Полиция это предвидела. В течение уик-энда прибыло сильное подкрепление, и всем офицерам и унтер-офицерам раздали ручные пулеметы Стэн. В начале широкой дороги, где собиралась толпа, показалась бронемашина «Сарацин» в тускло-зеленой маскировочной окраске, и офицер через громкоговоритель обратился к толпе. Он сообщил, что все митинги и собрания запрещены и что марш на полицейское отделение будет считаться нападением.
Вперед выступили черные лидеры и начали переговоры с полицией; они наконец согласились распустить толпу, но предупредили, что на работу сегодня никто не пойдет, а в 6 вечера состоится новое собрание. Когда собрались к шести вечера, появились полицейские «Сарацины» и толпе было приказано расходиться. Люди не слушались, и полицейские начали бить их дубинками. Толпа ответила камнями и бросилась всей массой на полицию. Начальник полиции приказал открыть огонь, загремели пулеметы Стэн, и толпа разбежалась, оставив на месте двух убитых.
С этих пор Капский полуостров начали сотрясать мятежи, забрасывание камнями и марши; своей кульминации смута достигла, когда начался марш десятков тысяч черных. На этот раз они дошли до полицейского управления на Каледон-сквер, но постепенно спокойно рассеялись, когда их предводителям пообещали встречу с министром юстиции. Когда лидеры явились на встречу, их арестовали по приказу министра внутренних дел Манфреда Деларея; к этому времени на помощь полиции стянули вооруженные силы, солдат и моряков, и в течение трех дней черные пригороды были надежно окружены.
На Кейпе борьба завершилась.
* * *
В парке Вандербил, в десяти милях от Веренигинга, и в Иватоне – оба места были известны как центры радикального, насильственного сопротивления черных – на рассвете 21 марта начали собираться толпы.
В девять утра марширующие, числом много тысяч, двинулись к местному полицейскому участку. Но далеко не ушли. Здесь, как и в Кейпе, полиция получила подкрепление, на дороге людей встретили бронированные «Сарацины», громкоговорители разносили приказ разойтись. Упорядоченная колонна марширующих, увязнув в зыбучих песках нерешительности и бестолкового руководства, остановилась, а устрашающие полицейские броневики надвигались на нее, заставляя отступать. Потом вмешались и полицейские со своими дубинками.
Неожиданно небо заполнилось громовым гулом, и все черные лица обратились вверх. Там, всего в ста футах над головами, пронеслась эскадрилья реактивных истребителей военно-воздушных сил Южной Африки. Люди никогда не видели военные реактивные самолеты так близко к земле, вид и рев могучих машин подействовали. Толпа начала расходиться, предводители растерялись. Демонстрации закончились, едва начавшись.
* * *
В огромном Соуэто марш на отделение полиции возглавил сам Роберт Собукве. От его дома в Мофоло до участка было пять миль, и хотя по дороге к Собукве присоединялись люди, всего около сотни добралось до полицейского отделения и попросило арестовать их за нарушение закона о пропусках.
В большинстве других центров обошлось без маршей и арестов. В полицейский участок «Геркулес» в Претории явились шесть человек и потребовали, чтобы их арестовали за отсутствие пропуска. Шутливо настроенный офицер аккуратно записал их имена и отправил по домам.
Во всем Трансваале все прошло спокойно и без напряжения – везде, кроме Шарпвилля.
* * *
Рейли Табака не спал всю ночь, он даже не прилег отдохнуть и оставался на ногах, призывая, подбадривая, организуя.
И вот сейчас, в шесть утра, он явился в автобусный парк. Ворота еще закрыты, во дворе молчаливыми рядами стоят длинные неуклюжие машины, трое надзирателей тревожно ждут за воротами прихода водителей. Автобусы должны были выйти в первый маршрут в 4:30, и теперь весь график был сорван.
Со стороны пригорода на пустынной дороге показалась одинокая фигура, и надзиратели заторопились к воротам, чтобы открыть их. Человек в коричневой форменной фуражке шофера, с ярким медным значком компании на околыше торопливо шел к ним.
– Эй, – мрачно сказал Рейли, – одного мы все-таки упустили, – и дал сигнал своим людям перехватить водителя.
Водитель увидел перед собой молодых людей и остановился как вкопанный.
Рейли с улыбкой подошел к нему и спросил:
– Что ты здесь делаешь, дядюшка?
Тот ничего не ответил, но нервно огляделся.
– Ты ведь не собираешься садиться за руль? – настаивал Рейли. – Ты ведь слышал слова ПАК? Их все слышали.
– Мне нужно кормить детей, – мрачно ответил шофер. – Я проработал двадцать пять лет, не пропустив ни дня.
Рейли печально покачал головой.
– Ты дурак, старик. Я прощаю тебе это – ты не виноват, что червь забрался к тебе в голову и сожрал мозг. Но ты предатель своего народа. Этого я не могу тебе простить.
Он кивнул. Молодые люди схватили водители и утащили в кусты у дороги.
Водитель сопротивлялся, но они были молоды, сильны, их было много, и он с криком свалился под их ударами. Немного погодя, когда он затих, они оставили его лежать на пыльной сухой траве. Отходя, Рейли не испытывал ни жалости, ни сожаления. Этот человек предатель. Пусть считает, что ему повезло, если он переживет наказание и сможет рассказать детям о своем предательстве.
У автовокзала пикетчики заверили Рейли, что лишь несколько пассажиров попытались нарушить бойкот, но они разбежались, увидев ожидавшие их пикеты.
– К тому же, – сказал Рейли один из его людей, – не подошел ни один автобус.
– Вы все хорошо начали день. Теперь давайте приветствовать солнце нашей свободы.
По пути они собирали все пикеты. На углу школьного двора их ждала Амелия с детьми. Она увидела Рейли и со смехом побежала ему навстречу. Дети возбужденно кричали и смеялись, радуясь неожиданному освобождению от скуки школьных уроков, и побежали следом за Рейли и его пикетами.
Из каждого дома, мимо которого они проходили, выходили люди; они видели смеющихся детей, и веселье и возбуждение заражали их. В колонне были седовласые старики и молодые матери с привязанными к спинам младенцами, женщины постарше, в передниках, вели детей за руки; мужчины шли в комбинезонах металлургической компании или в более строгих костюмах клерков, курьеров, помощников продавцов и мелких городских чиновников, которые проводили в жизнь законы апартеида. Вскоре дорога за Рейли и его товарищами превратилась в людскую реку.
Подходя к открытому общинному полю, они увидели, что здесь уже много народу; с каждой минутой по дорогам на поле прибывали все новые люди.
