теперь раскапываете, старый черт? — спросил он.
— Полагаю, — ответил Пуаро, — вам уже известно.
— Ну, да! Кое-где поворошил. Но не думаю, что в этой норке вам что-нибудь обломится.
— Но почему «в норке»?
— А потому, что вы словно кот-охотник, он сидит у норки и ждет, когда мышка прошмыгнет наружу. Так вот, по моему мнению, в этой норке мышки нет. Учтите, я не говорю, что вам не удастся раскопать какие-нибудь сомнительные сделки. Вы же знаете, какой народ финансисты. Всякие там фокусы с правами на разработку недр, с концессиями, с нефтью — это я вполне допускаю. Но учтите: у «Джошуа Рестарик лимитед» солидная репутация. Семейная фирма. Во всяком случае, до недавнего времени, — теперь-то все в прошлом. У Саймона Рестарика детей не было, а у Эндрю Рестарика только эта дочка. Еще имелась престарелая тетушка по материнской линии. Дочка эта, когда кончила школу, жила у нее — ее мать умерла. Тетушка скончалась от инсульта год назад. Мне кажется, она была немного не в себе. Принадлежала к каким-то религиозным обществам — со странным душком. Но все вполне безобидно. Саймон Рестарик был типичным преуспевающим дельцом. Жена — очень светская дама. В брак они вступили уже немолодыми.
— А Эндрю?
— Эндрю, похоже был одержим тягой к странствованиям. Ничего компрометирующего нам не известно. Нигде подолгу не задерживался. Побывал в Южной Африке, Кении и много где еще. Брат не раз просил его вернуться, но тот и слушать ничего не желал. Жизнь в Лондоне его не устраивала, дела семейной фирмы не интересовали, хотя рестариковским фамильным талантом — делать деньги — он обладал в полной мере. Главным образом на залежах полезных ископаемых. Никакой романтики: ни охоты на слонов, ни археологии, ни
