– Я предлагала тебе зайти в гости. Так вот, если хочешь посмотреть дом, я покажу. А то, что он большой – это, скорее, минус, а не плюс.
– Отчего же?
– Счастья он никому из своих обитателей не принес. Мы живем все вместе, но почему-то я этого совсем не чувствую. Почти не пересекаюсь с родителями в течение дня, даже, когда они дома. Мы не разговариваем, максимум парой слов перебрасываемся. И то, разговоры эти на отвлеченные темы. Скорее, о погоде заговорим, чем о том, что у меня в школе произошло. Мама помешана на моде, постоянно вертится у зеркала, постоянно наведывается в салоны, сидит на диетах. Детей предпочитает не замечать. Отец думает только о работе. Я не разделяю их интересы, в итоге остаюсь невидимкой. Брожу по дому, как призрак, теряясь на его территории. Потому и говорю, что лучше бы ему быть маленьким. Есть подозрение, что в этом случае, мы хотя бы иногда сталкивались нос к носу, и у нас была бы нормальная, среднестатистическая семья. Я хочу теплоты и домашнего уюта, а не постановочной картины: «семейство аристократов, официальный прием». Нож, вилка, накрахмаленные салфетки, свечи... Нет, это эстетично, красиво, но утомляет, когда постоянно происходит одно и то же. Еще бесит, что мы всегда едим в одно и то же время. И не важно, есть у меня аппетит, или же нет. Раз мама сказала, что мы должны садиться за стол, мы это делаем. Бесит меня это показное благополучие.
Дитрих вновь провел параллель между Амандой и Люси. Это уже само собой получалось. У них неожиданно оказалось много общего. Если вдуматься, то здесь-то как раз были противоположные ситуации. Люси находилась под тотальным контролем. За каждым её шагом следили. Как следят за действиями заключенных, что попали в тюрьму по обвинению в особо тяжких преступлениях. Аманду наоборот никто не контролировал, на нее не обращали внимания. Но схожи их ситуации были в одном: обе девушки в итоге чувствовали себя несчастными. Одна от недостатка внимания со стороны родителей, другая от переизбытка.
– Идём? – напомнила Дитриху о своем присутствии собеседница.
Он согласно кивнул. Следовало, конечно, от этой экскурсии отказаться, но ему было интересно посмотреть, в каких условиях обитает Аманда. Иногда по интерьеру можно понять характер человека. Увидеть, что он любит, чего старательно избегает.
На данный момент Дитрих знал об Аманде ничтожно мало. Какие-то крупицы информации. Недостаточно материала, чтобы нарисовать психологический портрет, ни разу не ошибившись.
Это не было новой симпатией. Это был обыкновенный интерес к человеку, что с завидным постоянством появляется у него на пути. Пока все мысли Дитриха крутились в основном вокруг того, что Аманда – интересная личность, загадочная, и ему хочется немного приоткрыть завесу тайны, сорвать покровы. Увидеть её настоящую, а не маску, что так старательно раз за разом ему демонстрировали.
Она одинока, любит черный цвет, слушает темную музыку, а не то, что выбирает большинство её сверстниц. Но при этом интересует её именно музыка, а не музыканты. Их внешность для Аманды вообще никакого значения не имеет. Она оценивает качество звучания, и сладкой внешностью к безголосому коллективу внимание её не привлечь. Странно, но Дитриха это открытие радовало. Он привык, что все девушки, слушавшие мрачную музыку, были падки на внешность исполнителей, а не на тексты их песен. Если бы он сам выступал на сцене, его, наверняка, задевало бы за живое, вызывало отторжение столь поверхностное отношение.
Пожалуй, Аманда даже слишком одинока. У нее совсем нет близких подруг. Ей не с кем делиться переживаниями, она все переосмысливает и переоценивает сама. Живет обособленно, хотя говорят, что жить в обществе, оставаясь свободным от общества – невозможно. Своим существованием Аманда опровергала это заявление.
Дитриху вновь стало жаль её, но он старательно отделывался от чувства жалости. Аманда не давала поводов думать, что нуждается в чьей-то жалости. Немного пооткровенничала с ним, но и только. Она не говорила, что мечтает о сочувствии со стороны. Она слишком любит себя, чтобы однажды взять, да разрыдаться на плече у своего собеседника. Не тот случай, не тот характер. Она, скорее, будет улыбаться. Улыбки будут фальшивыми, но она в этом не признается. Слезы упадут с ресниц в тот момент, когда никого из посторонних людей рядом не останется.
Ланц внимательно разглядывал свою спутницу. Она шла чуть впереди. Наверняка, чувствовала, как он смотрит ей в затылок, но все равно не оборачивалась.
Где-то Дитрих слышал, что все события в истории рано или поздно повторяются. В его личной истории все повторялось ужасающе быстро. Почти так же он прогуливался с Люси по школе. Она его тоже слегка раздражала, а потом...
– О чем задумался? – поинтересовалась Аманда, словно почувствовавшая, что молчание негативно отражается на состоянии Дитриха.
– О пирожных, – сболтнул он, не особо задумываясь, что говорит.
Он, правда, думал о сладком лакомстве. Размышлял, не обнаружит ли однажды Аманду на пороге своего дома с пирожными. Только в руках у нее, наверняка, будет не корзинка, а коробка, перехваченная шелковой лентой, с эмблемой кондитерского дома.
– Ты любишь сладкое?
– Более или менее.
– Это как?
– Раньше очень любил, сейчас склоняюсь к тому, что равнодушен.
– А я вот не люблю. Сахар в любых количествах кажется мне приторным. Хотя, однажды я попробовала кофе с сахаром. Мне понравилось. Даже странно. Всегда считала, что кофе, как, впрочем, и чай с сахаром – моветон.
– Я не пью подслащенные напитки.
– Правильно делаешь. Рафинад забивает весь вкус, – ответила Аманда. – Раз уж мы заговорили о гастрономических предпочтениях, то не могу не упомянуть о том, что не переношу алкоголь. Он не вызывает у меня ничего, кроме отвращения.
– И что же, никогда его не пробовала?
– Пробовала. Мне не понравилось. Кроме того...
Аманда некоторое время колебалась, потом все же продемонстрировала Дитриху свою открытую ладонь. На светлой коже четко была видна бледная полоска. Длинный шрам, оставшийся на память от той вечеринки, где Аманда высказалась о пьяных людях.
– Откуда?
– Одна прекрасная леди, имевшая неосторожность – перебрать с алкоголем, не смогла спокойно выслушать мои упреки. Решила проучить меня, взялась за нож, а я… Я схватилась за лезвие, не думая о том, что делаю. Нужно было что-то сделать, и я сделала первое, что пришло в голову. Вот результат. Правда, та девушка была напугана моим поступком. Сказала даже, что я сумасшедшая. Наверное, в тот момент я так и выглядела. По привычке улыбалась, хотя больно было ужасно.
