Злата. Счастье… Я по кладбищу прошла. Цветов одной девушке отнесла… много цветов. Красивая она была. Таней звали. А в семнадцать лет умерла. Жаль мне ее стало. В первый раз стало… Красивым-то умирать труднее. Я теперь знаю. А на кладбище весело-то как, совсем весна. Синицы на ветках висят брюшками вверх, кувыркаются…
Клавдия Никодимовна. А что, встало тебе это много?
Злата. Да я сначала в ожоговый центр пошла, так мне сказали — работа большая, до двухсот операций, может, за результат не отвечаем, кроме того, это дефект не медицинский, страданий физических он вам не причиняет? Нет, говорю. Значит, дефект чисто косметический. А у нас ожоговых больных много, жизнь которых висит на волоске. Мы косметическими операциями хирургов занимать не можем. Сходите в институт красоты, может быть, они возьмутся, за ваш счет. Ну, я и пошла. Крутили меня, вертели хирурги со всех сторон, одна говорит: можно исправить, дорого только обойдется, у тебя денег не хватит — каждый сантиметр кожи вживлять надо. И болезненно очень. Я сказала, что деньги у меня есть, боль вытерплю, ну и уговорила ее. Вот и все. Терпела уж, терпела, наркоз давать нельзя — мышцы обвисают как-то. Так по живому и шили.
Клавдия Никодимовна. Господи!
Злата (подходит к зеркалу). Я это или не я? Не пойму. Красивая какая-то девица. Здравствуйте, леди, сеньора. Здравствуйте, мисс, как вас зовут? Злата-джан, Злата-сан, пани Злата, мадемуазель Злата… Счастье… Верно, будто бы переродилась… А что, мама, свадебное платье ты зашила?
Клавдия Никодимовна. Так зашила, что и шва не видно.
Злата. И туфли целы?
Клавдия Никодимовна (достает). А куда ж им деться.
Злата. И фата? И кольца?
Клавдия Никодимовна. Все, все здесь, дорогая. А только, может быть, теперь не спешить? Теперь всякий рад будет.
Злата. Спешить, спешить, спешить. Завтра заявление подадим. Ведь он каждый вечер ходил, говоришь?
Клавдия Никодимовна. Ходил. Греха на душу не возьму. Ходил.
Злата. Так в чем дело? Ведь он ходил, ходил, ходил! А в Москву ездил! А вот и мой свадебный подарок ему!
Проводит рукой по лицу.
Клавдия Никодимовна. Тебе это подарок. Тебе. За все твои страдания. Восемнадцать лет. Тебе подарок. И мне. А ему и без подарка ты хороша. Больно дорогой подарок ты для него теперь.
Злата. Мама, ты что, выходит, пока я уродиной была, он был хорош, а теперь… Так же нечестно! Ведь я люблю его! Ведь он красивый, добрый. Разве он не добрый и не красивый?
Клавдия Никодимовна. Ну раз любишь, тогда красивый и добрый.
Злата. Может быть, он другую завел, ты знаешь? Говори честно.
Клавдия Никодимовна. Никого не завел. У меня каждый вечер сидел, говорю тебе. А только жаль мне что-то стало такое сокровище ему отдавать.
Злата. Так я же все равно была уже с ним!
Клавдия Никодимовна. Ну, это по нынешним временам мало что значит. Кто полюбит, на это дело не посмотрит. А такую красавицу как не полюбить? (Звонок.) Ну, вот и он.
Злата. Не говори, мама, что я здесь. Пусть, как раньше, к тебе придет. А там… (Смеется.)
Клавдия Никодимовна. Не хочешь, не скажу. Воля твоя. (Берет трубку.) Да, Олег. Конечно, приходи, я блинов испекла. (Кладет трубку.) Сейчас придет.
Злата. Я, мама, во все свадебное оденусь. Давай платье. (Медленно одевается перед зеркалом.) Поправь сзади фату, мама. А помнишь, я хотела густой фатой лицо закрыть?
Клавдия Никодимовна. Чисто королевна. Вот соседи-то увидят — удивятся! Чудо прямо свершилось! Ты хоть фамилию врача своего скажи, я ей подарок свезу.
Злата. Мама!
Клавдия Никодимовна. Что?
Злата. Он придет, оставишь нас вдвоем?
Клавдия Никодимовна. А мне нельзя на счастье твое полюбоваться?
