Возвращаясь к двойственному отношению поэта в Богу, процитируем черновик песни «Наши предки — люди темные и грубые» (1967), где про «летающие тарелки» иронически сказано: «Пусть еретики в своем безбожии сопьются, / Чахнут от тоски и жаждут помощи от блюдца, — / Им надежды нет, и ропот тщетен их и мелок: / Бог несет ответ! И он спасет вас от тарелок» (АР-7-174, 180).
Подобное отношение к Богу прослеживается и в «Моей цыганской» (1967), в основной редакции которой лирический герой говорит: «Света тьма — нет бога» (АР-4-36). А в черновиках признаётся: «Эй, ты, рядом, кто таков? / Ест себе миногу. / Я от этих кабаков / Потянулся к богу» (АР-4-38). И в том же году была написана «богохульная» «Песня про плотника Иосифа» (другое название — «Антиклерикальная песня»), у которой известно тринадцать фонограмм (последняя — на дому у К. Мустафи-ди — датируется 26.02.1972). Более того, в черновиках «Песни о вещем Олеге» (1967) персонифицированная власть (князь Олег) представлена в образе инквизитора: «Потом в христианство людей загонял, / Даже никто и не пикнул» (АР-8-93).
В 1968 году пишется песня «Туман»: «Сколько чудес за туманами кроется — / Ни подойти, не увидеть, ни взять… / Дважды пытались, но бог любит троицу, / Трудно опять поворачивать вспять» (АР-9-76). Сравним с частушками «Кузькин Федя — мой живой…» (1972): «Сбрил усы, сошел на нет — / Есть с чего расстроиться, / Но… восемь бед — один ответ, / А бог — он любит троицу» (АР-4-196). При этом выражение «восемь бед — один ответ» лирический герой уже применял к себе в «Том, кто раньше с нею был» (1961), где ему также пришлось несладко: «За восемь бед — один ответ: / В тюрьме есть тоже лазарет, / Я там валялся, я там валялся».
А тождество «человек = бог» находит воплощение и в «Песне Бенгальского» (1968), написанной для фильма «Опасные гастроли» (1969): «Сотвори господь хоть пятьдесят Одесс, / Все равно в Одессе будет тесно. <.. > Первый гражданин Одессы — Дерибас — / Завещал умножить интересы! / То, что есть над нами бог и Каульбарс, — / Значит процветание Одессы»[1233].
Иосиф Дерибас (Хосе де Рибас) был основателем Одесского порта и в целом Одессы (отсюда — Дерибасовская улица). А барон Александр Каульбарс ни много ни мало «участвовал в работе белого подполья — “Одесский центр”, затем в Добровольческой армии и во ВСЮР[1234] (15.10.1918 — 1919)»[1235]. Поэтому вышеприведенная строфа никак не могла войти в основную редакцию песни и осталась в черновиках.
Вскоре после «Песни Бенгальского» появились «Ноты» (1969) с иронической концовкой: «Но с нами бог, а с ними композитор!»[1236] [1237] [1238]. И в том же году — уже на полном серьезе — в «Оловянных солдатиках» встретилась такая сентенция: «Вот они проблемы окаянные: / Пред людьми и богом не грешить» (АР-7-60). Однако последнюю строку автор зачеркнул и заменил на более нейтральную: «Как перед собой не погрешить». Итоговая же редакция выглядит так: «Совести проблемы окаянные: / Как перед собой не согрешить?», — где функцию «бога» выполняет «совесть».
В конце 1960-х была написана песня «Ноль семь», где женщина сравнивается с богоматерью и ангелом: «Телефон для меня — как икона, / Телефонная книга — триптих. / Стала телефонистка мадонной, / Расстоянье на миг сократив. / Девушка! Кончилось! / Я прошу — продлите! / Вы теперь — как ангел, не сходите ж с алтаря» (АР-828) (напомним, что сам Высоцкий называл Марину Влади богиней; а у телефонистки по имени Тома был реальный прототип1031).
