Ранд смутно слышал, как ею о чем-то спрашивает Мэт, тряся за плечо, как кто-то выругался и выбежал из кухни. Затем с ним рядом появился хозяин гостиницы, подле него хмурился повар, а Мэт громко спорил с обоими. Ранд ни слова не разбирал из их разговора; слова неясным жужжанием пролетали мимо, а думать он словно разучился.
Вдруг Мэт взял его за руку, поднимая друга на ноги. Все их пожитки — седельные вьюки, одеяльные скатки, свернутый плащ Тома, футляры с инструментами — висели на плечах Мэта рядом с луком. Хозяин гостиницы наблюдал за ними, встревоженно утирая лицо. Едва переставляя ноги, тяжело навалившись на Мэта, Ранд позволил другу увести его к задней двери.
— Из-з-звини, М-м-мэт, — едва смог произнести он, продолжая стучать зубами в ознобе. — Н-н-наверное... из-з-за... дождя. Еще от од-дной... т-такой... ноч-чц хуж-же не б-будет... п-по-моему.
Сумерки темнили небо, на котором сверкала россыпь звезд.
— Ничуть, — сказал Мэт. Он старался, чтобы голос его звучал бодро, но Ранд слышал скрываемое беспокойство. — Он боится, вдруг другие прознают, что в его гостинице есть больной. Я сказал, что, если он выставит нас, я притащу тебя в общую залу. Через десять минут половина его комнат опустеет. Несмотря на всю свою болтовню о дураках, такой поворот дела ему не по вкусу.
— Тогда к-куда?
— Сюда, — сказал Мэт и, потянув, открыл дверь конюшни. Громко заскрипели петли.
Внутри было темнее, чем снаружи, пахло сеном, зерном и лошадьми, а больше всего — навозом. Когда Мэт помог Ранду опуститься на застланный соломой пол, тот сжался в комок, крепко обхватив руками прижатые к груди колени, по-прежнему содрогаясь от головы до пят. Казалось, все его силы ушли в дрожь. Ранд услышал, как Мэт споткнулся, выругался, опять за что-то запнулся, затем раздалось клацанье металла. Вдруг расцвел огненный цветок. Мэт держал в руке старый помятый фонарь.
Битком была набита не только гостиница, то же самое относилось и к конюшне. В каждом стойле спала лошадь, некоторые из них подняли головы и моргали на свет. Мэт бросил взгляд на лестницу, ведущую на сеновал, затем посмотрел на Ранда, скорчившегося на полу, и покачал головой.
— Тебя туда не втащить, — пробормотал Мэт. Повесив фонарь на гвоздь, он вскарабкался на сеновал и скинул вниз несколько охапок сена. Торопливо опустившись, он соорудил в дальнем углу конюшни постель и помог Ранду до нее добраться. Мэт укрыл его обоими плащами, но Ранд почти сразу же скинул их.
— Жарко, — чуть слышно произнес он. Словно в тумане, Ранд помнил, что мгновение назад ему было холодно, но сейчас чувствовал себя так, будто оказался в раскаленной печи. Он оттянул ворот, запрокинув голову. — Жарко!
Ранд почувствовал ладонь Мэта у себя на лбу.
— Я мигом, — сказал Мэт и исчез.
Ранд метался на соломенной подстилке — как долго, он не знал, — пока не вернулся Мэт: с доверху наполненной тарелкой в одной руке, с кувшином — в другой. На мизинцах у него, зацепленные за ручки, болтались две белые чашки.
— Здесь нет Мудрой, — сказал Мэт, опускаясь на колени рядом с Рандом. Он наполнил одну чашку из кувшина и поднес ее к губам Ранда. Тот жадно припал к воде, словно бы жажда мучила его несколько дней, — чувствовал он себя именно так. — Они даже не знают, кто такая Мудрая. Есть у них кто-то, кого называют Матушка Брун, но она где-то в округе принимает роды, а когда вернется, никто не ведает. Я раздобыл немного хлеба, сыра и колбасы. Добрый мастер Инлоу готов дать нам все, лишь бы мы на глаза постояльцам не попадались. Вот, попробуй чего-нибудь.
