— Как влитой сидит, — сказал он.
— Отлично. Давай наушник в ухо, рацию на шестой канал. Пять секунд на настройку.
Вестгейт нажал кнопку, быстро проговорил «двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять» и тут же выключил рацию. Теперь, настроенная на определенный голос, она услышит и выделит его среди любого шума и передаст без искажений.
— Все-таки зря ты это, — сказал Вестгейт.
— Надеюсь, — вздохнул Игорь. — Хорошо, надеваем куртки. И я тебя умоляю. В любой ситуации — держи мне спину, ладно? Никакой самодеятельности. Ты правильно заметил — это Москва паршивая. Это не Лондон.
— Тогда давай бронежилет, — съязвил Вестгейт.
— Вот Песоцкий привезет, я тогда на тебя посмотрю, что ты запоешь, подданный британской короны, едрит твою лопатой… — пробормотал Игорь, глядя на детектор. И тут он запнулся. Потому что экран ожил. Одно из окон кабинета пытались «прозвонить» сканером.
— Не понял, — прошептал Игорь. Он щелкнул пальцами, и клякса, болтавшаяся все это время под ногами, прыгнула ему в руку. Игорь опустил кляксу во внутренний карман. Сигнал с экрана пропал.
— Не понял, — повторил Игорь.
— Что случилось? — Вестгейт подобрался и слегка побледнел.
— Кто-то щупает окно. Странно. Вроде бы все знают, что у нас окна не резонируют.
— Ну проверка-то не помешает…
— Держи мне спину, понял?
— Да понял я, понял! Не психуй, брат. Тебе-то не впервой, я же знаю.
— Меня всегда прикрывали опытные люди. Это было их дело — убивать и умирать. Убивать-то я еще согласен. А вот умирать…
— Нас будут обязательно брать живьем, — пообещал Вестгейт. — Гарантирую. И как ты сам сказал, в результате перевербовки мы станем абсолютно счастливы.
— Я не хочу быть счастливым, — сказал Игорь. — Я хочу быть собой. — Он не сводил глаз с детектора. Тот молчал.
Вестгейт шагнул к Игорю вплотную и положил ему руку на плечо. И Игорю стало легче. Бешеный выброс адреналина, который всегда заставал его врасплох в первые минуты опасности, начал постепенно сходить на нет. Его снимала эта теплая сильная рука.
Игоря вдруг охватила волна неведомого ему ранее чувства. Это было нечто странное, на грани понимания, удивительный сплав разных эмоций. И первым желанием было сказать Вестгейту что-то очень хорошее. Он поднял было глаза на брата, но тут в дверь позвонили.
***
Вместе с Песоцким в дверь ввалился молодой человек со здоровенным кофром в обнимку. Оба новоприбывших были одеты в точности так же, как Игорь и Вестгейт, и оба оказались буквально в мыле.
— Привет, дядя Саша, — сказал Игорь.
— Воды… — прохрипел Песоцкий, пробегая мимо Игоря на кухню. Там тут же зажурчало и раздались хлюпающие звуки. По старой московской привычке Песоцкий пил воду из-под крана, чего, конечно, нельзя было делать уже лет тридцать.
— Витя, — запаленным голосом представился молодой человек с кофром. Он уронил свой ящик посреди гостиной на пол и, озираясь, не глядя сунул руку в сторону братьев.
— Игорь, — сказал Игорь.
— Алекс, — сказал Вестгейт. Рука у парня была скользкой и горячей, и Вестгейт украдкой потянул из кармана носовой платок. Игорь в это время демократично вытирал ладонь о джинсы.
Песоцкий вошел в гостиную и сунул Вите стакан воды, к которому тот жадно припал и грамотно высосал маленькими глотками.
— Ты чего от меня сбежал? — спросил Песоцкий Игоря. — Давай работай, — скомандовал он Вите, и тот, поставив стакан на стол, принялся вскрывать ящик.
— Нам поболтать надо было, — сказал Игорь виновато.
— А я, как чмо последнее, десять минут переулками носился! Чуть бабку какую-то не переехал!
— Дядя Саша, извините. Так получилось. Рефлекс.
— Не на тех у тебя рефлексы! — заявил Песоцкий. — Я бы постоял в сторонке, уши завязав узлом. Тоже мне, конспирация! Да хоть вы там трахайтесь, мне-то что?! А в итоге я затрахался!
— Я больше не буду, дядя Саша. Честное слово.
— Вы тут что, все семьями дружите? — спросил Вестгейт брезгливо.
Песоцкий смерил его оценивающим взглядом.
— Допустим, — сказал он с вызовом. — Здесь тебе не Лондон, сынок.
— Меня зовут Алекс, — Вестгейт протянул руку.
— Ебанько, — представился Песоцкий.
— Александр Дмитриевич, — объяснил Игорь. Час назад он бы выходку Песоцкого от души приветствовал. Теперь ему было немного стыдно.