Злата. Хоть часика на два. Я… я с ним побыть при свете, в комнате хочу, как ты тогда при этих свечах… Тогда же все в темноте было… Он-то знал, что я уродина, а я-то, дурочка, пуще мертвецов света боялась…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Клавдия Никодимовна. Знал… Да, уйду, уйду, коли просишь… Все одно, к свадьбе дело. (Звонок.)
Злата. Я за портьеру спрячусь, а ты ничего не говори. Я сама, когда надо, выйду.
Клавдия Никодимовна. Ладно. (Уходит открывать, потом входит с О л е г о м.)
Олег. Блины — это хорошо, Клавдия Никодимовна. У нас в общежитской столовке только гречневой кашей кормят — размазней. (Садится.) А что это за подсвечник такой? Свечей-то для него сколько надо! (Считает.)
Клавдия Никодимовна. Праздник.
Олег. Уж не приехала ли?
Клавдия Никодимовна. Да как сказать… нет, вроде…
Олег. Ох и глупая она у вас, ох и глупая, ведь всерьез же я к ней, мне ее ожог не помеха, в человеке ведь не лицо важно, а душа, а душа у нее золотая, нежная, что мне ее ожог — так, неладный случай…
Клавдия Никодимовна. Неладный…
Пауза. Из-за портьеры выходит З л а т а, ее лицо закрыто густой вуалью.
Олег. Злата! Как ты могла! Как ты только могла! Ничего не сказать! Я ездил в Москву, я обыскал все больницы — триста сорок шесть больниц, районных и городских, — но нигде не нашел тебя. Где ты была? Ты заболела? Тогда почему тебя не было ни в одной из больниц? У тебя было обострение? Почему ты мне ничего не написала? Разве так можно? Разве можно так? Разве мы с тобой не…
Злата (открывает фату. Пауза.) Я изменилась? Да? Я сильно изменилась? Нет, ты скажи, я сильно переменилась? Тебе так больше нравится? Что ты молчишь?
Олег. Да. Ты стала красивой. Ты стала очень красивой.
Клавдия Никодимовна. Да. Она стала красивой. Сто операций на лице. Без наркоза.
Олег. Почему без наркоза?
Злата. При наркозе мышцы лица расслабляются, и пришитая кожа может обвиснуть.
Клавдия Никодимовна. Мне надо купить кое-что, я съезжу на базар? Такой случай. (Уходит. Пауза.)
Злата. А сейчас мы устроим вторую свадебную ночь. На той скамейке на кладбище было так жестко. У меня на спине были тогда синяки две недели. И мертвецов все же было стыдно. Правда? Особенно той девушки, Тани. Ведь она до этого не дожила… Я сейчас переоденусь для свадебной ночи и постелю постель. (Уходит за шкаф и выходит в длинной ночной рубахе.) Ты можешь снять это. Постой. Я сейчас зажгу все эти тридцать две свечи. Я привезла из Москвы разноцветные витые свечи. Специально для этого. Я дарю тебе свечи. Я дарю тебе кольцо. Я дарю тебе свое новое лицо. На меня молодые люди смотрят в автобусах. Ты не представляешь, как это приятно, когда на тебя смотрят не с брезгливой жалостью, а с восхищением. Теперь это лицо твое. Только твое. Ты заслужил это. И когда мы войдем в зал бракосочетания — все будут улыбаться нам. И ты будешь улыбаться и гордиться мною, потому что я буду красивая. Я красивая стала? Правда? Ты не удивляйся, что я все время спрашиваю. Я уже знаю об этом, но я еще не привыкла и потому все время хочу, чтобы ты мне говорил. (Пауза. О л е г молчит.) Красивая?
Олег. Красивая.
Злата. Ну так я зажгу свечи и задерну шторы. Подумать только, не влезают, их надо утоньшить у основания. Я принесу нож.
Олег. Постой, Злата. (З л а т а уходит и приносит нож, точит и вставляет свечи одну за другой.) А когда я зажгу все свечи, ты пойдешь ко мне… Как тогда… Только тогда я не была уверена, что ты останешься со мной, а теперь знаю. Ты будешь со мной, я теперь знаю. Ты будешь моим мужем. Моим красивым, добрым и великодушным мужем. Лучшие слова в мире — это великодушие и милосердие. Правда? Потерпи еще — это двадцать девятая свеча. Красиво? Вот теперь можно зажигать. Давай вместе!
Олег. Злата!
Злата. Молчи. Я знаю, что ты меня любишь. Ты тогда любил меня, а теперь можешь никогда не говорить мне ни слова о любви. Я тебе верю. Ты мне все доказал. Почему ты не зажигаешь свечи со своего края? Я уже зажгла целых пять.
