дойдя до Второй линии, зашел в телефонную будку и долго разговаривал. Потом, не вешая трубку, нажал на рычаг и опустил еще монету. Но на этот раз, по–видимому, абонент отсутствовал. Парень вышел из будки, пересек Средний и скрылся в узком, как щель, Соловьевском переулке.
Совсем рядом с переулком, у трамвайной остановки прогуливался милиционер, и у Колокольникова шевельнулась мысль — а не подойти ли к нему да не рассказать, ради чего он уже несколько часов таскается за этим молодым пижоном. Но пока объясняешь, пижон может исчезнуть, а ведь дело–то уже, похоже, сделано… Наверняка в этом переулке он и живет.
Леонид Иванович подошел к угловому дому, здесь как раз находился гастроном, и прямо у дверей с лотка продавали египетские апельсины. Народу толпилось много, и, не рискуя быть замеченным, Колокольников выглянул из–за угла. Парень был уже метрах в ста, шел не оглядываясь, спокойно. И так же спокойно, не оглядываясь, свернул в подъезд большого серого дома.
«Ну вот, голуба, теперь–то мы знаем, где вы обитаете». Колокольников пошел по переулку, чтобы заметить номер дома и подъезд, куда зашел парень. Судя по тому, что на уровне второго этажа дома сохранилась старинная надпись: «Фризе Эмилия Александровна», со времени революции его ни разу не ремонтировали.
Леонид Иванович осторожно открыл массивную черную дверь подъезда, надеясь хоть приблизительно определить, на каком этаже остановился лифт. Но лифта в доме не было. Колокольников сделал несколько шагов по пропахнувшему кошками и отсыревшей штукатуркой подъезду. Прислушался. И в это мгновение его ударили сзади по затылку. Удар был такой стремительный и сильный, что Леонид Иванович не успел даже вскрикнуть.
10
Приехав в зеленогорскую милицию, Корнилов прежде всего заглянул к начальнику — Петру Андреевичу Замятину, своему старому знакомому и партнеру по шахматам. По странному капризу судьбы они почти каждый год отдыхали в одно и то же время и в одном санатории — пили водичку в Ессентуках. Там–то и разыгрывались у них многочасовые шахматные баталии, не имевшие, кстати, продолжения по возвращении из отпуска.
Петр Андреевич был года на четыре моложе Корнилова, но выглядел старше. То ли излишняя полнота давала себя знать, то ли какая–то простецкая манера держаться, едва уловимая опрощенность. Корнилов мысленно называл это отсутствием внутренней собранности и часто с сожалением замечал ее следы у многих работников, долгие годы прослуживших в области. И это совсем не зависело, откуда родом человек — выдвиженец из местных или присланный из города. И даже, как много раз убеждался полковник, совсем не свидетельствовало о том, что такие люди хуже работают. Просто у Корнилова было твердое убеждение: человек, внутренне собранный, способен быть более чутким к делу.
У Петра Андреевича сидел пожилой майор, докладывал какое–то дело, листая исписанные размашистым почерком страницы большого блокнота. Он даже не обернулся на стук хлопнувшей двери.
Увидев входящего в кабинет Корнилова, Петр Андреевич радостно улыбнулся, поднял в приветствии руку.
— Потом, потом, Посохин, — остановил он майора. — Через часик зайдешь, продолжим.
Майор огорченно посмотрел на начальника, хотел что–то сказать, но Петр Андреевич нетерпеливо махнул рукой и повторил:
— Через часик. Не видишь, начальство приехало?
Майор обернулся и, увидев Корнилова, вскочил:
— Здравия желаю, товарищ полковник.
Корнилов поздоровался. Лицо майора было ему незнакомо, но тот, наверное, встречал его на совещаниях в управлении.
Майор, засунув свой блокнот в карман, поспешно вышел из кабинета. Петр Андреевич, улыбаясь, оглядел Корнилова, почти восхищенно покачал головой.
— Ну–ну, товарищ начальник, — остановил его Корнилов, — не старайтесь показать, что с каждым годом я выгляжу все моложе. Вы вот, например, живя среди лесов и парков, мало дышите воздухом. Цвет лица у вас бледноватый.
— Давай, давай, сыпь комплименты, — смеялся Петр Андреевич. — У тебя это здорово получается.
— Я — человек правдивый. Режу правду–матку в глаза, — усмехнулся полковник. У них уже вошло в традицию подтрунивать друг над другом при встречах — сказывались совместные хождения по врачебным процедурам в санатории.
— Что–нибудь серьезное? — спросил Петр Андреевич, когда, обменявшись несколькими фразами о здоровье домашних, они уселись друг против друга. — Аникин тебя ждет.
— Да все об этом происшествии на пятьдесят пятом километре, — ответил Корнилов, поудобнее усаживаясь.
Петр Андреевич недоуменно пожал плечами.
— Странная история. Я подробно расспросил сотрудников, которые выезжали на место происшествия: ни человека не нашли, ни следов! Больницы все проверили…
— Знаю, знаю, — сказал Корнилов. — Только все обернулось посерьезнее, чем инспекторы ГАИ себе это представляли. — И он подробно рассказал Петру Андреевичу о том, что удалось выяснить.
Замятин несколько минут сидел молча, насупившись, постукивая друг о друга костяшками сжатых кулаков.
— Ты уверен, Игорь Васильевич, что у вдовы профессора Блошкина такой матерый преступник жил? — спросил он наконец. — И что под машину Бур угодил? И что сверло, которое нашел Колокольников…
— Петр Андреевич, — перебил Замятина Корнилов, — столько вопросов сразу. Давай по очереди. У Блошкиной сейчас наш сотрудник. Да ты, наверное, знаешь, Семен Бугаев. Проводит опознание по фотографий. Так что минут через двадцать будем знать точно. — Он достал пачку сигарет, посмотрел вопросительно на Петра Андреевича.
— Кури, кури.
Сам Замятин за всю свою жизнь ни разу сигареты в рот не взял.
— Но насчет Левы Бура у меня сомнений нет. Это он у тебя под боком по чужому паспорту проживал. И под машину скорее всего он угодил. Я–то думаю, случайно. А там уж одному господу известно. И знаком Лева был с одной местной жительницей — кассиром сберкассы…
— Интересно, — с расстановкой произнес Петр Андреевич.
— Интересно! — с иронией повторил Корнилов. — Это Леве Буру, наверное, с кассиршей было интересно…
— Интересно то, — с нажимом сказал Замятин, — что ночью третьего августа в нашей сберкассе испортилась сигнализация. Дважды патрульная машина выезжала. Мы даже милицейский пост там оставили…
— Та–а–к… — рука Игоря Васильевича с зажигалкой замерла на полпути к сигарете. — И что же случилось с сигнализацией?
— За день до этого был штормовой ветер. Около сберкассы, на старой липе, сломало большой сук…
— А он упал, — подхватил полковник, — на провода сигнализации?
— Тебе уже доложили? — удивился Замятин.
— Кто мне докладывал? — раздражаясь от слишком спокойного тона коллеги, сказал Корнилов. — Если я узнаю, что известный взломщик ночью выходит из квартиры с полным набором инструментов, а в пяти километрах находится