Вестгейт, не скрываясь, достал платок и вытер руку. Потом он вопросительно посмотрел на Игоря. Тот пожал плечами.
Песоцкий эскапады с платком не заметил, потому что повернулся к Вите, напряженно глядящему в ящик.
— Ну? — спросил он.
— Непонятно, — пробормотал Витя. — Вроде бы ничего и нет. Но чую я какую-то активность, чую, Сан Дмитрич.
— Так, — объявил Песоцкий. — С одной стороны, братцы-кролики, более удобного места, чем этот домик, для вас и не придумаешь. А с другой стороны, отсиживаться здесь нельзя, потому что вы должны сделать дело. Поэтому будем вас отсюда выводить. Сейчас все устроим и через полчасика выведем. Никаких проблем, ничего опасного, стандартная операция прикрытия.
— Что случилось-то? — спросил Игорь. — What the fuck is going on? Война, что ли?
— Палево, — ответил Песоцкий. — Огромного калибра. На моей памяти ничего подобного не было, а мне, ребятки, уже, япона мать, пятьдесят шестой.
— Провал сети?! - Вестгейт машинально схватился рукой за нос и покрутил его туда-сюда.
— Прошу, — Песоцкий указал братьям на диван, и те послушно сели. Сам он расположился в кресле, вытянув ноги и сложив руки на животе. Несколько секунд он наблюдал, как Витя что-то крутит в своем ящике, затем повернулся к братьям и раздраженно цыкнул зубом.
— Сейчас я передам то, что мне приказано, — заявил он. — Это для тебя, Алекс. Текст следующий: «Тридцать первого мая лег в больницу Каспер, к сожалению, прогноз тяжелый». Это первая часть сообщения.
— Ох! — только и вымолвил Вестгейт. Он задрал глаза к потолку и начал перебирать губами, что-то бурча про себя.
— Липар его фамилия, — мгновенно сообразил Игорь. — И он действительно загремел в больницу с сердечным приступом. Однако! Что скажете, дядя Саша? Крутая у нас резидентура в Скандинавии, а?
— Ага, — кивнул Песоцкий. — Только за эту скандинавскую развалину они тянут ниточку с позавчерашнего утра. Я так понимаю, ночью они ему вместе с сердцем малость починили голову.
Вестгейт спустился с небес на землю и теперь, поджав губы, неприязненно смотрел на Песоцкого.
— Это был замечательный человек, — сказал он сухо.
— Ты прости меня, сынок, — сказал Песоцкий. — Но я всегда говорил, что у нас одни задачи, а у вас — другие. И каждый раз, когда ваш человек работает с нами, мы имеем кучу неприятностей.
— Но Служба-то у нас общая, — напомнил ему Игорь.
— Сомневаюсь. Очень я, Игорек, сомневаюсь, что общая.
— Перестаньте, — сказал Вестгейт. — Мы все делаем одно дело. Служба называется Контрольной совсем недаром. Я не могу называть конкретных дел и результатов, но я вам клянусь, Александр Дмитриевич, что это так. Мы — важнейшая на планете организующая сила. Главное связующее звено между всеми правительствами мира.
— Только правительства этого почему-то не понимают, — заметил Песоцкий.
— Да, мы никогда не сможем рассказать им о наших делах, — развел руками Вестгейт. — Но от этого гуманный характер Службы не изменится, верно? Что бы сейчас было на Земле, если бы Служба не взяла контроль в свои руки? Война была совсем рядом. Желтые против белых, белые против черных, исламисты против христиан, коммунисты против всех. И дураки с атомными бомбами — повсюду.
— Да я не спорю… — потупился Песоцкий. — Только методы, методы…
— А откуда другие-то? — вступился за нелегалов Игорь.
— Готовность двадцать минут, — сообщил Витя.
— Хорошо, — кивнул Песоцкий. — Сам знаю, что других нет! — вдруг рявкнул он на Игоря. — Но противно мне, понимаешь? Я оперативник, я солдат! Лицом к лицу! И все честно.
— Но мы тоже работаем честно, — сказал Вестгейт мягко. — Да, мы манипулируем человеческим сознанием. Но при этом мы никогда не вредим. А конкуренты делают это на каждом шагу. Сейчас, когда началась охота, крови будет очень много. И мы опять не сможем ответить по принципу «око за око». Мы снова будем добренькими, всех простим…
Песоцкий внимательно посмотрел на него исподлобья.
— Ну верь, верь… — пробормотал он. — Блаженны верующие, ибо их… Забыл.
— Блаженны только нищие духом, — сказал Игорь. — Что-то мне водки хочется.
— И мне, — признался Вестгейт.
— Ты как себя чувствуешь?
— Физически — отлично.
— Все равно водки нельзя, — вздохнул Песоцкий. — Ну как, воспринял информацию?