Ранд отвернулся от еды. От ее вида, от одной мысли о ней его затошнило. Через минуту Мэт вздохнул, уселся и принялся за еду сам. Ранд смотрел в сторону и старался не слышать, как тот ест.
Озноб, потом жар, за которым следовал озноб, опять жар — и так было не один раз. Мэт укутывал Ранда, когда того трясло от холода, и поил водой, если он жаловался на жажду. Ночь стала темнее, в конюшне дрожали обманчивые тени от колеблющегося огонька фонаря. Тени обретали форму и двигались сами по себе. Потом Ранд увидел Ба'алзамона, широко шагающего по конюшне, глаза его пылали, лица Мурддраалов рядом с ним скрывались в черной глубине капюшонов. Пальцы Ранда заскребли по рукояти меча, Ранд порывался подняться на ноги, выкрикнув:
— Мэт! Мэт, они здесь! О Свет, они здесь!
Мэт дернулся, просыпаясь, — он дремал сидя, скрестив ноги и привалившись к стене.
— Что? Приспешники Тьмы? Где?
Привстав, покачиваясь на коленях, Ранд ткнул пальцем в глубь конюшни... и вытаращил глаза. Тени шевельнулись, лошадь переступила во сне. Больше ничего. Ранд опустился обратно на солому.
— Кроме нас, тут никого нет, — сказал Мэт. — Ну-ка, дай-ка это уберу. — Он хотел снять с друга пояс с мечом, но Ранд крепче сжал рукоять.
— Нет. Нет! Я должен оставить его. Это — моего отца. Понимаешь? Меч — м-моего от-тца! — Дрожь вновь обрушилась на него, но он судорожно цеплялся за меч, словно утопающий за соломинку. — М-моего от-тца! — Мэт оставил попытки забрать у Ранда оружие и набросил на друга плащи.
Когда Мэт задремал, ночью появились и другие «гости». Ранд не чувствовал уверенности, были ли эти посещения наяву или же нет. Иногда он посматривал на Мэта, сидящего с опущенной на грудь головой, и гадал: увидел бы его друг этих «гостей», если б проснулся?
Из теней к нему шагнула Эгвейн, темные волосы убраны в длинную косу, как это было в Эмондовом Лугу, печальное лицо искажено страданием.
— Зачем ты бросил нас? — вопрошала она. — Мы погибли, потому что ты бросил нас.
Ранд слабо покачал головой.
— Нет, Эгвейн. Я не бросал вас. Нет!
— Мы все погибли, — печально сказала она, — а смерть — царство Темного. Мы во власти Темного, потому что ты оставил нас.
— Нет. У меня не было выбора, Эгвейн. Пожалуйста, Эгвейн, не уходи. Вернись, Эгвейн!
Но она — или призрак ее — обратилась в тень и слилась с темнотой.
Морейн выглядела спокойной, но лицо ее было бледным и бескровным. Плащ вполне мог оказаться саваном, а голос ее стегал, словно бич.
— Все верно, Ранд ал'Тор. У тебя нет выбора. Ты должен идти в Тар Валон, иначе Темный сам завладеет тобой. Вечность скована в Тени. Лишь Айз Седай могут теперь спасти тебя. Лишь Айз Седай!
Том сардонически улыбнулся ему. Одежда менестреля болталась опаленными лоскутьями, при виде которых перед взором Ранда вспыхнули огненные язычки — как тогда, когда Том схватился с Исчезающим, чтобы дать им время бежать. Плоть под лохмотьями почернела и обуглилась.
— Доверься Айз Седай, парень, и тебе захочется умереть. Вспомни: цена помощи Айз Седай всегда меньше, чем ты ожидаешь, но оказывается всегда намного больше, чем ты можешь себе представить. И какая Айя отыщет тебя первой, а? Красная? А может, Черная. Лучше беги, парень. Беги!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
