Он уже достиг своей главной дипломатической цели в июне, заключив договор о нейтралитете. Если Генрих V не перехитрит его, что было вполне возможно, он был в безопасности, по крайней мере, еще год от большой коалиции между французским правительством
арманьяков и английским королем. Конечно, ему было выгодно, чтобы его враги в Париже были заняты английским вторжением в ближайшие месяцы. Но срыв переговоров между советниками Генриха V и Рено де Шартром означал, что это, скорее всего, произойдет в любом случае. На самом деле цель герцога на конференции в Кале была та же, что и у Генриха V: запугать Совет Карла VI и заставить его принять его условия. Формальный военный союз был даже не на втором месте. Человек, столь разбирающийся в ценности пропаганды, как Иоанн Бесстрашный, не мог рисковать оттолкнуть народное мнение в Париже и остальной Франции, открыто вступая в союз с национальным врагом. Тем не менее, личные встречи между руководителями имеют много преимуществ, одно из которых заключается в том, что взаимопонимание может быть достигнуто без формальных соглашений между встречающимися. Представляется вероятным, что к тому времени, когда Иоанн Бесстрашный покинул Кале 13 октября, эти два человека договорились об определенном стратегическом сотрудничестве в течение следующего года, даже если оно было далеко от союза или признания претензий Генриха V[624].
19 октября 1416 года Парламент открылся в Расписной палате Вестминстерского дворца в присутствии Генриха V, чтобы услышать необычный рассказ канцлера Бофорта об этих событиях. Божий замысел, сказал он им, не был осуществлен им за один день. Святой Дух сотворил мир за шесть дней и отдыхал только на седьмой. Предыдущие Парламенты и Большие Советы, сказал Бофорт, призывали короля к переговорам с Францией в надежде избежать войны и пролития христианской крови. Никто не мог отрицать, что Генрих V сделал все возможное. История его правления была непрерывной борьбой за мир. Канцлер тенденциозно рассказал о переговорах с Рено де Шартром. По его словам, были сделаны подробные предложения, над которыми работали прославленные дипломаты, но все безрезультатно. Французы, "пресыщенные гордыней и забывшие о своей слабости и поражении", отвергли всякую возможность соглашения. Поэтому "давайте вести войну, чтобы иметь мир, ибо цель любой войны — мир". Палата Общин проголосовала за еще одну двойную субсидию. Три четверти субсидии должны были быть выплачены в феврале 1417 года, когда ожидалось заключение контрактов на военную службу для нового вторжения во Францию. Сбор оставшейся суммы был отложен до ноября 1417 года, но король получил специальное разрешение брать под нее займы заранее. В результате приток денег за зиму составил 112.807 фунтов стерлингов, что стало самым большим показателем за одно полугодие за весь XV век. Вдобавок к тяжелым налогам, взимавшимся в течение последних трех лет, это представляло собой финансовое бремя, превосходящее все попытки Эдуарда III или Ричарда II. Действительно, по отношению к населению и ресурсам страны это бремя превосходило все, что было предпринято впоследствии, вплоть до великих войн XVIII века. Заседание Парламента закончилось на воинственной ноте 18 ноября 1416 года. Томас Бофорт, граф Дорсет, который на сегодняшний день оказался самым выдающимся военачальником, был возведен в герцога Эксетер с субсидией в 1.000 фунтов стерлингов в год из доходов короля, "слишком малой для такого великого человека", говорили лорды. Король объявил о своем намерении вторгнуться во Францию летом следующего года, "чтобы покорить непреклонное упрямство французов, которое не смягчить ни сладким молоком коз, ни пожирающим вином мести, ни даже самой тщательной дипломатией". Однако, несмотря на всю риторику и бряцание мечами, уже появлялись первые признаки усталости от войны и истощения от налогов. Палата Общин серьезно отнеслась к заверениям канцлера, что это должна быть война, чтобы положить конец войне. Они поставили условие, что Генрих V не должен пытаться перенести сбор второй субсидии или просить еще одну до того, как эта будет собрана. Архиепископ Чичеле приказал, чтобы праздник Святого Криспина, в который произошла битва при Азенкуре, отныне отмечался во всех церквях с дополнительными молитвами. Но блеск Азенкура угасал по мере того, как становились очевидными трудности, связанные с использованием этой победы. В последующие месяцы епископы сообщали, что призывы к молитвам и процессиям в поддержку следующей кампании короля были восприняты вяло[625].
Единственным участником конференции, который ничего не добился в Кале, был Сигизмунд I Люксембург. 24 октября он отправился в Дордрехт, первый этап своего долгого пути в Констанц. Его попытка выступить в качестве арбитра западноевропейской политики потерпела публичную неудачу, которая, должно быть, ранила этого гордого и амбициозного человека. Не получив никаких преимуществ в других направлениях, он стал открытым врагом правительства Франции. Под давлением Генриха V, побудившего его к поверхностному примирению с Иоанном Бесстрашным, Сигизмунд I быстро открыл для себя фундаментальные конфликты, разделявшие империю и Бургундский дом. Через несколько дней после отъезда из Кале он обнаружил, что вынужден избегать проезда через владения Иоанна на обратном пути, из-за опасности попасть в плен. Что касается его договора с королем Англии, то он не принес ему ничего, кроме новых военных обязательств и безнадежных мечтаний о возвращении франкоязычных провинций империи из-под власти французской короны. Генрих V и Сигизмунд I отнеслись к своим обещаниям менее серьезно, чем большинство историков. Вскоре после отъезда из Кале Сигизмунд I написал королю письмо, которое Генрих V назвал "дружеским", заверив его в "братской помощи, которую я надеюсь получить и от него". Проблема заключалась в слабом положении самого Сигизмунда I в Германии. У него не было ни власти, ни средств для оплаты армии или даже собственной свиты. Прибыв без гроша в Нидерланды в конце октября, он был вынужден финансировать свои расходы, заложив полученные в Англии подарки у ростовщиков Брюгге, включая регалии Ордена Подвязки[626].
* * *
Во Франции главным результатом союза Генриха V с Сигизмундом I и его публичной интриги с герцогом Бургундским стало предсказуемое изменение симпатий населения к правительству и самая смелая попытка создать единый фронт против захватчика. Главной фигурой в обоих событиях был Дофин, Иоанн Туреньский. После смерти Иоанна Беррийского в июне он унаследовал титул герцога Беррийского, а вместе с ним и богатые владения старика в Берри и Пуату, что значительно повысило его статус и увеличило его ресурсы. Однако этот мощный символ власти оставался тем, кем он был всегда: пассивной, бесцветной фигурой, живущей далеко от центра событий в Эно, политической марионеткой, которой манипулировал его тесть Вильгельм Баварский.
В конце августа 1416 года, как только он окончательно определился с датой встречи с Генрихом V, Иоанн
