«История русской революции» оказалась самым весомым произведением Троцкого по исторической проблематике и не утратила своего историографического значения до наших дней, несмотря на сугубо политическую окрашенность. Только в 1997 году работа была опубликована в Москве,[1252] причем с явно недружелюбным, тенденциозным предисловием под соответствующим заголовком «Пророк, который ошибся на полвека», написанным Н. Васецким, в прошлом автором массы книг и статей, где бичевался «троцкизм» как антиленинское и антисоветское течение.
Первый том «Истории русской революции» открывался анализом особенностей развития России, из которых автор вьщелял прежде всего замедленность и вытекавшие отсюда экономическую отсталость, примитивность общественных форм, низкий уровень культуры. Этот анализ позволил утвердить установку на возможность неравномерного и комбинированного развития отсталых стран, которая являлась новой опорой для концепции перманентной революции.
Из закона неравномерности Троцкий выводил закон комбинированного развития, означающего возможность сближения различных исторических этапов, сочетания архаических форм с современными. Это абстрактное положение подкреплялось конкретными — фактическими и статистическими — иллюстрациями. Троцкий показывал, что по своей технике и промышленной структуре Россия начала XX века стояла на уровне передовых стран, а в некоторых отношениях даже их опережала.
Весь анализ вел к основному положению, что, будучи по «отправным своим задачам» демократической, русская революция неизбежно ставила проблему политической демократии по-новому и в конце концов привела к тому, что в течение нескольких месяцев у власти оказались Советы. Здесь начиналась, однако, игра в понятия, ибо власть Советов, в которых в конце концов возобладали большевики, приравнивалась к власти пролетариата, а не к власти над пролетариатом. Такой поворот событий Троцкий признавал только применительно к значительно более позднему этапу, когда после смерти Ленина во власти утвердится сталинская бюрократия.
Первый том автор несколько искусственно доводил до июньской демонстрации 1917 года, а второй открывал «июльскими днями» и завершал Вторым съездом Советов. Первая его часть была посвящена политическому противостоянию в июле — сентябре 1917 года. Ставя вопрос, могли ли большевики взять власть в июле, автор показывал нереальность этого, но придавал огромное значение июльскому кризису. Он полагал, что именно в эти дни большевики смогли обеспечить «будущее революции и свое собственное».[1253] Во второй части речь шла о последних неделях перед Октябрьским переворотом, о самих октябрьских событиях в Петрограде, роли столичного Совета и личной роли автора в осуществлении государственного переворота.
Занимаясь организационной деятельностью, обращаясь к истории, Троцкий постоянно видел перед собой главного врага, которому удалось оттеснить его от власти, а затем отправить в ссылку и в конце концов в изгнание. Видимо, в начале 1930-х годов книга о Сталине еще не задумывалась, но как бы невольно Троцкий начинал подготовку к ней в виде цикла статей, посвященных разным аспектам личности и деятельности Сталина.
Троцкий постепенно продвигался к собственному осознанию личности коммунистического диктатора, этапов, которые тот прошел по пути к созданию тоталитарной власти в СССР, особенностей этой власти и личности Сталина как «продукта бюрократической машины» и в то же время творца аппарата с его личностными характеристиками.
Статьи Троцкого о Сталине были, как правило, более заострены, более разоблачительны, нежели будущая книга. Связано это с тем, что они предназначались для русскоязычного читателя, в первую очередь для последователей Троцкого и тех, на чью поддержку он рассчитывал. Во многих случаях при подготовке работ о Сталине автор использовал не только текущую информацию в прессе, советские издания и другие доступные ему открытые источники, но и архивную документацию, которую ему удалось вывезти во время депортации.
Обобщающий характер носила статья «К политической биографии Сталина»,[1254] где автор еще в 1930 году пытался подвести первые итоги возвышения Сталина и предположительно наметить ближайшие перспективы развития СССР и международного коммунистического движения с точки зрения «критического пункта» отката революционного движения, который, по мнению Троцкого, был характерен для данного момента. При этом наблюдения и прогнозы сочетались с категорическими ретроспективными оценками и собственными воспоминаниями.
Выделялись характерные для советских публикаций лакуны или фальшиво трактуемые в СССР события жизненного пути социал-демократа Иосифа Джугашвили, которым последний и его приближенные, как подчеркивал Троцкий, стремились придать героический смысл. Речь идет о поддержке меньшевиков до перехода к большевикам, об обстоятельствах ограбления Тифлисского банка в 1907 году, о стратегической недальновидности и неучастии в теоретических дискуссиях, об условной поддержке Временного правительства в 1917 году, до возвращения в Россию Ленина, об отсутствии инициативности непосредственно после Октябрьского переворота, о бюро-критических и шовинистических тенденциях, свойственных Сталину.
В других статьях Троцкий, прежде всего на основе личного общения, характеризовал психологические черты Сталина, как он их видел, — его замкнутость, недружелюбие, грубость, угрюмую сосредоточенность, сквозь которые иногда неожиданно прорывались развязность и вульгарность. Через содержание всех этих работ проходит то, что в одной из статей Троцкий сформулировал, как «противоречие между крайней властностью натуры и недостатком интеллектуальных ресурсов». Троцкий явно недооценивал «злой гений» своего противника.
Среди проблем международного революционного движения второй половины 1920-х годов, к которым имел отношение Сталин как фактический руководитель Коминтерна, Троцкий ставил на первое место развитие революции в Китае.[1255] Автор отвергал сталинскую установку на блок коммунистов с Чан Кайши, на вхождение компартии в Гоминьдан. Этот курс противопоставлялся установкам Ленина на временный союз с буржуазно-демократическими движениями в колониях. Особое внимание Троцкий обращал на требование Ленина сохранить самостоятельность пролетарского движения и подчеркивал, что Сталин грубо нарушил это указание. Ни словом, однако, не упоминалось то, что сам Троцкий поначалу был за вхождение компартии в Гоминьдан.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