И словно по контрасту — в «Охоте на кабанов» (1969) будет сказано: «С неба мразь, словно бог без штанов»1032 (АР-11-26), — а в песне «Переворот в мозгах из края в край…» (1970) «бог» назовет «ангелов» ублюдками и пригрозит «многих расстрелять», как и позднее в «Райских яблоках», где ангелы «стреляют без промаха в лоб».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Однако в 1971 году поэт как минимум дважды обратится к Богу с просьбой придать ему силы: «Чего-нибудь еще, господь, в меня всели!» («Горизонт»; АР-3112), «Благодать или благословенье / Ниспошли на подручных твоих! / Дай нам бог совершить омовенье, / Окунаясь в святая святых!» («Баллада о бане»; АР-7-42). А в «Разведке боем» (1970), в «Натянутом канате» (1972) и в «Чести шахматной короны» (1972) повторяется одинаковая конструкция: «С богом, потихонечку начнем!» (АР-1062) = «С богом, помолясь, / Начнем» (АР-12-46) = «И, разбив всю оптику задире, / Я сказал: “Ну, с богом'”, — а партнер / Сделал ход с Е-2 на Е-4, / Чтоб ослабить бдительность, — хитер!» (АР-13-89) (в последней песне герой также говорит: «И к ковру меня не задавить'» /3; 386/, - что вновь напоминает «Разведку боем»: «В шесть они подавят нас огнем», — а заодно и «Веселую покойницкую», написанную в том же году: «Всех нас когда-нибудь кто-то задавит»).
В стихотворении «Я к вам пишу» (1972) и в посвящении Б. Хмельницкому «Сколько вырвано жал…» (1975) также встречается один и тот же оборот: «Все, кто писал мне письма, — дай вам бог. / Дай бог вам жизни две / И друга одного / И света в голове / И доброго всего» (АР-12-90) = «Во хороши рученьки / Дай Вам Бог попасть» (АР-12-156). Сравним еще в посвящениях «Пятнадцать лет — не дата, так…» (1979) и «Ах, как тебе родиться пофартило…» (1977): «Мы в 25, даст бог, сочтем потери <…> Дай бог теперь Таганке устоять» (АР-9-50), «Теперь уж точно перевалит за сто, / Дай бог, чтоб так, спасибо, что живой» (АР-7-22); в рукописи «Марша шахтеров» (1970): «А впереди, бог даст, / Новый пласт»; в стихотворении «Упрямо я стремлюсь ко дну» (1977): <Дай бог, я все же дотону» (АР-9-110), «Даст бог, я все же дотону» (АР-9116); в посвящении «Олегу Ефремову» (1977): «Но дай бог счастья тем, кто на бульваре, /Где чище стали Чистые пруды» (АР-11-74); и даже с горьким сарказмом — в стихотворении «Мы бдительны — мы тайн не разболтаем…» (1979): «Мы умникам секреты доверяем, / А мы, даст бог, походим в дураках» (АР-7-16).
Впрочем, этот оборот может выглядеть и так: «Только помни — не дай бог тебе со мной / Снова встретиться на пути!» («Бодайбо», 1961), «Не дай бог, если выпаду за борт, — / Никто не крикнет: “Человек за бортом!”» («Человек за бортом», 1969[1239] [1240]), «Не дай, господь, чтобы война, / А то мы правнуков оставим в дураках» («Баллада об уходе в рай», 1973; АР-6-106), «Валяйте же туда, живите без корысти, / Не заживитесь, там вот это — не дай бог» («Сколько книг у Вас, отвечайте», 1980; АР-4-74).
А благодарность высшим силам присутствует также в «Погоне» (1974): «Спаси бог Вас, лошадки, что целым иду» (АР-8-20), — и в стихотворении «Живу я в лучшем из миров…» (1976): «И всё прекрасно — всё по мне, / Хвала богам от меня» (АР-6-174; сравним еще с наброском 1976 года: «Благословенная богом страна, / Так и не найденное Эльдорадо, — / Смеху подобно, — да вот же она, / Это Канада! Это Канада»; СЗТ-3-381). И тогда же было написано стихотворение «Растревожили в логове старое зло…» (1976), где поэт обращается к фашистским захватчикам: «Ты, быть может, получишь и рыцарский крест, / А на крест на могилу над Волгой готов? / Раз крестовый поход — значит, много крестов. / Бог не выдаст — свинья же, быть может, и съест. / Но и Ваши кресты — наподобие жал. / Всё обман — вы пришли без эмоций. / Гроб господень не здесь — он лежит, где лежал, / И креста на Вас нет, крестоносцы!» (АР-9-88).
Более того, в «Аэрофлоте» (1978), рассказывая о разговоре со своим начальником, который «всегда в больное колет, как игла», герой скажет: «Он — атеист, но знает: люди — братья»1оз4 (АР-7-127). Похожая ирония в отношении представителя власти имела место в «Смотринах» (1973) и в «Инструкции перед поездкой за рубеж» (1974): «Сосед орет, что он народ / И основной закон блюдет, / Что кто не ест, тот и не пьет / (Так выпьем, братья!!» /3; 86/, «Говорил со мной, как с братом, / Выяснял, что на душе, / Главный спец по демократам, / Бывший третий атташе» (АР-10-30).
