поисков редких растений. Исключительно деловые начинания, и всегда успешные.
— Так что в некотором роде он тоже финансист?
— Да, пожалуй, определение точное. Не знаю, что заставило его вернуться в Англию после смерти брата. Возможно, новая жена — он ведь женился вторично. Красивая женщина, много его моложе. В настоящее время они живут у дяди, у сэра Родрика Хорсфилда, чья сестра была замужем за отцом Эндрю Рестарика. Но, полагаю, это временно. Ну что? Есть тут что-нибудь новое для вас? Или вы все это уже знали?
— Да, более или менее, — деликатно не стал уточнять Пуаро. — А психических болезней у них в семье не было? С какой-либо стороны?
— Не думаю. Разве что у тетушки с ее экзотическими религиозными пристрастиями. Впрочем, для одинокой старушки это обычная вещь.
— Значит, в сущности, вы можете мне сообщить только одно: деньги там большие.
— Очень большие, — уточнил старший инспектор Нил. — И вполне законные, причем какую-то их часть заработал сам Эндрю Рестарик. Южноафриканские концессии, прииски, залежи полезных ископаемых. И по-моему, когда эти залежи либо начнут основательно разрабатывать, либо продадут, деньги станут не просто очень большими, а колоссальными.
— А кто их наследует? — спросил Пуаро.
— Зависит от того, как Эндрю Рестарик распорядится в завещании. Решать ему, но, по идее, кроме жены и дочери, оставить их некому.
— Следовательно, обе они должны когда-нибудь наследовать огромное состояние?
— Как будто так. Вероятно, капиталы уже и так завязаны — различные семейные фонды — обычные для Сити приемчики.
— А, скажем, нет ли еще женщины, к которой он был бы неравнодушен?
— Никаких сведений на этот счет. И на мой взгляд — навряд ли. У него ведь молодая красивая жена.
— И какой-нибудь молодой шалопай мог бы легко все это разузнать? — задумчиво произнес Пуаро.
— Чтобы потом жениться на дочке? Вы об этом? И воспрепятствовать ему вряд ли кто может, даже если она будет отдана под опеку суда или еще каким-то образом от него ограждена. Конечно, тогда отец может лишить ее наследства.
Пуаро заглянул в аккуратно составленный список, который держал в руке.
— Ну, а Уэддербернская галерея?
— Я все ждал, когда вы о ней спросите. К вам обратились в связи с подделкой?
— Они торгуют подделками?
— Подделками никто не торгует, — назидательно заметил старший инспектор Нил. — Но одно неприятное дельце было. Некий техасский миллионер приехал сюда покупать картины и был готов платить бешеные деньги. Они продали ему Ренуара[1653] и Ван-Гога[1654]. Ренуар, небольшой этюд «Девичья головка», вызвал определенные сомнения. Оснований считать, что картина попала в Уэддербернскую галерею из ненадежного источника, не было. Затеяли разбирательство. Съехались эксперты. И, как обычно, один твердит одно, другой — другое. Галерея в любом случае готова была забрать картину назад. Однако миллионер не пожелал, так как «самый-самый» из экспертов божился, что это подлинник. Техасец оставил ее у себя. Тем не менее с тех пор знатоки живописи относятся к галерее несколько настороженно.
Пуаро снова заглянул в список.
— Ну, а мистер Дэвид Бейкер? Его вы для меня проверили?
— Один из нынешних молодых пакостников. Мелкая шушера: объединяются в группы, вламываются в ночные клубы. Существуют на «пурпурных сердечках», героине, кокаине. Девчонки по ним с ума сходят. А уж над такими, как этот, просто рыдают: до чего тяжелая у него жизнь да какой он гений! Его картин не понимают и не ценят! Да картины тут ни при чем, если хотите знать мое мнение, просто влюблены в него, как кошки…
Пуаро продолжил:
— А что вам известно про мистера Рииса-Холленда, члена парламента?
— Удачливый политик. Язык подвешен как надо. Ходили слухи, что провернул парочку не совсем чистых сделок в Сиги, но довольно ловко выкрутился. Такому палец в рот не клади — откусит. Он и сейчас время от времени загребает приличные суммы весьма сомнительными способами.
Пуаро добрался до последней строчки в списке:
— Ну, а сэр Родрик Хорсфилд?
— Приятный старикан, но в последнее время здорово сдал — возраст… Ну и длинный же у вас нос, Пуаро! Куда вы его только не суете, а? А с этими стариками у нас хватает хлопот. Теперь их всех потянуло на мемуары. Да еще стараются друг друга переплюнуть в разглашении военных секретов, устаревших, разумеется, ну и поддеть бывших соратников, да побольнее… Как правило, их откровения совершенно безобидны, но иногда… ну, вы понимаете. Один кабинет приходит на смену другому, и порой совсем ни к чему наступать на чью-то любимую мозоль или предавать гласности былые проказы. Ну вот, мы и пытаемся малость старичков попридержать. Некоторые, конечно, сопротивляются… Если хотите влезть в это поглубже, обращайтесь к спецслужбам. Только, по-моему, ничего особо крамольного в данном случае нет. Сами виноваты: не уничтожали в свое время кое-какие документы… Впрочем, как я уже сказал, ничего серьезного там нет. Тем не менее у нас есть сведения, что некое государство проявило к ним пока непонятный нам интерес.
Пуаро глубоко вздохнул.
— Ну что, не очень-то я вам помог? — спросил старший инспектор.
— Всегда полезно иметь официальную информацию. Правда, то, что вы сообщили, навряд ли мне пригодится. — Он еще раз вздохнул и неожиданно спросил:
— Если бы при вас случайно упомянули, что женщина, молодая привлекательная женщина носит парик, о чем бы вы подумали?
— Да ни о чем! — отозвался старший инспектор Нил, а потом добавил с легким раздражением:
— Моя жена носит парик, когда мы путешествуем. Удобно и позволяет сэкономить массу времени.
— Ну не обессудьте, если отнял у вас слишком много времени, — сказал Пуаро.
Когда они прощались, старший инспектор спросил:
— Сведения о самоубийстве, которое вас интересует, вы получили? Я распорядился послать материалы на ваш адрес.
— Да, благодарю. Все официальные бумаги я получил. Сухой деловой отчет, так сказать.
— Вы сейчас что-то упомянули, что-то связанное с этим самоубийством. Вот только что? Да, история грустная, но… не такая уж редкая. Веселая, жизнерадостная и вроде бы вполне благополучная женщина, обожающая мужское общество; все чаще пьет и постепенно начинает катиться под гору. Затем вдруг зацикливается на своем здоровье. Ну сами знаете, с женщинами такое бывает: вобьет себе в голову, что у нее рак или еще какая-нибудь пакость, и, конечно, сразу же к врачу, тот заверяет, что она вполне здорова, но она тем более проникается уверенностью, что у нее смертельный недуг и что врач, следуя профессиональной этике, всячески от нее это скрывает. Хотите знать мое мнение, откуда это идет? Чувствуют они, бедняжки, что все меньше привлекают внимание мужчин, а в результате депрессия. Да, история известная. Страдают
